Очевидно, что с этого момента Грандье был уже приговорен к смерти и Лобардемону оставалось только на свободе подстроить все необходимые по закону формальности.
На заклинаниях 26 февраля 1634 года настоятельница Жанна заявила, что на теле Грандье были стигматы дьявола.
После этого его подвергли мучительной операции отыскания стигмата, и фельдшер Манури лишь для вида нажимая на его тело пальцем заявил, что нашел два стигмата в наиболее секретных местах тела. Доктора, бывшие при этом, дали рапорт о мошенничестве Манури, но Лобардемон уничтожил этот рапорт и принял во внимание только протокол, подписанный фельдшером Манури и одним аптекарем.
Беснования и заклинания продолжались между тем своим чередом и заклинания часто устраивались публично в церквах для поучения собравшегося народа.
Впрочем тут не обходилось без комических сцен. Однажды монах Го из Тура заклинал одну монахиню, но так как дело затянулось, то о. Лактанс вскричал, что Го ничего не понимает в заклинаниях. Го ответил ругательствами, Лактанс также и наконец Лактанс и ярости приказал бесу, сидящему в монахине, дать Го две оплеухи, что тот немедленно и исполнил, явно признав таким образом превосходство Лактанса и его власть над собой.
Другой раз бес среди всякой чепухи заявил устами одной из монахинь, что жена Лобардемона ставит ему рога.
Это показание дьявола, признаваемого, как мы говорили, достоверным свидетелем, было подобно всем речам бесноватых занесено в протокол, и Лобардемон скрепил его своей подписью, написав внизу страницы: «я свидетельствую, что это правда» (j’atteste que c’est vrai).
Впрочем смеяться никому не приходило в голову, ибо Лобардемон развесил объявления, в коих угрожает жестокими наказаниями за насмешки над экзорцистами или над монахинями.
Несомненно, что многие монахини и особенно Жанна Бельсиель, помимо настоящих истерических припадков, часто просто притворялись и действовали по предварительному уговору с Лобардемоном.
28-го апреля экзорцисты приказали бесу Асмодею, который сидел в Жанне де-Бельсиель принести подлинный акт, коим Грандье продал свою душу дьяволу.
Асмодей отвечал, что акт этот находится в аду в кабинете Люцифера и что он может доставить его только на следующий день. И действительно, в назначенный час Асмодей передал Лобардемону рукой госпожи Бельсиель следующий поразительный акт.
Сохранившийся до нашего времени оговор Урбана Грандье с Дьяволом
«Господин властитель! я признаю вас моим богом и обещаю служить вам до конца жизни. Теперь я отрекаюсь от всех других: от Иисуса Христа, от Марии и от всех святых на небе и от католической апостольской Римской церкви и от ее учения и от молитв за меня.
Я обещаю поклоняться вам по крайней мере три раза в день и делать столько зла, сколько смогу, и соблазнять всякого, кого можно, и от всего сердца я отрекаюсь от крещения и от заслуг Иисуса Христа и на случай, если бы я хотел раскаяться, я даю вам мое тело и душу, и мою жизнь, как бы я получил их от вас, так как я навсегда и без раскаяния уступаю их вам.
Подписано тако: Урбан Грандье своей кровью».
Но этого было мало. 19-го мая Жанна де-Бельсиель представила письмо самого Асмодея, в котором этот дьявол со многими грамматическими ошибками писал, что завтра 20 мая в 6 час. пополудни он и его товарищ Грезиль и Аман выйдут из тела Жанны, оставив в знак своего выхода три небольшие надреза под левой грудью на теле и на рубашке. Подписал Асмодей.
Лобардемон, будучи уверен в своем чуде, пригласил на него всех нотаблей и объявил о нем народу.
Около 6 час. Жанну привели в торжественной процессии в церковь Св. Креста, где собралась масса народу.
Хотя бывшие здесь доктора Дункан и Килье требовали, чтобы Жанне связали руки, но Лобардемон нашел это излишним и приказал немедленно приступить к заклинаниям.
Жанна стала тогда корчиться в конвульсиях, а затем легла на левый бок и через некоторое время стала стонать.
Ее осмотрели и нашли под левой грудью три небольшие ранки.
Лобардемон и его приверженцы стали тогда восхвалять чудо; один из присутствующий осмелился было сказать, что он видел в руке Жанны ножик, коим она сама себя ранила, но его заставили замолчать.
Лобардемон потребовал от врачей, чтобы в своем рапорте они признали наличность чуда. Двое из них Дункан и Килье позволили себе смеяться над этим чудом, но затем должны были бежать из Лудюна, так как Лобардемон поспешил отдать приказ об их аресте
23-го июня в ту же церковь св. Креста были приведены и Грандье, и бесноватые монахипи. Сначала Лобардемон предъявил Грандье 2 комочка из волос, крови и пепла, клочок бумаги, гусиное перо и пять соломинок и потребовал, чтобы Грандье объяснился по поводу этих предметов, ибо по словам бесов, это – талисманы для колдовства и знаки договора Грандье с дьяволом.
Обвиняемый отвечал, что он ничего не знает об этих предметах.
Тогда ему предложено было самому приступить к заклинанию монахинь. Грандье надел епитрахиль и приступил к экзорцизму. Но тут монахини превратились в настоящих фурий. Они стали поносить Грандье, бросали в него туфлями и кидались па него, дабы растерзать его, так что их еле удерживали. Они кричали, якобы от имени бесов, что Грандье их начальник, при чем Жанна де-Бельсиель превосходила всех яростью и цинизмом.
Грандье оставался спокойным и молил Бога доказать его невинность.
Обращаясь к настоятельнице, Грандье задал ей вопрос по-гречески, ибо по общепринятому мнению одержимые бесом могли говорить на всех языках.
Но Жанна от имени беса отвечала ему по-французски. «Ах, как ты хитер! Ты ведь знаешь, что первый пункт нашего договора это не отвечать по-гречески».
Так как смятение и ярость монахинь дошли до крайних пределов, и так как эти фурии действительно растерзали бы Грандье на части, то сцену эту пришлось прекратить и Грандье был снова отведен в тюрьму.
Но вскоре после этого случая некоторых монахинь и в том числе Жанну Бельсиель охватило раскаяние.
Они в церкви публично признали, что Грандье невинен, и что их обвинения – ложны, и Жанна в одной рубашке с веревкой на шее и со свечей в руках, в знак раскаяния, явилась к Лобардемону и со слезами признав, что она все выдумывала на Грандье, бросилась в сад и пыталась повеситься на дереве, но была спасена другими сестрами…
Лобардемон не растерялся. Он объявил, что это новая выходка дьявола, который теперь пытается ложью спасти своего верного слугу Грандье.
Итак, когда дьявол говорил против Грандье, то он не мог лгать, а когда за Грандье, то это была очевидная ложь. Тут не хватало логики, по Лобардемон о ней не заботился.
Монахин же подвергли надлежащему внушению и скоро они по-прежнему стали взводить на Грандье всякие бессмыслицы.
8-го шля Лобардемон наконец выбрал 12 подходящих людей, дабы под своим председательством судить Грандье. При этом он однако объяснил судьям, что если они вздумают давать голос за оправдание, то будут признаны сообщниками Грандье и из судей легко могут обратиться в обвиняемых.
18 августа 1634 года в 5 часов утра этот суд, далее не вызывая Грандье, признал его виновным в колдовстве и в наведении бесов на урсулинок и приговорил его к сожжению на костре и к предварительной пытке обыкновенной и чрезвычайной, дабы узнать имена его сообщников.
Лобардемон немедленно отправил в тюрьму фельдшера Фурно с приказом обрить у Грандье все волосы на теле и срезать ему ногти, под которыми иногда скрывается-де талисман молчания. Однако фельдшер не исполнил последней части приказания.
Затем в 9 час. Грандье был приведен в заседание суда, куда в то время впустили и много любопытных.
Грандье спокойно выслушал чтение приговора, к которому он уже давно был приготовлен, и в трогательных выражениях безо всякого раздражения против судей заявил, что он никогда не занимался колдовством, что он отрекается от дьявола и умоляет Бога, чтобы кровь, пролитая Иисусом Христом послужила ему во спасение. Он просил судей умерить жестокость его мучений, но прибавил, что надеется твердостью в муках искупить грехи своей прежней жизни.
Эти слова произвели такое впечатлите на присутствующих и даже на судей, что Лобардемон поспешил удалить публику.
Затем Лобардемон предложил Грандье подписаться уже на готовом признании в колдовстве, аналогичном вероятно исповеди Гоффриди, но несмотря на все угрозы и обещания, Грандье решительно отказался это сделать. Напрасно судьи, желая успокоить свою совесть, убеждали Грандье сознаться, говоря, что раз они все единогласно признали его виновным, то очевидно они не ошиблись.
Отсюда Грандье немедленно перевели в комнату пытки. Тщетно он просил послать ему одного из двух выбранных им священников для исповеди.
Ему дали лишь ¼ часа для молитвы.
Молитва эта была услышана и записана г-ном Обеном, помощником начальника полиции (M-r Aubin lieutenant du prevôt).
