Теперь давайте немного познакомимся с тем, как происходит в отдельных случаях это общение с умершими. Если какой–либо умерший ушел, тогда, как кто–то остался, вы могли бы спросить: как могу я сблизиться с этим умершим? Сблизиться так, чтобы он пережил меня в себе? — Это то, о чём я только что говорил. Как мне снова приблизиться к умершему, приблизиться так, чтобы я мог жить в нём? Вы должны были бы задать этот вопрос. На этот вопрос нельзя ответить правильно, если принимать во внимание только те понятия, которые стали привычными здесь, на физическом плане. Наше обычное сознание мы имеем только от пробуждения до засыпания. Однако для человека в целом, другая часть сознания, остающаяся в обычной жизни между засыпанием и пробуждением притуплённой, расслабленной, является столь же важной, как сознание между пробуждением и засыпанием. Человек в полном смысле не становится бессознательным, когда он спит, но сознание его притупляется настолько, что он обычно ничего не воспринимает. Сознание притупляется, но при рассмотрении отношения человека к духовному миру, надо брать человека в целом, всего человека, и бодрствующего, и спящего.
Вспомните свою собственную биографию. Она всегда рассматривает ход жизни с известными прорехами, разрывами. Биография описывает только то, что происходит от пробуждения до засыпания; затем жизнь прерывается. Бодрствование — сон, бодрствование — сон. Но в то время, когда вы спите, вы тоже существуете, и, если рассматривать всего человека, надо обратить внимание на состояние бодрствования и на состояние сна. Если же мы обращаем внимание на общение человека с духовным миром, мы должны принять к сведению и нечто третье. Ибо помимо бодрствования и сна существует нечто третье, что, в случае общения с духовным миром, является более важным, нежели просто бодрствование и сон. А именно, это пробуждение и засыпание. Это пробуждение и засыпание длятся всего одно мгновенье, и человек сразу же переходит в другое состояние. Но если человек развивает чувствительность по отношению к этому моменту пробуждения и засыпания, тогда именно этот миг пробуждения и засыпания становится ключом к духовному миру; этот миг величайшим образом служит для объяснения духовного мира.
При пробуждении дело обстоит так: вы знаете, что в деревне, — хотя сейчас даже в деревне такие вещи исчезают, — но когда мы, пожилые люди, были молоды, люди в деревне говорили: если просыпаешься, то не надо сразу смотреть на светлое окно, надо ещё немного побыть в темноте. — Люди в деревне знали об общении с духовным миром. Они ещё знали об этом, и они не хотели в момент пробуждения сразу же выходить на дневной свет, они хотели немного сконцентрироваться, собраться, чтобы удержать, сохранить нечто от того, что колоссальным образом проходит через человеческую душу в момент пробуждения. Нам мешает то, что мы сразу же вступаем в полный дневной свет. В городе это делают уже едва ли. Там, когда мы просыпаемся, нам мешает не только полный дневной свет, но и шум на улице, звонки трамвая, и так далее. Вся культурная жизнь идет к тому, чтобы, насколько это возможно, затруднить человеку общение с духовным миром. Тем самым не говорится ничего против этой внешней материальной культуры, но данный факт надо принимать к сведению.
При засыпании дело обстоит так, что в момент засыпания духовный мир снова подступает к нам колоссальным образом, но мы засыпаем сразу же, мы утрачиваем сознание о том, что проходит через нашу душу. Но в некоторых случаях бывают исключения. Именно моменты пробуждения и засыпания наиболее значительны для общения с так называемыми умершими, а также, — в иных случаях, — с духовными существами других миров. Для того чтобы понять то, что мне надо будет сказать в этом отношении, непременно необходимо, чтобы вы усвоили представления, которые здесь, на физическом плане, неприменимы, а поэтому их, собственно, и нет. Одно представление таково: то, что во временном отношении проходит мимо, минует, в духовном не минует, но остаётся в наличии. Это одно представление, которое в физической жизни мы имеем лишь по отношению к пространству. Если мы стоим перед деревом, а затем уходим прочь, а ещё позднее вернемся и посмотрим, то дерево не исчезнет, оно будет находиться там же. Так в духовном мире обстоит дело со временем. Если вы сейчас переживаете нечто, то это уходит прочь для физического сознания; но будучи рассмотрено духовно, оно не уходит прочь. Вы можете духовно посмотреть на него, как на дерево. Достойно внимания, что Рихард Вагнер осознавал эти вещи, на что указывают его слова: здесь время становится пространством. Тайна состоит в том, что в духовном мире есть дистанции, удаления, которые здесь, в физическом мире не проявляются. То, что событие прошло, означает лишь то, что оно отдалилось. На это я попрошу вас, — для случая, который мы рассматриваем, — обратить особое внимание. Ибо для жителей Земли в физическом мире дело обстоит так, что в момент пробуждения и засыпания события проходят мимо; если же мы находимся в духовном мире, мы при пробуждении отстоим лишь немного, чуть–чуть дальше от момента засыпания. На это надо обратить внимание. Если мы засыпаем, мы оказываемся напротив какого–либо умершего, — как было сказано, мы делаем это постоянно, только обычно это остаётся в подсознании, — когда же мы просыпаемся, мы тоже стоим напротив какого–либо умершего. Для нашего физического сознания это два разных момента. Для духовного сознания первое всего лишь отстоит от другого немного дальше, чем при непосредственном столкновении. На это я прошу вас обратить внимание связи с тем, о чем я сейчас буду рассказывать, иначе вам не удастся понять дальнейшее.
Пробуждение и засыпание, как я уже сказал, имеют совершенно особую важность для общения с умершим. В переживаниях человека в момент засыпания и пробуждения дело почти никогда не обходится без контакта с умершим. Момент засыпания в отношении общения с умершим особенно благоприятен для того, чтобы обратиться к умершему. Если мы хотим что–либо спросить у умершего, мы можем вынашивать этот вопрос, сохраняя его до момента засыпания. Итак, мы наш вопрос, наше обращение или то, что мы хотим сообщить, удерживаем до момента засыпания. Когда же наступает этот благоприятный момент, тут то мы и обращаемся с нашим вопросом к умершему, тут это сделать легче всего. Дело может осуществляться и иначе, но так — это самое легкое. Итак, когда мы зачитываем вслух (vorlesen) умершему, мы, тем самым, подходим к умершему. Я, впрочем, полагаю, что непосредственное общение наиболее благоприятно, — относительно того, что мы направляем умершему, — если то, что нам надо сказать ему, мы говорим в момент засыпания. И наоборот, относительно того, что сообщает нам умерший, самым благоприятным моментом является момент пробуждения. И снова дело обстоит так, что ни у кого не бывает, чтобы он с момента пробуждения, — когда он может об этом узнать, — не получал бы многочисленных сообщений от умерших. Мы, в сущности, постоянно говорим с умершими в подсознании нашей души. При засыпании мы задаём умершим вопросы. Мы говорим им то, о чём нам надо сказать им в глубине души. При пробуждении умершие говорят с нами. Тут они дают нам ответы. Мы должны иметь представление о том, что это всего лишь два разных пункта, и что в высшем смысле, то, что следует друг за другом, подряд, является, в сущности, одновременным, как два места на Земле являются одновременными, то есть время в них протекает синхронно. Для общения с умершими первое — более благоприятно, второе — неблагоприятно.
Мы можем поставить вопрос: что же благоприятствует нашему общению с умершими? Мои дорогие друзья, человек не может хорошо общаться с умершими, исходя из тех же мотивов, по которым мы говорим, — в основном, — с живыми. Этого они не слышат, этого они не воспринимают на слух. Итак, если человек, исходя из того же настроения, с которым говорят друг с другом в кафе или на файф–о–клок, за чашкой чая, решит поболтать с умершим, то у него ничего не получится. То, что мы по возможности делаем, чтобы поставить вопрос умершему, чтобы мы могли что–то сообщить умершему, — это соединение, увязывание эмоциональной жизни с представлениями. Допустим, что кто–то прошел через врата смерти. Вы хотите, чтобы ваше подсознание вечером передало бы сообщение этому умершему. У вас нет необходимости делать это сообщение в сознании. Вы можете весь день готовиться. Если вы в двенадцать часов дня подготовите сообщение, а вечером в десять часов пойдете спать, оно дойдет по ту сторону, к умершему, при засыпании. Однако вопрос должен быть поставлен определенным образом; не только на мыслительном уровне, на уровне представлений. Нет, вы должны направить этот вопрос умершему в чувстве и в воле. Вы должны направить его, развивая при этом сердечную, душевную заинтересованность по отношению к умершему. Вы должны вспомнить, где вы особенным образом, в любви общались с умершим, обращались к нему, и именно с таким, исполненным любви настроением, обратиться у умершему. То есть, не абстрактно, но с участием, с теплом вы должны обращаться к умершему. Тогда в душе это может получить такое продолжение, что вечером, до засыпания, без того, чтобы вы об этом знали, оно станет вопросом к умершему. Или же вы попытаетесь пробудить в своей душе то, что было особенно интересно для умершего. Или, особенно хорошо следующее: вы размышляете над тем, как вы жили с умершим здесь. Вы вызываете в своём воображении конкретный момент, когда вы были с ним вместе, и затем спрашиваете: что меня особенно интересовало в умершем? Что меня особенно пленяло в нём? Когда у меня действительно возникало впечатление, когда я, в прошлом, — говорил: я люблю то, что он говорит, он поддерживает меня, это ценно для меня, у меня возник глубокий интерес к тому, что он сказал? — Если вы восстановите в воображении такие моменты, — перенесёте их в настоящее время, — когда вы были сильно связаны с умершим, когда вы сильно интересовались им, и если затем вы обернёте это так, как если бы вы хотели что–то сказать ему, хотели поговорить с умершим, — если вы разовьете чистое чувство, и из интереса, который вы проявили, разовьёте вопрос, то этот вопрос останется в душе. Вечером же этот вопрос или сообщение отправится по ту сторону, к умершему. При этом обычное человеческое сознание может, — как правило, — мало знать об этом, поскольку человек вслед за этим заснет. Однако очень часто это остается во сне; во сне существует то, что было отправлено туда, по ту сторону. Значительная часть снов, если даже они по содержанию не сбываются, снится нам непосредственно об умерших, хотя мы неправильно толкуем такие сны. Мы считаем их известиями, посланными от умерших, однако они представляют собой ни что иное, как отзвуки вопросов или сообщений, которые мы направляем к умершим. Мы не должны верить, что умершие говорят нам что–то, если мы видим сон, но в сновидениях мы должны видеть нечто, что изошло из нашей собственной души и что идет туда, к умершим. Сновидение является отзвуком этого. Если мы разовьёмся настолько, что сможем воспринимать в момент засыпания наши вопросы или сообщения к умершим, то для нас это проявится так, как если бы умерший заговорил. Оттуда к нам во сне являются отзвуки, как если бы мы получили известие от умершего; однако исходит оно от нас. Человек поймёт это только тогда, когда ему станет понятно ясновидческое отношение к умершему. Если кажется, что умерший говорит к нам, это значит, что мы говорим ему; этого человек может не знать, если он не научится сравнивать.
