Рудольф Штейнер - Смерть как перемена жизни

В действительности, следовало бы очень точно различать эти два вида боли: эгоистическую боль по отношению к пожилым людям и боль сострадания в случае молодых людей. Ребёнок живёт в нас дальше, и мы чувствуем, собственно, то, что чувствует ребёнок. Настоящую печаль нашей собственной души мы имеем лишь по отношению к пожилым умершим. Это не лишено значения.

Именно на таких примерах можно видеть, что знание о духовном мире имеет большое значение. Ведь вы видите: в соответствие с вышеописанным может быть построен в известном смысле похоронный ритуал, культ умерших (Totenkultus). По отношению к ребёнку, который у нас умер, не совсем пригоден всецело индивидуальный похоронный ритуал. По отношению к ребёнку, поскольку он и без того живёт в нас дальше и остаётся с нами, было бы хорошо, если бы поминовение его переживалось так, что больше внимания обращалось на всеобщее, чтобы живущему с нами ребёнку давалось нечто всеобщее. Поэтому, например, при погребальной службе для ребёнка в церемониале сама служба над умершим предпочтительней, нежели особенная надгробная речь. Я бы сказал так: в случае выбора конфессий, католической или протестантской, этот выбор определяется тем, что лучше подходит для данного случая. В католической церкви особая надгробная речь не полагается, она отсутствует, там существует траурный церемониал, ритуал. Он представляет собой нечто всеобщее, он одинаков для всех. А то, что может быть одинаковым для всех, особенно хорошо для детей; хорошо, если тут поминовение можно организовать так, чтобы оно могло быть одинаковым для всех. Для умерших в пожилом возрасте большое значение имеет индивидуальное. В случае пожилого умершего наилучшим является тот траурный церемониал, при котором непосредственным образом рассматривается жизнь данного умершего. Особая протестантская надгробная речь, которая ориентирована на жизнь умершего, будет иметь большее значение для умершего; в данном случае католический ритуал имеет меньшее значение. Однако в случае поминовения дело обстоит иначе: для ребёнка наилучшее, если создаётся настроение, которое связывает человека с ребёнком; ребёнку пытаются направить мысли, которые затем, при засыпании человека, отправятся к ребёнку. Эти мысли могут носить всеобщий характер, так, например, мысли о вещах, которые могут быть направлены ко всем умершим. В случае пожилых людей необходимо, чтобы при поминовении был акцентирован именно этот отдельный человек, человек с его спецификой, чтобы ориентировались индивидуально на данного отдельного человека (умершего), размышляя о том, что было ему близко, о том, что было пережито вместе с ним. В случае пожилого человека, для того, чтобы вступить с ним правильным образом в общение, имеет значение — восстановить в воображении его существо, оживить его существо в себе самом. Итак, нужны не только воспоминания о том, что говорил умерший кому–то, особо затрагивая его эмоции: важно, чем он был как индивидуальность, что было ценно для него в мире. Пробуждая это в себе, мы получаем способность вступить в отношения с пожилым умершим и правильно провести поминовение. Итак, вы видите: для пиетета, развиваемого нами, имеет значение знать, как надо вести себя по отношению к молодым и старым умершим.

Вспомните, как часто оказывается актуальным в настоящее время, когда так много людей умирает молодыми, то, что мы можем сказать себе: они, собственно, в полной мере находятся здесь, они не потеряны для мира. Я уже говорил с вами об этом с другой точки зрения, но ведь в духовном необходимо рассматривать вещи с разных точек зрения. И если удастся овладеть сознанием о духовном мире, то тогда из этой бесконечной трагичности настоящего времени будут развиваться духовные отношения, чтобы, — поскольку умершие остаются здесь, будучи молодыми людьми, — посредством такого общения с умершими могла бы возникнуть активная духовная жизнь. Она возникнет, если материализм не сможет раскрыть свои силы настолько, чтобы Ариман раскинул свои сети и смог победить все человеческие силы.

То, что я сказал вам сегодня, таково, что кое–кто здесь, на физическом плане, наверное, скажет: меня это (вопрос об умерших — примеч. перев.) не касается, мне было бы милее иметь дело с тем, что можно сделать утром или вечером, чтобы вступить в правильные отношения с духовным миром. Но в таком случае человек мыслит не совсем правильно. При отношении к духовному миру речь идет о том, чтобы вообще развивать мысли о нём. И когда кому–то кажется, что умершие далеки от него, что ему ближе его собственная жизнь, именно тогда следует развивать те мысли, которые мы развивали сегодня. Мы должны пропустить их через свою душу, обдумывая то, что по видимости чуждо непосредственной внешней жизни. Именно это возвышает нашу душу, даёт нашей душе духовную силу и духовную пищу. Ибо не то, что кому–то кажется близким, приводит его в духовный мир, но то, что, прежде всего, исходит наружу из самого духовного мира. Поэтому не отвращайтесь от того, чтобы всесторонне обдумывать такие мысли, давать этим мыслям почаще жить в душе. Ибо нет ничего важнее для жизни, в том числе и для материальной жизни, чем иметь всеохватывающее убеждение в существовании совместного бытия с духовным. Если бы люди нового времени не утеряли столь сильно связь с этим духовным, то эти тяжелые времена не наступили бы в настоящем. Наличие этой глубокой связи мы наблюдаем сегодня лишь у очень немногих людей; в будущем она будет наблюдаться. Сегодня верят: если человек прошел через врата смерти, его деятельность по отношению к физическому плану прекращается. Но нет, она не прекращается. Постоянное активное общение имеет место между так называемыми умершими и так называемыми живыми. Мы должны сказать: те, кто прошел через врата смерти, не прекращают быть здесь. Лишь наши глаза прекращают их видеть, но они находятся здесь. Наши мысли, наши чувства, наши волевые импульсы, — все они тесно связаны с ними. Ибо именно для умерших важны слова Евангелия: «Не ищите во внешнем…Царство Духа посреди вас есть» Лк; 17, 20

Так же не следует искать умерших посредством чего–либо внешнего, но надо лишь сознавать, что они постоянно находятся здесь. Вся историческая, вся социальная, вся этическая жизнь проходит посредством взаимодействия так называемых живущих с так называемыми умершими. Человек может испытать особенное укрепление всего своего существа, благодаря тому, что он всё больше и больше проникается не только тем сознанием, которое возникает у него, когда он пребывает в надежном положении здесь в физическом мире, но проникается также и тем сознанием, которое возникает у него, когда он, исходя из верного внутреннего чувства может сказать по отношению к своим любимым ушедшим: «Умершие находятся посреди нас». Ибо это тоже составляет истинное знание, это тоже относится к истинному знанию духовного мира, которое слагается из многих частей. Можно сказать: мы в истинном смысле обладаем знанием о духовном мире, если образ наших мыслей, форма нашей речи о духовном мире таковы, что исходят из самого этого духовного мира.

Тезис: умершие находятся посреди нас — сам по себе является подтверждением наличия духовного мира, и только духовный мир может вызвать в нас истинное сознание того, что умершие находятся посреди нас.

Давайте рассмотрим сегодня кое–что из того, что мне хотелось бы назвать отношением, которое может сложиться между отдельной человеческой душой и тем, что мы понимаем под антропософски ориентированной духовной наукой. Сегодняшнее рассмотрение касается того, что когда человек слышит о духовной науке, он ещё совершенно не понимает, насколько отношение человеческой души к этой духовной науке должно быть иным, в сравнении с отношением этой человеческой души к знанию иного рода, к каким–либо иным познаниям. Духовная наука, как она подразумевается здесь, такого рода, что она говорит в человеческой душе, обращаясь к совершенно иному, нежели какое–либо иное знание. Посредством какого–либо иного знания человек может, умеет делать то, или иное, человек узнаёт в мире то об одном, то о другом. Человек узнаёт больше, чем он знал до сих пор. Но духовная наука поставлена по отношению к человеческой душе не так, что она всего лишь передаёт нечто, некие сведения, которые человек с этого момента знает. Духовная наука обращается к гораздо более глубоким импульсам человеческой души, нежели обычное знание, обычное мышление. Духовная наука охватывает, или, по крайней мере, хочет охватить в нас, то глубинное существо, которое, приходя из духовного мира, при рождении вступает, втягивается в наше человеческое земное существо, а затем, при смерти, оставляет это человеческое существо для того, чтобы в духовном мире перейти к иным задачам. Духовная наука во всём её значении для человеческой души может быть понята только тогда, когда человек на уровне чувства вполне оценит это её истинное отношение к внешнему миру и к человеческой жизни.