Ознакомительная версия.
Я познакомился с Уильямом К. Джаджем зимой 1885 года. Он тогда увлечённо изучал Бхагавадгиту. Он носил её с собой повсюду. С этих пор и навсегда она стала его любимой книгой. Её наставления формировали его жизнь и его работу. Мистер Джадж в большей степени, чем кто-нибудь, кого я когда-либо знал, владел невозмутимостью ума и мастерством в действиях. Именно этим качествам учит эта «книга беззаветной преданности», провозглашающая своей основой Йогу или единство с Высшим Духом. Он был непоколебим в своей преданности. Он всегда уверенно и твёрдо стоял «на якоре», и в этом была его сила. У него была удивительная способность работать самому, а также огромное умение руководить людьми. Страсти или слепая ненависть никогда не мешали ему. Даже тогда, когда он подвергался враждебным нападениям открыто, он твёрдо придерживался своего курса, работая ради единственной цели своей жизни – успеха Теософского общества.
Так он работал до самого конца вместе со сплотившимися вокруг и помогавшими ему друзьями. Люди, живущие по другую сторону океана, никогда не понимали ни позиции мистера Джаджа в Америке, где он был хорошо известен своей деятельностью, ни того, как невозможно было поколебать уверенность в нём. Это правда: то, что о нём говорили, выглядело сугубо личным, и потребовалось время, чтобы истинная природа его дел стала ясна всему Обществу. Однако, после того, как люди задумались и всё прояснилось, результат оказался ошеломляющим. Те, кто присутствовали на конференции в Бостоне, в апреле прошлого, 1895 года, когда сформировалось Теософское общество Америки, никогда не забудут того, что там произошло. В прошлом я не был свидетелем подобной сцены и не ожидаю такого в будущем, хотя приходилось председательствовать на многих конференциях, как медицинских, так и теософских. Там не было шумной демонстрации, но сам воздух трепетал от симпатии к Джаджу и благодарности.
Он никогда не был ограниченным, эгоистичным или самодовольным. Он мог тут же отбросить намеченный им план, если предлагали лучший, радовался, если кто-то брался исполнять намеченную им работу и немедленно начинал другую. Выполнять работу и двигать вперёд теософское движение, казалось, было единственной целью его жизни <…> Зная мистера Джаджа, как я его знал, общаясь с ним день за днём – дома, в напряжении работы, во время длительных путешествий по малонаселённым пустыням или по безбрежному океану, проехав с ним расстояние, равное двум длинам экватора, я ни на йоту не сомневался в его связи с Великой Ложей и работе для неё. Он работал для Учителей Мудрости наилучшим образом и, следовательно, исполнил предписание Е.П. Блаватской «хранить в целости связующее звено».
Д.Д.БакПоследние четыре года наше общение с Уильямом Джаджем носило, в основном, личный характер, и большую часть этого времени мы провели под одной крышей. У меня была прекрасная возможность изучить его характер, и я без колебания высказываю своё мнение о нём.
По всем моим наблюдениям в жизни Уильяма К.Джаджа не было ни одного эгоистичного поступка или желания добиться какой-то личной цели.
Возможно, я не могу оценить сокровенную деятельность этого человека, о котором вспоминаю с такой огромной благодарностью. По крайней мере, я могу сказать о том, что проходило перед моими глазами в его повседневной жизни. Во всех, без исключения, делах он проявлял бескорыстие, честность, великодушие и все другие достоинства, которые мы так высоко ценим в людях. Строгость, которую некоторые видели в нём, была внешней. Он не был терпеливым к глупости и малодушию, однако и они вызывали в нём скорее жалость, чем осуждение. Ничто не ставило виновного за черту его симпатии и внимания, за исключением упорства в явной трусости и предательства теософского дела.
В нём не было ни малейшего желания постоянно объяснять или оправдывать свои поступки. Он верил, что правильное действие с хорошим намерением в настоящий момент приведёт к соответствующему результату. Даже когда случалось что-то, что очевидно требовало особого объяснения и оправдания, он, обычно, не объяснял, не оправдывал свои действия. Наиболее разительным примером этого является послание, которое я получил от него в 1887 году, в которое было завёрнуто другое письмо, содержащее сообщение, написанное знакомым почерком, поскольку подобные «голубые» письма часто демонстрировались как «сообщения Великих Учителей!» Вложение было прямым объяснением вопроса, намёк на который был сделан в письме Джаджа. А когда я шутливо написал о его старании «проявить» сообщение ради меня, он ответил прямо и откровенно, что ничего такого не делал. В противоположность своему обычаю, он предложил теорию, как технически это можно осуществить. Несколько лет спустя мы встретились в Сент Луисе, и я показал ему письмо и вложение. Какое-то мгновение он смотрел на бумаги с обратной стороны, после чего, глядя прямо мне в лицо, просто сказал: «Я не могу объяснить, но это совершенно очевидно». На этом разговор закончился. При всей моей вере в его честность, возможно, я сомневался в нём тогда. Возможно, позднее на меня повлияла молва о «мошеннических» письмах. Но годы спустя, независимо от Джаджа, я выяснил правду об этом деле, и моя вера в его искренность был оправдана с лихвой.
Уильям К.Джадж меньше всех остальных моих друзей и знакомых тратил время без пользы. Казалось, что он никогда не отдыхает, потому что работа была его отдыхом. При этом его никак нельзя было назвать необщительным человеком.
…В течение последних нескольких лет он, казалось, всё больше и больше углублялся в работу. Но как бы много работы ему ни приходилось делать, а её было достаточно, чтобы привести в ужас обычного человека, он никогда не отказывал взять на себя чей-то груз, если это могло принести пользу теософскому движению, в которое он был так глубоко погружён. И несмотря на то, что мистер Джадж был очень сильно занят, он оставался одним из самых доступных людей, кого я когда-либо знал и одним из немногих, кто всегда был готов принять предложение. Он не знал всего и понимал это, но при этом умел применить то, что находилось под рукой.
Он всегда был моим добрым другом, от которого за все прошедшие годы я никогда не слышал ни одного грубого слова. Однако мне было известно, что в отношениях с многими «ирландский паренёк» иногда становился между ним и другими. Его истинная внутренняя жизнь для тех, кто её знал, была достаточным объяснением его очевидных противоречий и ошибок на плане повседневной жизни, общей с остальным человечеством. Но я не могу вообразить, чтобы он когда-нибудь намерено обидел или предал кого-то.
Эллиот Б.ПэйджЛетом 1894 года мистер Джадж оказал нам любезность, остановившись в нашем доме на несколько недель. В течение этого времени он проводил с нами по крайней мере один вечер в неделю до тех пор, пока болезнь не заставила его покинуть Нью-Йорк. Каждый день он приходил из офиса изнурённым умственно и физически. И каждую ночь он лежал без сна, борясь со стрелами подозрения и сомнения, пущенными в него со всего мира. Он говорил, что эти стрелы пронзают его, подобно огненным копьям. А по утрам он спускался вниз измученный, бледный и совсем не отдохнувший, ещё на один шаг приблизившийся к пределу своих сил. Но его дух оставался добрым и великодушным.
Поистине, они не знали, что делали.
Самым поразительным свидетельством его величия была мудрость, с которой он относился к разным людям, и безграничное знание характеров, которое он проявлял в руководстве своими учениками. Не существовало двух людей, к которым он относился бы одинаково. Наиболее приятными чертами его характера были симпатия и мягкость по отношению к людям. Говорили, что никто никогда не касался «больного» места человека с такой бесконечной нежностью. Я знаю многих, кто предпочитал, чтобы мистер Джадж выругал и поправил его, чем получить похвалу кого-то другого.
Нескольким из нас выпала удача знать кое-что об истинном Эго, которое использовало тело Уильяма К. Джаджа. Однажды он потратил несколько часов, описывая нам с женой опыт своего Эго, принявшего на себя контроль за телом, полученным для использования на многие годы. Этот процесс освоения был не быстрым и не лёгким и, определённо, далёким от совершенства, потому что до самого дня смерти физические склонности и наследственность тела, используемого мистером Джаджем, неожиданно проявились и мешали полному выражению мыслей и чувств внутреннего человека. Время от времени замечаемые в нём резкость и холодность поведения относились к недостатку согласованности между Эго и телом. Конечно, мистер Джадж прекрасно знал об этом и был обеспокоен из-за страха, что друзья могут посчитать это отношение его истинными чувствами. Он всегда держал свои мысли и действия под полным контролем, но его тело иногда слегка меняло их выражение.
Ознакомительная версия.
