Пауза. Маг старался подобрать наглядный пример.
– Укусы мыслеблох люди испытывают на себе постоянно, но даже не подозревают об этом. Вас никогда не посещало абсолютно неподходящее, совершенно не к месту и не ко времени воспоминание? Правда ведь, бывает, и нередко? Это и есть укусы мыслеблох. Сами по себе вреда причинить они не могут. Барьер устроен прочно, и от блох есть защита, да и не только от них… Пропустит коротенький кусочек воспоминания и закроется, отсечет блоху. Хуже, когда барьер ослаблен! Как это бывает при депрессии, нервном истощении, усталости – вот тогда он плохо отсекает блох. Человек уходит в воспоминания, живет только прошлым.
Колдун остановился и посмотрел на своих… пациентов? Они смотрели на него завороженно. В глазах светилась работа мысли, постоянного анализа информации. Но он видел и многое другое: заостренные черты лица, запавшие глаза, веки, опухшие от постоянных слез, губы в следах укусов в попытках сдержать стон от терзающей при каждом вдохе боли. Он видел и постепенную утрату веры в спасение, и проступающее через макияж куража смирение перед неизбежностью.
Потерять две Божьи Искры, объединенные в пару?! Нет, этого он допустить не может! Магический удар был нанесен, несомненно, умело, но не это важно! Мало кто мог ему противостоять в искусстве противоудара. Удар был нанесен давно – вот в чем беда. Энергетический распад зашел далеко… Ничего! Он сможет остановить и развернуть процесс!
Колдун тряхнул головой, рассеивая ненужные мысли, и продолжил:
– Еще хуже, когда защитный барьер прорван магическим ударом, то есть, сглазом, порчей, вуду, простым проклятьем. Эти воздействия парализуют рецепторы каналов отрицательных энергий, оставляя их все время в открытом состоянии, и они зияют, не в состоянии закрыться. Что же происходит? Тяжелые отрицательные воспоминания сплошным потоком льются в мозг, парализуют способность действовать, принимать решения. Дыры в барьере привлекают полчища мыслеблох. Они облепляют жертву и сосут из нее энергию… вместе с волей к жизни.
Колдун грустно покачал головой. Складывалось впечатление, что это нос качнулся из стороны в сторону, увлекая за собой лицо:
– А дальше два пути: либо тяжелейшая беспросветная депрессия и суицид, либо просто депрессия и неизлечимые соматические болезни.
В комнате повисла тяжелая тишина. Колдун вернулся к столу:
– Глаза лучше закрыть, хотя и не обязательно – поможет уменьшить головокружение…
– А вы – что, ни к чему меня не подключите? – встревожился Миха.
– Простите? – удивился Маг. – А-а! Вы имеете в виду разные кабели, электроды, всю эту электронную всячину?
Он брезгливо поводил руками в воздухе, обозначив свое отношение к современной технике.
– Да, в общем-то, – согласился Миха. Колдун улыбнулся:
– Нет-нет! У меня все – как бы это сказать? – Wireless… Беспроводное.
Он постучал себя пальцем по лбу:
– Все здесь! Это вся моя аппаратура… Готовы?
– Извините! – Эля приподнялась на локте. – А почему мы – Божьи Искры? Что это – Божья Искра? – вдруг невпопад спросила она.
– Почему вы Божьи Искры… – хмыкнул Колдун и развел руками. – Этого ни я, ни кто иной вам не скажет! Пути Творца неисповедимы… А что такое Божья Искра, точнее, кто такие Божьи Искры… – он впервые посмотрел им прямо в глаза. Они вздрогнули. Ожившая древность смотрела на них глазами Воина, – …я вам, конечно, объясню. Но это будет легче понять после Анализа Воспоминаний.
Взгляд его закружился вокруг них веселым, лукавым вихрем:
– Нина!
Нина впорхнула в комнату, не успело еще отзвучать ее имя, и подскочила к своим подопечным. Подмигнула:
– Пристегнем привязные ремни!
Из-под лежаков Нина шустро вытянула прикрепленные к ним ремни и с ловкой быстротой туго затянула широкие, закрывающие полгруди ремни, подергала пряжку, проверив ее надежность.
– А то, знаете ли, некоторые вскакивали с испугу, и вывих суставов, а то и перелом обеспечен. Имеется некоторый опыт, – бормотала она.
Заботливо все осмотрела, прихватила поднос и исчезла.
– Поехали! – задорно, по-гагарински выкрикнул Колдун. – Добро пожаловать в воспоминания доктора Михи!
Можете представить себе звук лопнувшего мыльного пузыря? Только не обычного, оторвавшегося от детской выдувалки, а величиной с небольшой аэростат? Это должен быть довольно веселый, но оглушительный ба-бахх, заполняющий все вокруг лихим звоном и разноцветной мыльной кожурой! Вот именно с таким звуком комната ухнула в никуда и понеслась пьяным вертолетом во все стороны одновременно.
Желудок Михи заполошно заметался – кто куда! – и уверенно устремился к горлу.
– А-а-а! – мысленно заорал Мишка. – Убью, суки! Впрочем, кто были эти суки, которых он будет убивать, Мишка и подумать не успел, как провалился в наполненную алмазными переливами света пропасть…
Тишина… Ощущение легкости? Нет, не легкости, а полета. Бесшумного полета. Парение? Да! Миха понял, что он парит с закрытыми глазами в безграничном пространстве, в полном одиночестве и безо всякой опоры под собой… Без опоры?!
В груди захолодело, и Миха рванулся, не зная куда, лишь бы прекратить это ощущение нескончаемого падения. Что-то крепко надавило на грудь и отбросило назад. «Господи, это же ремень! – догадался Мишка. – И значит, лежу я по-прежнему на кушетке – слава Богу! – в кабинете Колдуна!».
Эта мысль приободрила его и придала уверенности. Мишка решился открыть глаза.
«Вау!» – прозвучал в голове сочный голос американской рекламы. Он парил в центре бесконечного, радужного пузыря, переливающегося мозаикой цветов и оттенков. Все это пространство беспрерывно вибрировало, хаотично двигалось, мельтешило, дрожало. Оно было живым, но жизнь эта была какой-то механической, заученной.
Миха присмотрелся и понял.
«Твою мать! – потрясенно ахнуло у него в голове. – Это же вся моя жизнь!»
И в ту же секунду на него с грохотом обрушилась невероятной какофонией, мешаниной звуков вся музыка, которую он успел услышать за всю свою жизнь, хотя бы и случайно, хоть краем уха, из проезжающих автомобилей, из соседского магнитофона, из окон ресторанных вечеринок. Весь накопившийся за жизнь плач и смех загремел в ушах.
Все это зазвучало одновременно, сотрясая мозг.
Миха открыл рот, чтобы закричать, перекричать этот рев. Но застыл с открытым ртом. Он увидел свою жизнь.
Увидел ее всю, сразу, не как в кино, а все её события, вехи, поступки, моменты и моментики, всё сразу и всё вместе. Все победы и поражения. Все поцелуи и все скандалы. Все горе, счастье, радость и боль в единой, ставшей ядовитой, смеси.
Миша понял, что он задыхается, его разум отступает, распадается под бешеным натиском воспоминаний.
И тут его захлестнул Запах. Все запахи, начиная с нестерпимой вони разложившихся трупов, которых он препарировал студентом на судебке, и заканчивая ароматом последнего, купленного им в duty free Московского аэропорта одеколона «Hermes – Voyage». Вся нескончаемая палитра запахов в одном флаконе безумного Парфюмера.
Голова закружилась, в глазах стремительно темнело. «Я умираю», – только и успел осознать Миха. Перед веками полыхнула багровая вспышка.
Тишина… Покой… Стерильно чистый воздух. Миша смог приоткрыть глаза. Он лежал на своей кушетке в пустом центре пузыря, по радужной мыльной поверхности которого неслись неслышно смутные образы его жизни.
Рядом с ним стоял Колдун… стоял?! Разве здесь можно стоять?!
Мишка опустил взгляд. Внизу простиралась гладкая поверхность, похожая на матовое зеркало. Всем надежный на вид, крепкий пол, за одним исключением – при каждом движении по нему разбегались круги, как по воде.
– Где Эля? – первая мысль, и сразу вторая, тревожная. – Что с ней?
Мишка рывком приподнял голову. Ремень не дал ему сесть, он смог лишь слегка приподняться на локтях. Эля сидела справа от него на своем лежаке. Руки сжаты в кулаки, прижаты ко рту. Черные дорожки туши, как у грустного клоуна. Ресницы слиплись от слез. Увидев его движение, рванулась к нему, но Маг взмахом руки остановил ее порыв:
– Стоп, стоп, стоп! Вам, доктор, вставать к нему нельзя! Поверьте, все в полном порядке, и врач ему совершенно не нужен.
– Уффф! – с облегчением пробормотал Миха и уронил голову на изголовье. – Слава Богу, с тобой все нормально…
– Ох, Мишенька, – с глубокой жалостью прошептала Эля. – У тебя было такое лицо…
– Да ладно! – бодро улыбнулся Миха, вышло, правда, кривовато. – Уже всё пучком, всё супер!
Колдун поправил и без того идеальный узел галстука, он явно чувствовал себя неловко:
– Я, конечно, должен был предупредить вас, Миха, о том, что испытывает человек, когда вспоминает сразу, одним махом, всю прожитую жизнь.
Нос его смущенно поник, Колдун откашлялся:
