Не было спасения и тем, кто успел укрыться за толстыми стенами Большой соборной мечети в центре города: через считанные часы кованая дверь рухнула, и началась жестокое истребление.
Двойной дом из сырцового кирпича, с крытым двором между западной и восточной половинами, стоял совсем неподалеку от оврага. Казалось бы, вот оно — спасение, рядом. Но почти никто из обитателей не успел укрыться в нем. Да это и было бесполезно. Тех, кто выскакивал на улицу, настигали конники с мечами и пиками, внутрь заскакивали спешившиеся нукеры с ножами.
Семилетнего голого мальчонку меч воина перерубил пополам легко, как куклу из сырой глины. Раскрыв в беззвучном крике рот, тот отползал на руках от своих ног, окрашивая земляной пол широкой полосой крови.
— Аман, Аман! — кричала девочка–подросток, протягивая обросшему длинными волосами, свирепому воину что–то зажатое в кулачке. Нож чужеземца перерезал ей горло, и отчаянный крик захлебнулся в предсмертном хрипе.
Спустя много столетий, ее скелет нашли археологи в разломе стены. Около кистей рук, прижатых к горлу, была обнаружена серебряная монета — наверное, самое ценное, что на тот момент имела золотоордынская девка. Там же, внутри дома, во дворе и снаружи стен в беспорядке лежали костяки мужчин, женщин и детей. Насчитали тринадцать скелетов. Верхняя половина разрубленного пополам тела мальчика так и не была найдена: вероятно, ее унесли голодные собаки.
Похоже, хоронить погибших было некому, многие только потом были присыпаны землей. Лишь некоторые костяки имели нечто похожее на погребальные ямы. Сопротивления, по–видимому, тоже не оказывалось — около дома были найдены лишь два обломка железных ножей и пустые ножны. Впрочем, хорошее оружие нукеры, конечно, забирали с собой. Они врывались в каждый дом, вытряхивали из сундуков одежду, обувь, полотно, меха, украшения, деньги и ценности — все годилось, все переходило в бездонные переметные сумы, переносилось в обозы, следовавшие за колоннами всадников, а сейчас стоявшими на окраине города. Из закромов выгребалось ячменное зерно, набивалось в кожаные бурдюки и холщовые сумы.
И был многодневный пир победителей у множества костров, где на огне жарилось мясо баранов, варилось в котлах зерно, передавались по рукам чаши с хмельным питием. Ветер порой доносил до пирующих сладковатый запах тлена из поверженного города — запах смерти.
А вскоре разграбленный город занялся огнем, подожженный одновременно со всех сторон. Дым и зарево пожарища видно было издалека, за много–много верст степного левобережья.
Наверное, это зарево частично уберегло жителей небольшого поселения на месте будущего Волжского. Побросав все, кипчаки бежали далеко в степь, чтобы уже никогда не вернуться к сожженным и разрушенным жилищам. На всем протяжении степного берега Ахтубы почти до самой Астрахани от ордынских городов оставались одни пепелища. Профессор археологии В. Ф. Баллод дал им яркое название — «Приволжские Помпеи». Ордынское ханство после того Тамерланова нашествия покатилось к своему закату. С тех пор уже никогда не смогла оправиться от разрушений столица Золотой Орды — Сарай — Берке, приходя во все большее запустение.
Страшные, бесчеловечные картины далекой катастрофы… При виде их как–то не идут на ум досужие мысли о том, что побоища Тимура способствовали избавлению Руси от владычества Золотой Орды. Жестокость — она ведь не может радовать; даже среди варваров не каждый позволял себе веселиться над трупами врагов. К тому же в Бельджамене погибла и община русских ремесленников, рабов… Недаром Тимур оставил по себе у славянских народов заслуженную дурную память. Да и отличавшиеся жестокостью народы–завоеватели не имели исторических перспектив как единая нация — об этом свидетельствует бесстрастная наука, об этом следует помнить и нынешним воителям.
Копнов достал из пачки новую сигарету, раскурил, задумчиво разглядывая осколок поливной керамики с фрагментом бледного узора.
— Тартанлы пал следом за Бельджаменом, — сказал он, наконец, с уверенностью, словно согласившись с какими–то своими мыслями. — Отсюда до Спартановки, где, полагают, был этот ордынский городок, для быстрой конницы — лишь несколько часов хода. А следом был сожжен и здешний город…
Я поразился совпадению наших мыслей.
— Вениаминыч, ты назвал место этого пожарища городом?
— А что? Небольшие города — караван–сараи — тут вполне могли быть…
Много позже, ознакомившись со специальной литературой, обнаружив новые вещественные подтверждения нашей версии в близлежащих районах, в частности, в Рабочем поселке и на месте нового лесопарка, показав находки волгоградским археологам, мы, разумеется, более уверенно будем судить о существовании у истока Ахтубы, на месте будущего Волжского, неизвестного города. Но и на первых порах гипотеза о нем не показалась нам слишком фантастической.
В самом деле, местоположение города было вполне логично на том длинном караванном пути из Европы в Среднюю Азию и Китай, который пролегал как раз через Бельджамен, Тартанлы и далее на Восток через столицы Золотой Орды. Из–за оживленности и важного значения этой торговой магистрали пространства между Уралом и Каспием называли тогда «Великими воротами народов». Не случайно главные города Орды были воздвигнуты на Ахтубе. Именно здесь сходились торговые пути из Волжской Булгарии, Руси, Крыма, античных стран — и в обратном направлении: из Средней Азии, Монголии, Китая к берегам Причерноморья и Дуная.
Словом, уже тогда мы задумались над естественным вопросом: а что если строители действительно нашли следы какого–то небольшого промежуточного города? Ведь расстояние от Сарай — Берке, что располагался близ нынешнего Царева, до Бельджамена, который, как считают многие исследователи, был ключевым городом для купеческих караванов, — немалое, сто с лишним километров. Для повозок с лошадьми да волами, а когда и для вьючных верблюдов, — это довольно долгий путь. Поэтому сооружение караван–сараев или даже целых поселений городского типа — с теплым жильем, водой, базарами для обмена товаров — было вполне оправдано. К тому же следует учитывать типичное для золотоордынских ханов и знати стремление возводить обособленные дворцы и целые поселения на тех землях, которыми они владели. Так что, ничего невероятного в наших рассуждениях не было — дело оставалось за доказательствами.
Первое, о чем мы сразу же вспомнили, — это о тех рассказах старожилов Волжского, которые утверждали, будто один из входов в подземные катакомбы, обнаруженные во время застройки 39‑го квартала, был выложен плинтами. Золотоордынскими кирпичами! Причем некоторые кирпичи были покрыты золотистой глазурью: верный признак особого их предназначения — для отделки богатых зданий. Факт кирпичной облицовки хода был документально подтвержден в отчете маркшейдеров из Ростова–на–Дону, которые обследовали пещерный лабиринт по просьбе волжских градостроителей.
Но брали кирпич, думается, вовсе не с царевских развалин. Кому нужно за шестьдесят верст, причем, скрытно, везти сюда камень: ведь рытье ходов, как известно, велось прихожанами тайно, по ночам?!
Кирпич добывали вблизи. Быть может, именно с этого места! Или были рядом еще какие–нибудь строения.
Подтверждение этой догадке нашлось довольно скоро. В первом томе «Историко–географического словаря Саратовской губернии» А. Н. Минха 1898 года издания, который мне выдали в Волгоградском краеведческом музее, я отыскал, например, такую фразу: «Еще в 1860‑х годах у села Верхне — Ахтубинского, бывшего Безродного, виднелись развалины какого–то каменного строения…» А несколько выше сообщалось, что в окрестностях этого села «находятся 26 курганов; в трех из них… найдены 152 древнерусские монеты», а при раскопках 1873 года обнаружены еще «28 татарских серебряных монет».
Стало быть, место, где ныне вольно раскинулись жилые и промышленные массивы Волжского, в историческом смысле отнюдь не было пустынным и безжизненным, как это порой представляется нам. Люди, кочевые народы селились здесь с незапамятных времен. Даже обычные, «плановые» раскопки степных курганов волгоградскими археологами дают нам даты погребений и в несколько столетий, и в пять тысячелетий до наших дней.
Степное Заволжье с обилием разнотравья, естественными пастбищами, прекрасной охотой на диких зверей издревле притягивало людей, давало им кров и пищу. Не стала исключением и эпоха Золотой Орды.
Однако в своих рассуждениях Копнов пошел куда дальше. Не здесь ли, загорелся он, размещался легендарный Гюлистан — загородная резиденция золотоордынских ханов с монетным двором, чеканившим деньги Золотой Орды? Поискам этого города — и по литературным источникам, и на местности, когда, порой в одиночку ему приходилось мерить по степи несчетные километры, — Юрий отдал немало времени и сил. По его твердому убеждению, проблема не была настолько безнадежной, чтобы не попытаться ее проверить.
