Однажды я поставил запись в проигрыватель, соединенный с радио, и чуть увеличил громкость. Знаменитый русский пианист Горовиц исполнял фортепианную сонату Скрябина, и я спросил своих друзей, не мешает ли им музыка.
Ответ пришел мгновенно и был произнесен нараспев по-шведски: «О нет, вы дарите нам счастье». В другой вечер я спросил, постоянно ли мой голос слышен на другой стороне. Ответа не последовало. Я повторил вопрос несколько раз. Через некоторое время я услышал уже известный статический шум и голос, тщетно пытающийся пробиться через него, и вдруг внезапно раздался голос на шведском, который громко, но запинаясь, произнес: «Нужно. столько времени. для сигналами…»
Тогда я не знал точно, являлось ли то, что произошло, частью радиопередачи, или это было прямое сообщение от моих друзей. Если им удавалось «примешивать» свои передачи к радиопрограммам, то это было свидетельством того, что экспериментаторы на той стороне действуют вне пределов нашего времени и пространства.
Очевидно, я неправильно понял фразу: «Установи контакт с помощью радио», потому что призыв Лены постоянно повторялся.
На этом этапе произошло очень интересное новое явление. Это случилось вечером, когда мы во время сеанса записи сидели у магнитофона и наслаждались вечерней тишиной и покоем. Никто из нас не слышал ни единого звука, но при воспроизведении пленки в тишине комнаты вдруг раздался приглушенный мужской хор: «Слушайте, братья, мы молимся».
Исполнение было мягким и похожим на средневековое песнопение.
В другой раз голоса исполнили в той же тональности и под ту же мелодию: «Мы слышим с небес.». Затем, однажды вечером, раздался приятный женский голос: «Мы молимся с небес. мы слушаем.».
Я уверен, что слышал этот голос с теплым вибрато раньше.
Все исполнители до сих пор пожелали остаться неизвестными. Лишь несколько лет спустя, когда контакты продолжились с использованием других средств, и значительная часть помех была устранена, наши отношения начали становиться более открытыми.
Медицинский советник Феликс Керстен и его пленка. — Кто самый информированный комментатор? — Нити судьбы странным образом
переплетаются.
Однажды вечером меня навестил друг Феликс Керстен с женой. Керстен был медицинским советником и необычайно талантливым массажистом. Мировая пресса так много написала о Керстене (его книга тоже хорошо известна), что достаточно будет упомянуть лишь тот факт, что благодаря его огромному влиянию на Гиммлера, ему удалось спасти сотни тысяч людей.
После Второй мировой войны Керстен практиковал во многих странах, но основным местом жительства его семьи был Стокгольм. Мы долго не виделись, и между нами завязалась оживленная беседа. Я дал супругам послушать несколько пленок, что сразу вызвало у обоих большой интерес. Феликс попросил меня прийти к нему с магнитофоном. Он хотел поставить запись радиопрограммы, автором которой он являлся, и которую передала Западногерманская радиовещательная компания. Она называлась «Человек среди зверей» и рассказывала о спасательных операциях во времена Третьего рейха.
Однажды вечером, когда мы собрались в кругу друзей и слушали запись Керстена, один молодой человек и я стали замечать, что во время пауз говорящих раздаются посторонние спокойные голоса и дыхание. Позже мы прослушали эти фрагменты и различили мужской голос на немецком языке, комментировавший презентацию. Он звучал тихо, но был, тем не менее, хорошо слышим.
То, что казалось технической проблемой, не имело никакого отношения к комментариям неизвестного диктора, ясно различимым во многих местах записи.
Я смог услышать один женский и два мужских голоса. Женский голос, казалось, пел. Когда, например, речь шла о спасении польских евреев, вывезенных в Швецию, прозвучало очень светлое и счастливое: «Милосердие!» Это, казалось, пело то же самое сопрано, что являлось нам на Новый год во время исполнения органного соло.
Я смог также узнать голос одного из комментаторов. Человек говорил на чисто официальном нормативном немецком языке и подавал свои комментарии в сухом юмористическом тоне, одновременно вставляя саркастические замечания. Без сомнения, он был невероятно хорошо осведомлен и, должно быть, был близок к руководящим кругам Третьего рейха.
Я больше не сомневался, что программа, записанная на пленку, прослушивается кем-то в эфире, и что этим неведомым существам удалось включить в нее свою критику и комментарии. Разве не интересно, что имен но эта пленка попала мне в руки? Моим первым впечатлением было то, что кто-то снова связал воедино нити судьбы. Позже я переписал эту пленку и подверг ее тщательной проверке, записывая слово за словом. Я взял ее домой, и прослушав ее в наушниках, обнаружил те же самые звуковые явления, что и на своих пленках.
В то же самое время я открыл существование так называемого «эхо», то есть повторение некоторых слов, что, кстати, бывает с пластинками.
Загадочные колебания громкости. — Урок английского языка на немецком. -
Обычно подобное не происходит.
Тем временем наступила весна. Старая часть Стокгольма постепенно оттаивала, вода весело капала с крыш, а голуби нежно ворковали на подоконниках.
10 марта 1960 года произошло странное явление, которое сразу напомнило мне о наблюдении, сделанном осенью 1957 года, когда во время моей репетиции для записи на радио громкость начала необъяснимым образом резко меняться.
В тот вечер я ждал гостей. Несколько ученых договорились со мной о встрече. Как всегда в таких ситуациях, я испытывал неприятное чувство неуверенности, потому что не знал, готовы ли мои невидимые друзья к сотрудничеству или нет.
В таких ситуациях я обычно говорил в микрофон приветствия, задавал вопросы или просил о чем-либо в надежде, что при воспроизведении на скорости 3–3/4 дюйма в секунду я услышу ответ Лены.
Итак, я сидел у себя в мастерской, надев наушники, и тихо говорил что — то в микрофон. Внезапно я заметил, что громкость начала уменьшаться до минимума. Это сразу напомнило мне о происшествии осенью 1957 года. В этот раз я попытался поставить громкость на максимум.
Тем временем в соседней спальне моя жена поставила пластинку с уроком английского языка. Внезапно я услышал через наушники голос диктора. Обеспокоенный тем, что с моим оборудованием снова начались неисправности, я выразил свою озабоченность вслух. Так как громкость стояла на максимуме, то сеанс мог продолжаться, однако одновременно я вынужден был записывать урок из соседней комнаты.
Результат этой записи, состоявшей из моих озабоченных вопросов и голоса англоговорящего диктора из соседней комнаты, стал для меня сюрпризом. Через несколько минут прослушивания я с изумлением обнаружил, что урок ведется на немецком языке!
Сначала я не поверил своим ушам. Раз за разом я прокручивал пленку назад и внимательно слушал. Сомнений не было! Человек говорил по-немецки, ясно и безукоризненно правильно, и даже изменил тембр голоса. К сожалению, я услышал только часть этих немецких слов, остальное потонуло в звуках моего собственного голоса.
В этой трансформированной речи прозвучало следующее: «Ты должен записывать, Фридрих, — начал голос по-немецки. — Готов Моэлнбо (название маленького городка, где у нас был дом на берегу озера). наши цели и ожидания. ты понимаешь?… пока не появится. Фридрих. наша цель. ты понимаешь?…Фридрих, ты узнаешь Моэлнбо?… наша цель. ты понимаешь?»
Одним словом, мои друзья намеревались установить «связь за городом», где что- то должно было произойти.
После того, как я ясно понял формулировку, и запись урока в соседней комнате закончилась, магнитофон снова стал нормально работать.
Моя радость и удовлетворение от полученного сообщения заставили меня забыть о странной языковой метаморфозе. Я больше не думал о том, как и почему это произошло.
Только через год я понял, что именно этой записи суждено сыграть очень важную роль, о которой я расскажу подробнее позже.
Загадка радио наконец разгадана. — И снова «Черчилль». — Три языка в одной
фразе.
Я уже не помню точно, как мне пришла в голову идея соединить магнитофон с радиоприемником. Как бы то ни было, однажды вечером я это сделал и сразу заметил, что с помощью наушников я могу ясно слышать радиопередачи.