— Ты прав, Коля, есть надежда. Но дело тут не в шамане, а в самом Юган-Ики.
— Как это? — не понял охотник.
И тогда я рассказал ему о своём посвящении.
— Можно мне взглянуть на ружьё — подарок духа? — спросил Николай.
— Конечно! — засмеялся я. — Пойдём, покажу.
Через день к домику Николая подъехало ещё два «Бурана». На одном прикатил его отец Спиридон, на другом — младший брат Ванюшка.
— Питя[6]! — протянул свою крепкую руку отец Николая, здороваясь,
— Значит, с нами на соболёвку?
— Ненадолго, всего на месяц, может полтора, — сказал я. — Хочу помочь. А то мои лайки совсем застоялись. Прошлый год весь сезон в вольере просидели.
— Какие-то у тебя странные собаки. Уж очень большие, таких мы не держим… Вон лапы какие! Как у волков. На таких они всю зиму по сугробам могут бегать, — разглядывал Спиридон странных чёрных лаек.
— А «пупи» они тоже не боятся? — вдруг спросил он, как бы невзначай.
— Это медведь от них в ужас приходит. Некоторые аж на деревья заскакивают, — улыбнулся я.
— Тогда, однако, собаки хорошие. — заключил отец Николая.
Рано утром на четырёх «Буранах» мы двинулись в направлении родовых угодий семьи Киняминых. Впереди на своём стареньком снегоходе ехал Спиридон, за ним Николай, мой «Буран» замыкал колонну. К вечеру наш караван добрался до места охоты Ванюшки. Быстро была поставлена палатка. Затоплена в ней печь, и когда вытаял под её белой тканью снег, всё дно крест-накрест заложили молодым лапником. В палатке места хватило всем. На снегу вокруг неё спали только наши охотничьи лайки. Собаки между собой очень скоро нашли общий язык, и поэтому проблем с ними не было. Наутро поредевший караван двинулся дальше. Проехать предстояло ещё 40 с лишним километров. Снега было пока мало, поэтому наши снегоходы еле тащились. Мы добрались до места лагеря только после обеда. Когда поставили палатку и затопили в ней печь, у нас пошёл разговор о местах охоты.
Спиридон заявил, что его территория ведёт в направлении участка Ванюшки — на запад, в сторону Кульёгана он не пойдёт. Николай взял себе участок южнее в междуречье малого Югана и Кульёгана. Мне достался северо-восток, та территория, на которую Спиридон боялся и ступить. За разговорами прошёл вечер, наступила морозная ночь. Но спать мне не хотелось. Накинув на себя верхнюю одежду, я вышел из палатки на морозный воздух. Звёзд не было видно. Над головой висело тяжёлое чёрное небо. Было тихо и тревожно. Ко мне подбежал Халзан. Встав на задние лапы и упёршись передними в мою грудь, кобель языком дотянулся до моего лица.
— Нам предстоит серьёзное дело, — обнял я его. — Очень серьёзное. Вся надежда на тебя и на твою подругу. Тут либо он, либо мы. Другого не дано. Сможете остановить зверя, хотя бы на секунду задержать, дать возможность хорошо прицелиться, значит, останемся жить, если не получится, то как знать, может, и погибнем.
Было такое чувство, что умное животное меня поняло. Кобель заскулил и ткнулся головой мне в грудь, дескать, сделаем всё от нас зависящее, не переживай, хозяин. Видели мы косолапых — не испугаемся.
Через минуту ко мне подошёл Коля.
— Что-то не спится, — сказал он. — Интересно, что нас ждёт? Ты веришь, что мы найдём земляную гору с идолами?
— У меня с собой карта, Николай, если она не врёт, то обязательно найдём.
— Ты вот что, будь в лесу осторожен, смотри в оба! — напутствовал он меня. — Не все медведи ещё легли. Некоторые будут бродить до сильных морозов.
— Это к тебе тоже относится, — сказал я ханту.
— Отец Спиридон через месяц поедет в юрты, — продолжил Николай. — Он долго без спиртного не может, вот мы тогда на Кульёган и отправимся. Будем искать идолов, пока не найдём. Идёт?
— Идёт, — ткнул я его ладонью в грудь. — Хорошо, что я с Кулешовым договорился об отпуске без содержания…
— Ты молодец, что уговорил меня взять ещё одну бочку бензина, — добавил Николай.
Назавтра мы отправились на свои участки. Ушли рано утром и вернулись поздно вечером. Я пришёл с двумя соболями и чернышом — молодым глухарём. Заниматься белками своим собакам я запретил. Поэтому, тявкнув на белку раз или два, они её бросали и мчались искать свежий след соболя. Ханты на двоих добыли одного соболя и с десяток белок. Я отдал свою добычу Спиридону и, позвав Николая за дровами, стал его расспрашивать, что он видел.
— Следов «лупи» не встретил, — ответил на мой вопрос молодой хант. — Видать всё-таки легли, мишки-то. И Спиридону медвежий след даже старый не попадался.
— Наверное, спят косолапые, — сделал я вывод. И я, кроме беличьих да соболиных следов, других не встретил.
— Это к сильным морозам, — заключил Николай. — Хотя, кто знает, может, я и ошибаюсь.
Но молодой охотник оказался прав. Через пару дней ударил мороз под тридцать.
«Теперь мишки точно все спят, — думал я. — Это хорошо! Хоть и силен древний шаман, но против природы и он наверняка слабак. Поднять медведя в такой мороз, ой как сложно!»
А морозы с каждым днём становились всё сильнее и сильнее. Через неделю по ночам температура стала опускаться до сорока и даже ниже. Пришедшие морозы тормознули и наш промысел. Пушные зверьки ходили мало. Больше грелись в своих убежищах и дуплах. Стало складываться впечатление, что тайга совсем опустела. Но такая погода простояла дней пять, потом стало заметно теплеть. На небе появились тёмные облака, и пошёл мелкий снег. И тогда я решил идти с ночёвкой подальше от лагеря.
— Надеешься, увидим «маячку»? — прямо задал мне вопрос Николай. — Поди ночевать будешь где-нибудь на болоте. Сейчас как раз полнолуние.
— Если честно, на эту тему не думал, — усмехнулся я. — Но учту. Просто захотелось пробить дорогу подальше в сторону Кульёгана.
Ушёл я, когда было совсем темно. Взяв направление по компасу, я шёл напрямик через сосняки и моховые болота, через старые гари и осинники. Снега было для лыж достаточно, и я с удовольствием топтал дорогу для снегоходов. Вечер застал меня, как и предполагал Николай, посреди водораздельного широкого болота.
Я утоптал лыжами снег, натаскал побольше сушняку и, сделав две параллельные надьи, улёгся между ними хорошенько поспать. О «маячке» не думал. До Кульёгана было ещё далеко.
«Никакой чертовщины здесь быть не должно», — успокоил я себя.
За дорогу мне удалось добыть трёх соболей. Теперь после отдыха Предстояло с них снять шкурки. Занятие не из приятных, но что делать, не тащить же тушки назад в лагерь? Соболей мне было не жаль.
Хищные зверьки, охотящиеся, начиная с мышей и заканчивая зайцами и глухарями, не вызывали у меня симпатии. Я знал, что соболь не терпит на своём участке ни горностая, ни колонка. Но если горностай от соболя имеет шанс улизнуть, то колонок, как правило, погибает. Мне не раз приходилось находить колонков, загрызенных соболем. Вспоминая хищные подвиги куниц и соболей, я не сразу услышал тихое рычание собак. Когда я вскочил со своей лежанки, было уже поздно. Собаки с яростным лаем бросились по болоту к ближайшему ряму.
«На кого это они?» — метнулись в голове мысли.
Я стоял между двух костров, держа в руках ружьё-подарок Юган-Ики и не знал, что делать? Вокруг меня была непроглядная ночь, Луна ещё не взошла. Я ничего не видел, зато меня было хорошо видно! А между тем, в ряме на краю сосновой гривы собаки с кем-то яростно вели бой.
«Кто же это такой? — терялся я в догадках. — Может, зажали росомаху?»
И в этот момент над заснеженными просторами северной тайги раздался злобный рёв медведя! От этого рёва на лбу у меня выступил холодный пот.
«Прав был фельдшер, — вспомнил я про старика. — Сила тёмного жреца способна поднять медведя в любой мороз. Не будь у меня стариковских лаек, этой ночью мне пришёл бы конец. Михайло Потапыч вытащил бы меня из-под одеяла, и костры бы его не испугали. Потому что это уже не медведь, а человек в образе медведя. Самый настоящий оборотень».
А между тем лай стал мало-помалу удаляться. Медведь убегал на сосновую гриву.
«Надо же как близко подошёл! Буквально вплотную! Три-четыре прыжка и он был бы у костров».
Собаки пришли через четыре часа уставшие и замученные. Они упали на лапник и тут же уснули. У Халзана из рваной раны на голове текла кровь. Не лучше выглядела и его боевая подруга. У сучонки сочилась кровь с загривка.
«Да, досталось вам из-за моей глупости, — разглядывая их, думал я. — Чёрт дёрнул остаться на ночь в лесу! Завтра идём к лагерю и как можно быстрее».
Поспать мне удалось не более часа. И то, когда собаки проснулись и стали зализывать друг у друга раны.
«Хорошо, что снег мелкий, — размышлял я над случившимся. — Был бы он поглубже — собакам конец! От мишки они бы не увернулись».
Я тронулся назад, когда совсем рассвело. По накатанной лыжне идти было легко. Но измученным ночной дракой собакам было уже не до охоты. Они плелись сзади меня, то и дело поскуливая и останавливаясь.
