Утром волокуша Халзану уже не понадобилась. Очевидно, ночной стресс вернул ему силы. Кобель семенил вслед за нами, опустив хвост, но уже не скулил. Когда мы подошли к лагерю, то не узнали места, где он был. От палатки остались одни клочья, жестяная печь оказалась смятой, мешки с продуктами все порваны и мука, и крупы смешаны со снегом. Раскиданы были даже заготовленные дрова. Собаки ходили по разорённому лагерю и злобно рычали.
— Эта бестия побывала здесь рано утром, — осмотрев следы разбоя, сделал я вывод.
— Я с тобой согласен, — кивнул хант.
— Надо же сколько у него злобы! Интересно, сожрал он наши консервы? — посмотрел я на перевёрнутый ящик.
— Он их не сожрал, а раскидал и закопал в снег, — выпинывая из сугроба банку со сгущёнкой, сказал Николай.
— Ну и дела! Надо собрать что уцелело, ведь нам ещё жить да жить! Хорошо, что в моей нарте лежит ещё одна палатка с печкой. До неё зверь не добрался. В ней Н.З. продуктов.
— Смотри-ка, ты, оказывается, всё предусмотрел, — удивился охотник.
На то, чтобы отыскать все разбросанные консервы и собрать мало-мальски сахар и крупу, у нас ушло два часа. В темноте мы поставили вторую палатку и затопили в ней печь.
— На дежурстве пусть будет Дымок, — сказал Николай. — Твоих, однако, надо в тепло, так они скорее придут в себя. Если начнут есть, то придётся кормить их как следует. Плохо то, что медведь закусил почти всей нашей рыбой.
— Не всей, я вон на дерево мешок как повесил, так он там и висит. В нём мороженая щука. Так что живём!
— Живём! — согласился Николай.
Через трое суток обе мои собаки совсем оклемались. Они стали хорошо есть и даже между собой играть. Медведь больше нас не беспокоил. Было даже как-то странно. Он как будто исчез.
— Ну что, завтра отчаливаем? — спросил я Николая.
— Думаю, что надо, иначе опять стукнут морозы и на «буранах» ехать станет опасно, — кивнул головой Николай.
День ушёл у нас на сборы. Мы в кучу сложили рваную палатку и накрыли её мятой печыо. И, на всякий случай, написали записку Спиридону.
— Наверняка отец через пару дней сюда приедет, — усмехнулся Николай. — Представляю, какой у него будет вид, когда до него дойдёт, что натворил здесь шатун?
— Скажет себе спасибо, что сбежал, — прикалывая на сосну послание, добавил я.
— Как бы они с Ванюшкой вообще в юрты не уехали, — погрустнел Коля.
— Не переживай, план ты уже сделал, а охота только началась. До весны ещё столько всего будет! — успокоил я его.
— Да я не о себе, а о них. Если сбегут, чем жить будут? Останется только ершей собирать по заторам да у родни клянчить.
— Не будь таким пессимистом, — засмеялся я, складывая на нарту свои вещи. — Побирушек из них не получится. Не у кого будет просить, ты же понимаешь, что назад мы уже не вернёмся?
— Я полагаю, пупи нами подавится, — проворчал хант.
— Как ты понял, это не простой медведь, а оборотень, он проглотит нас обоих и не поперхнётся! — обнадёжил я охотника. — Неплохо было бы перед отъездом хорошенько помыться.
— Это зачем? — удивился хант.
— Чтобы у миши всё было нормально с пищеварением. А то мы так потом провоняли, что у бедняги может начаться воспаление кишечника.
— Не начнётся, — засмеялся над моей шуткой Кинямин. — Медведи тухлячок кушают и ничего.
Мы выехали на поиски забытых идолов рано угром. Сначала наш путь шёл по моей лыжне. Но за болотом нам пришлось сбавить скорость. В пойме Кульёгана снега оказалось несколько больше, и передний снегоход теперь вынужден был топтать для второго дорогу. Хуже всего стало, когда мы угодили в старый кедрач. Теперь нам приходилось часто останавливаться и прорубать для «Буранов» в пролеске просеки.
«Будет совсем плохо, если к вечеру мы не выберемся на чистоган, — размышлял я. — В такой чащобе зверюга подойдёт вплотную. Опять вся надежда на собак. Хорошо, что под деревьями снега мало».
Но постепенно кедрач перешёл в высокоствольный сосняк. Стало заметно светлее. И через пару часов вечерние сумерки нас застали на просеке болота.
— Всё, разбиваем лагерь, — сказал я сам себе, останавливая «Буран». — Дальше нельзя. Видишь, начинается густой рям, — кивнул я подъехавшему Николаю.
Мы быстро разбили лагерь, но палатку ставить не стали. В палатке человек для медведя как в ловушке, понимая это, мы улеглись отдыхать у надьи под открытым небом. Недалеко от нас устроились на снегу и три наши лайки. На удивление собаки вели себя спокойно.
«Значит, вокруг нас пока никого нет», — отметил я, засыпая.
Ночь прошла без происшествий. На рассвете в километре от костра лайки облаяли соболя. На этом все их охотничьи страсти закончились.
— Сколько нам ещё осталось? — спросил я ханта, изучая карту фельдшера.
— Однако километров полета до Кульёгана будет, — отозвался Коля. — А там придётся сориентироваться на местности.
— Хорошо, если карта нам поможет, — сказал я.
— Меня беспокоит шатун. Он неспроста притих, — собирая вещи, посмотрел на меня охотник.
— Вся река в тальниках. Вот там он нас и ждёт.
— Кто ждёт, тот дождётся, — усмехнулся хант, — пулю под лопатку.
Теперь дорога наша шла борами и широким болотом. На плотном снегу снегоходы бежали ходко и к вечеру мы подъехали к Кульёгану. Переночевав в березняке у небольшого озера, мы оставили свои «бураны» в лагере и надев лыжи, отправились изучать реку пешком.
— Надо посмотреть, есть ли на Кульёгане полыньи, — сказал Николай.
— Какие ещё полыньи? — удивился я. — Морозы-то стояли зверские!
— Кульёган не Юган, на нём полыньи стоят иногда до середины декабря.
— Наверное, из-за подземных тёплых ключей, — сделал я вывод.
— Не знаю! Но если они замерзли, то считай нам повезло — можно будет по льду на «Буранах» ехать, — сказал охотник.
Спустившись с невысокого яра, мы скатились на лёд реки и рядом с берегом отправились в нужном направлении. Но, пройдя пару километров, увидели за поворотом огромную покрытую туманом полынью.
— Видишь, я же говорил, — посмотрел на открытую воду молодой хант. — Что же нам делать?
— Может, удастся объехать это окно берегом, — подумав сказал я. — Надо проверить толщину льда.
Прорубив лёд, мы пришли к выводу, что на снегоходах ехать можно, и довольные пришли в свой лагерь. Вечером, сидя у костра, мы стали ещё раз сравнивать карту реки с той картой, которую мне дал фельдшер. Получилось, что до кургана с идолами от места, где мы остановились, примерно 30–35 километров.
— Если, конечно, карта верная, — посмотрел на неё охотник.
— Может, повезёт, тогда на «Буранах» это расстояние мы проедем за день, — высказал я надежду.
— А если не повезёт? — спросил Коля.
— Тогда оставим технику и пойдём дальше на лыжах, — пожал я плечами. — Другого выхода у нас нет.
Как и предполагал Николай, нам не повезло. И не потому, что влетели в полынью, а по причине того, что снегоход ханта сломался.
— Наверное, прогорел поршень, — высказал предположение охотник. — Как так получилось? Перед охотой поставил новые поршни, и на тебе!
— Что же ты старые-то не захватил? — укорил я его. — Они бы тебя что, утянули?
— Что-то не подумал!
— Тогда придётся твой снегоход оставить здесь. Обратно вернёмся на моём, потом с запчастями скатаемся за твоим, — сделал я деловое предложение.
Николай кивнул и, оставив оба «Бурана» на льду реки, мы опять встали на лыжи. В дальнейший путь было решено взять с собой ручную нарту.
— Вернёмся сегодня назад или нет, неизвестно, — сказал я. — Лучше будет, если захватим с собой печь, палатку и спальники — может, на кургане нам жить придётся.
Захватив всё необходимое, мы снова двинулись вверх по Кульёгану. Прошло не более часа такой дороги, и я стал узнавать местность: вокруг нас всё было так, как и на карте старого фельдшера.
— Здесь за поворотом должен быть урий[7],— посмотрел я на рисунок. — За ним ещё поворот, но уже направо. Там исток, а на берегу истока стоит рукотворный холм или курган с идолами. Нам осталось километра два, не больше!
— Ты забыл сказать, что тот курган охраняет зверюга с лапами огромного старого лоза[8], и она нас ждёт, — добавил Николай.
— К тому же смеркается, а кругом вдоль реки сплошная красноталовая чащоба, так? — спросил я его.
— Так-так! — кивнул головой промысловик-охотник.
— Короче, мы в западне, ладно что вовремя спохватились. Кстати, где наши собаки? — оглянулся я по сторонам.
— Они идут лесом по берегу, исчезли сразу же как мы остановились, — припомнил Николай.
— Плохо, что их с нами нет, давай-ка назад, к снегоходам. Завтра утром сюда снова придём.
