в них те символы, которые они собой представляют, и потому слышит и читает слова в контексте своей социальной обусловленности.
ОШИБКА ЧЕЛОВЕКА В ТОМ, ЧТО ОН ВСЕГДА ИЩЕТ ОБЪЯСНЕНИЙ, ПОДДЕРЖИВАЮЩИХ ЕГО ОБРАЗ МЫШЛЕНИЯ, ЕГО ВЗГЛЯД НА МИР.
Что касается использования слов и попытки увидеть в них то, чем они в действительности являются, то следует осознавать, что существует три типа плохих привычек, в которых человек индульгирует опять и опять.
КОГДА ЧЕЛОВЕК СТАЛКИВАЕТСЯ С ЧЕМ-ТО ВЫХОДЯЩИМ ЗА РАМКИ ПРИВЫЧНОГО, ОН ВСЕГДА ПРИБЕГАЕТ К ОДНОМУ ИЗ ТРЕХ ТИПОВ ПЛОХИХ ПРИВЫЧЕК:
— ФАНАТИК ИГНОРИРУЕТ СЛУЧИВШЕЕСЯ И ДЕЛАЕТ ВИД, БУДТО НИЧЕГО НЕ ПРОИЗОШЛО.
— ВЕРУЮЩИЙ ЧЕЛОВЕК ПРИНИМАЕТ СЛУЧИВШЕЕСЯ ЗА ЧИСТУЮ МОНЕТУ, СЧИТАЯ, ЧТО ОН ПОНИМАЕТ ПРОИСХОДЯЩЕЕ.
— ГЛУПЕЦ ОЗАДАЧЕН СЛУЧИВШИМСЯ И НЕ ЗНАЕТ, ПРИНЯТЬ ЕГО ИЛИ ОТБРОСИТЬ, И ПОТОМУ ОН СТАНОВИТСЯ ОДЕРЖИМЫМ СВОИМИ ВОПРОСАМИ.
Если читатель хочет понять и оценить учения Толтеков, ему следует старательно избегать этих дурных привычек и занимать позицию воина.
КОГДА ВОИН СТАЛКИВАЕТСЯ С ЧЕМ-ТО НЕОБЫЧНЫМ, ОН ВЕДЕТ СЕБЯ ТАК, СЛОВНО НИЧЕГО НЕ ПРОИЗОШЛО, ПОТОМУ ЧТО ОН НЕ ВЕРИТ НИ ВО ЧТО ВО ИМЯ САМОЙ ВЕРЫ. ХОТЯ ВОИН ПРИНИМАЕТ ВСЕ ЗА ЧИСТУЮ МОНЕТУ, ОН НЕ ОБРАЩАЕТ НА ЭТО ВНИМАНИЯ, ТАК КАК ЗНАЕТ, ЧТО МИР ЯВЛЯЕТСЯ СОВСЕМ НЕ ТАКИМ, КАКИМ ВЫГЛЯДИТ. ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ ВОИН ВЕДЕТ СЕБЯ ТАК, СЛОВНО КОНТРОЛИРУЕТ СИТУАЦИЮ, ДА ЖЕ ЕСЛИ НА САМОМ ДЕЛЕ ОН СОВЕРШЕННО ОЗАДАЧЕН, ПОСКОЛЬКУ БЛАГОДАРЯ ТАКОМУ ПОВЕДЕНИЮ ОН ИЗБЕГАЕТ ЗАМЕШАТЕЛЬСТВА, ВЫЗВАННОГО ОДЕРЖИМОСТЬЮ.
Давайте посмотрим, как это происходит, использовав в качестве примера историю Толтеков, описанную в начале книги. Фанатики считают эту историю фантастической и не придают ей никакого значения. С другой стороны, верующие люди могут принимать этот рассказ за чистую монету и считать его истинной правдой. Однако приходить в замешательство в отношении того, какие части этой истории выглядят правдоподобными, а какие неприемлемыми, значило бы становиться одержимым такими вопросами, ответы на которые лишь приводят к появлению еще большего числа вопросов. Задавать вопросы, на которые не существует ответа, — достаточно неплодотворное и глупое занятие.
В противоположность первым двум, воину присущ совершенно иной образ мышления, так как он очень хорошо знаком со свойством слов вводить в заблуждение и с тем фактом, что они всегда скрывают истину. По этой причине воин читает и слушает слова, принимая их за чистую монету, но ни на мгновение не начинает верить, что сами по себе слова являются той истиной, которую он ищет. Воин знает, что слова несут в себе истину точно так же, как чашка вмещает воду. Очевидно, у чашки и воды, которой она наполнена, нет ничего общего; точно так же нельзя сравнивать буквальное значение слов и ту истину, которую они несут в себе.
Рассмотрим пример понятия энергетического поля. Вероятно, нет никакой возможности понять этот термин в его буквальном значении, и все же нам приходится принимать его за чистую монету, так как это позволяет обогатиться знаниями.
Понятие "энергетическое поле" вызывает у рационального разума представление о каком-либо излучении, будь то свет, цвет, звук, магнитные свойства, электричество, осознание или любая другая форма излучения. Кроме того, подобное поле явно является трехмерным, хотя ничто в самом понятии не позволяет однозначно определить, какую именно форму принимает это поле. Является ли оно круглым, продолговатым, нитеподобным или сферическим? Понятие не объясняет ни то, откуда возникло это поле, ни то, какое воздействие оно оказывает. Нам не известно, распространяется ли оно линейно, пульсирует ли, изменяется или колеблется. Иными словами, мы не знаем предназначения этой энергии, и потому не можем сказать, какую роль она может играть для нас. Более того, нам не известно, не будет ли это энергетическое поле восприниматься иначе при наблюдении в рамках иной системы отсчета.
Очевидно, понятие "энергетическое поле" оказывает большую помощь в формулировании наших знаний, однако само по себе оно является совершенно неподходящим, если описывает то, что видящий способен постичь в одно мгновение. Действительно, видящий может написать целую диссертацию о том нечто, которое он увидел во всей его полноте за один миг восприятия. Вслед за этим он может написать другую диссертацию в попытках обосновать то, что он видел, затем еще одну о его значении, а потом много других — о возможных целях, приложениях и происхождении увиденного и так далее. После того как читатель таких диссертаций старательно прорвется сквозь все эти бесконечные описания, он по-прежнему не сможет ясно понять, что же на самом деде представляет собой энергетическое поле — по той простой причине, что он никогда его не видел и не замечал его воздействия.
Если бы воину приходилось прибегать к такому обучению, он, подобно любому человеку с улицы, безнадежно заблудился бы в лабиринте ничего не значащих слов. С другой стороны, если он видит и использует слова как символы увиденного, он начинает понимать, что слова представляют собой лишь трамплины к подлинному знанию, ключи позволяющие войти в настоящий новый мир восприятия.
Именно по этой причине воин принимает все за чистую монету, но ничему не верит. Это означает, что воин не придает значения буквальному значению слов, понимая, что они лишь скрывают истину, но при этом придает значение. Самим, словам, так как прекрасно знает, что при правильном использовании они приведут его к тому знанию, которое скрывают.
Поэтому говорят также, что воин никогда не верит во имя самой веры, так как знает, что мир не, таков, каким он выглядит. Таким образом, вчитываясь или вслушиваясь в слова, воин понимает, что он усваивает слова, в которые необходимо вникать или, строго говоря, придавать им звучание.
Такой процесс озвучивания известен как работа со звуком. Работа со звуком представляет собой скорее деятельность сердца, чем работу разума. Она подразумевает умение распознавать и доверять тому странному ощущению, которое точнее всего описывается как вслушивание во что- то, что звучит правильно.
Восприимчивость к такому ощущению приводит к невероятному потоку знаний — знаний, которыми воин часто обладает, даже не подозревая об этом! Однако в такой момент всегда вмешивается разум, отрицающий это ощущение как воображаемое. Для таких мгновений существует хороший способ различения, который справедливо именуется обоюдоострым мечом. Различение подобного рода способно либо помочь воину достичь ясности, либо разрушить ново обретенные знания.
По этой причине воин ведет себя так, словно контролирует ситуацию, хотя на самом деле может быть совершенно озадачена поскольку признание ощущения знания и возникающее затем доверие к такому поднимающемуся от сердца знанию несет в себе наибольшую угрозу для рационального разума, который считает это покушением на его власть. Вследствие этого воин испытывает страх
