Я взглянул на зеркало — стекло как стекло. Перемигнулся с отражением и тоже было пошёл почивать, но остановился.
Подумав несколько мгновений я окликнул домового.
— Эй, ты спишь?
— Да. — Шныга демонстративно зевнул.
— Послушай, а можно увидеть умершего?
— Ушедшего, — поправил домовой.
— А как же ваш знакомый?
— У него за бабки.
— Не понимаю — зачем ему старые женщины…
— Я хотел сказать: за деньги.
— А это что?
— Такие бумажные листочки… На них иногда написано, какому количеству золота он соответствует.
— Интересно выходит — на брусок прилепил название и грызи осину, а думай что это хлеб.
Я вспомнил про чёрный " кирпичик".
— Примерно так и есть. Ты можешь помочь?
— Не знаю за результат.
— То есть не можешь?
— Плод падает, когда созреет. Бог даст — свинья не съест.
— А это то причём?
— А при том. Дорога пролегает мимо владений Князя.
— Опять ты про этого Князя.
— Ваш знакомый разве не предупреждал что это опасно?
— Что-то говорил.
— Ты идёшь один?
— Вася ещё хотел повидаться…
— Уже лучше…
— Так когда?
— Лучше всего, когда Селена укрепляет своими лучами дорогу ушедших.
— ?
— По-вашему — в полнолуние.
— Ближайшее?
— Можно и ближайшее. Лучше всего в ночь Примирения, это в начале лета.
— Лиго?
— Ага.
— Хотелось бы повеселиться… Сам понимаешь.
— Ваши души слишком тяжелы… Дорога может не выдержать.
— И что?
— Ухнешь в Хлябь, а потом я волоска не дам за твою голову!
— Ну что ж — придётся кое-чем пожертвовать. Надо ещё с Васей переговорить.
— Вот и переговори, а я спать хочу.
Шныга заворочался и громко зевнул, вскоре донеслось сладкое сопение.
— И скучно, и грустно, и морду некому набить. Все дни слились в один под знаком пофигизма и лени…
— Ничё, скоро навеселимся!
— Ты на Лиго что делаешь?
— Ну не знаю… Может курочку какую подцеплю.
— С тремя перьями?
— Подкалываешь?
— Слушай, — есть одно интересное дело. Как ты с книгой? Освоился?
— Ну не знаю…
— А кто должен знать?
— Что ты хочешь? Конкретно.
Я кратко изложил свой план.
— Думаешь? Этот, колдун, говорил — опасно для психики.
— Я думаю — не страшнее, чем ты выдуваешь литр разбавленного спирта.
— Ну, ты и сравнил — спирт вещь полезная.
— А сон — нет? Без спирта ещё можно обойтись, а без сна никак!
— Лично я заснуть не могу, пока не остограммлюсь.
— Ну, ты даёшь! Прямо феномен. Только в этот раз воздержись. Вспомни бесов. Сон сном, а на ус то мотай.
— Давно намотал — тут, понимаешь, сидю после работы. Дремаю, значит — то есть отдыхаю. Кепарик на нос надвинул, что б свет не мешал. Слышу, дверь приоткрылась. Я глазы открыл — стоит пёс, клыки ощерил, говорит — Ну, долго ещё сидеть будешь? Запирать надо. Ну, думаю, дошёл — уже собаков говорящих вижу. Голову поднял, а это сторож. Так что…
— Так что, чао!
Глава 4. Пропавшее интервью
В электричке я сразу заметил знакомую фигуру. А.А. ответил на приветствие, а я включил диктофон — всегда надо попытаться обмануть провидение.
— Добрый вечер.
— Добрый.
Агасфер молчал. Я тоже. Колёсики выстукивали "Rock over Bethoven". Просвистела встречная. Пауза явно затягивалась.
— Давайте о банальном. О счастье, например. Вот что такое счастье?
— Счастье? Отсутствие страдания.
— И всё?
— Да.
— Люди несовершенны…
— Понять своё несовершенство — уже первый шаг к совершенству.
— Будда тоже об этом говорил.
— Будда? Рака.[38]
— Дурак?
— Нет. Пустоголовый.
— А как же боевые искусства?
— Они основаны на вере и знании себя. Но не на пустоте, так ревностно проповеданной господином Гаутамой. Смею предположить, Будда просто ничто — до шага в ничто он ещё существовал, а там — ничто. А с ничто что взять?
— Так буддистов полон восток.
— И не только. Что ж — если учитель был пустоголовый, то чего ожидать от последователей… Может господин Дарвин вовсе не ошибался — обезьяна может только подражать, пародировать. К сожалению, и христианство эта беда не миновала.
Крыть было нечем, и я задал вопрос от балды.
— Ну, как вам в наше время?
— Мало что изменилось…
— Но всё-таки изменилось?
— Мусора стало больше, бесноватых.
— А как же свобода нравов?
— Всё по старому.
— А люди?
— Не изменились.
— Разве?
Агасфер задумался.
— Привитое дерево отторгает неблизкие себе по природе черенки, и человек также отторгает всё чуждое ему, но что близко по духу то прививается.
— Всё, как попы говорят, от бога. Вы много пожили, совсем другой уровень знания…
— Знаю только, что проживи я ещё сто лет или двести, да хотя бы и тысячу, я так и буду гостем на этом уютном зелёном шарике.
— Не такой он и уютный. Учений, как собак нерезанных. А разборок между ними!
— Бог открывается всем по-разному — следовательно, сколько ни есть на земле понятий, все они часть Бога. Все качества присущие людям присущи Богу, но не все качества Бога присущи людям.
— Бога никто не видел.
— Или некто?
— Ну, скажем так — многие не видели.
— Бог не виноват в том, что они от жизни воспринимают лишь то, что в состоянии воспринять. Гордыня — считать свой угол зрения самым широким.
Объявили Иманту.
— Мне выходить скоро. Давайте, про религии в другой раз.
— Спасибо вам, Александер.
Старик достал платок в крупную клетку и промокнул повлажневшие глаза. Не люблю сантиментов, тем более было из-за чего.
— Не за что. Это моя работа. Счастливо. Спасибо за беседу.
Я придержал ногой дверь и метнулся в тамбур. Не знаю почему, но в душе расцветали незабудки и пели соловьи.
— Клёвый старикан, — сказал я отражению. Двойник с шипением исчез в нише, а я скатился на перрон.
Дома я на всякий случай переписал разговор на бумагу. И как чувствовал: хотел послушать кассету на сон грядущий и на тебе — вместо голоса Агасфера шипение и в конце грохот, и звук приземления, смешанный с отборной руганью. Надо же. Я и не знал.
Домишко, если так можно было назвать пятиэтажную, старой постройки махину, стоял на отшибе. Я осмотрел в бинокль подступы — вроде мы первые. Как можно бесшумнее мы прошли в заброшенное здание.
— Классно! — не удержался Вася.
Ещё бы — высокие потолки, местами лепнина. Лестницы с перилами чугунного литья. Мраморные, истёртые ступени.
— Слушай, ни хуя не понимаю — людей из хат выбрасывают за долги, а тут такой домище пустует…
— Ты думаешь, я понимаю? Лучше молчи. Не забудь — может тут кто-то уже есть!
— Понял. — Васин голос упал до шёпота.
Не помню, сколько времени мы потеряли на поиски искомой комнаты, но всё-таки нашли. Одна стена была добротно покрашена белой эмульсионкой, с остальных трёх щерились разнообразные твари — плоды воспалённого воображения. На полу аккуратно выведена пентаграмма, заключённая в круг и ещё какие то символы и буквы.
— Паскудное место! — напарник почесался — Окон нет, а свет есть.
Тут и я обратил внимание на отсутствие окон. Вернее они были, но наглухо затянуты чёрным крепом. Тогда откуда свет? Чудо? В наше время чудес не бывает — чудо это пока не понятое явление, значит…
Я внимательно осмотрел потолок и увидел, что он заклеен лавсановой плёнкой. Понятненько — видимо на чердаке есть люки. Свет через них падает вниз, на плёнку и в комнату. Хорошо продумано.
— Саня, глянь сюды. — Васька так и танцевал от нетерпения.
— Ну, что?
— Дверь. Может, посмотрим что тама?
— Ничего не трогай! — прошипел я, но было поздно. Спец по взлому ухватился за ручку и… раздался истошный вопль. У меня внутри всё обмерло. У Васи отвисла челюсть.
— Чо стоишь идиот, рвём, пока не спалились! — я дёрнул его за рукав, но двинулся он лишь после хорошей затрещины. Мы выскочили на лестничную клетку и посыпались вниз. Оказавшись у входа, я остановился, и второй фашкой остановил партнёра. Выждав ещё пару минут я начал медленно подниматься. На втором этаже что-то заставило меня осторожно глянуть в окно.
— А, чёрт!
— Что?
Вместо ответа я показал — следуй за мной. Мы дали б фору любым индейцам на тропе войны — как птицы взлетели на пятый и перевели дух.
— Что — они?
— Угадал, — я устало прислонился к стене.
— Что делаем?
— Ты как попугай — что, что, что! Ховаться надо и чем быстрее, тем полезнее для твоего и моего здоровья.