Среди вещей, которые мы рассматривали в наших рассуждениях, есть такие, о которых можно сказать, что они, собственно не являются значительными и характерными, если речь идет о том, что современное человечество должно получить нечто новое. Но это фундаментальные вещи, фундаментальные истины, и они действительно предстают человечеству как новые. И нам не нужно далеко ходить, чтобы показать, в чем состоит новизна антропософского движения. Она состоит в том, что две истины, принадлежащие к нашим, так сказать, фундаментальнейшим вещам, подступают к человеческой душе все более убедительным образом — это истины перевоплощения и кармы. Можно сказать так: если антропософ обладает серьезным стремлением, то первое, что он находит на своем пути, это необходимость познания перевоплощения и кармы. Мы, к примеру, не можем сказать, что некоторые вещи, скажем возможность под-няться в высшие миры, приходит в культуру Запада как нечто фундаментально новое благодаря антропософии; ведь тот, кто знаком с развитием Западного мира, кто знает, что были мистики, такие, как Якоб Бёме, или Сведенборг, или вся школа Якоба Бёме, знает и то, что в одно верили всегда (хотя было и много споров об этом), одно всегда имело место как воззрение: человек может подняться из обычного чувственного мира в высшие миры. Таким образом, это не есть нечто фундаментально новое. Есть и другие вещи, не являющиеся радикально новыми. Возьмем то, что фундаментально в отношении эволюции. Если мы, к примеру, будем говорить о проблеме Христа, это не будет чем-то фундаментально новым, что принесла антропософия; но самое фундаментальное — та форма, которую обретает проблема Христа, когда перевоплощение и карма утверждаются в человеческих сердцах как истины. Здесь важно то освещение, которое получает проблема Христа при условии истинности перевоплощения и кармы. Ведь проблема Христа глубоко интересовала Запад в самые разные эпохи. Можно вспомнить в связи с этим об эпохе гносиса, можно вспомнить о временах, когда углублялось эзотерическое христианство, например, христианство тех, кто соединялся под знаком Грааля или Креста с Розами, о том, как они углубили проблему Христа. Итак, не это фундаментально. Фундаментальной, важной становится эта проблема для душ Западного мира, для познания и религиозных потребностей только через истины перевоплощения и кармы, так что тот, кто испытывает расширение своей души благодаря познанию перевоплощения и кармы, непременно нуждается в новом познании старых проблем. Что же касается познания перевоплощения и кармы, то тут мы должны сказать прямо противополож-ное тому, что говорилось только что о других проблемах. Мы можем, самое большее, указать на то, что идеи перевоплощения и кармы стали робко входить в западную культуру во времена Лессинга, который в своем "Воспитании человеческого рода" пришел к ним. Затем мы находим и другие примеры того, как к этой проблеме подступали глубокие умы. Но на деле лишь в наше время перевоплощение и карма могут стать составной частью человеческого сознания, восприниматься сердцем и душою человека так, как это происходит через антропософию. Поэтому можно сказать: отношение человека нашего времени к антропософии характеризуется тем, в состоянии ли он принять в себя, познать, исходя из каких бы то ни было предпосылок, идеи перевоплощения и кармы. Это самое существенное, от этого все зависит. Остальное более или менее естественным образом вытекает из того, может ли человек верно отнестись к перевоплощению и карме.
Занимаясь этим вопросом, мы должны теперь прояснить, что это будет означать для западного человечества и для человечества вообще, когда перевоплощение и карма станут знаниями, которые, так сказать, перейдут в повседневность, подобно тому как перешли в повседневность другие истины. В ближайшее время эти идеи должны будут войти в сознание человечества в гораздо большем объеме, чем то было, скажем, с коперниканским мировоззрением. В отношении последнего нужно как следует понять, что оно, в общем-то, стремительно вжилось в души людей. Подумайте о том, что я уже говорил в публичной лекции на эту тему: много ли времени в масштабах мировой истории понадобилось для распространения этого коперниканского мировоззрения; вспомните также, что это мировоззрение охватило людей вплоть до учеников начальных школ.
Есть значительное различие между этим коперниканским мировоззрением и мировоззрением антропософским в отношении того, как они проникают в человеческие души, поскольку последнее опирается на фундамент перевоплощения и кармы. Чтобы охарактеризовать это различие, в самом деле нужна антропософская ветвь, где бы собирались люди, делающие это по своей воле, — ведь для характеристики этого различия необходимо высказать одну вещь, от которой людей, стоящих вне антропософского движения, должно просто выворачивать наизнанку!
Что же было нужно, чтобы люди, причем также и дети, столь быстро приняли коперниканское мировоззрение? Те, кто слышал мои выступления по поводу этого мировоззрения или по поводу новейшего естествознания, знают, конечно, что я вовсе не выношу отрицательного суждения об этой современной естест-веннонаучной концепции. Поэтому да будет позволено сказать, поскольку нужно точно охарактеризовать ука-занное различие: чтобы принять эту картину мира, ограниченную одной характеристикой пространства, вне-шними пространственными отношениями, потребовалась целая эпоха поверхностности! И причина того, почему так быстро прижилось коперниканское мировоззрение, в том, что люди в течение целой эпохи были поверхностны. Поверхностное миропонимание было необходимой предпосылкой для вживания в мир коперниканского мировоззрения. И как раз противоположное — внутренняя углубленность — будет необходимо для того, чтобы могли вжиться истины антропософии, особенно коренные и фундаментальные истины перевоплощения и кармы. И если сегодня мы обретем убеждение в том, что истины перевоплощения и кармы должны вживаться в человечество намного, намного сильнее и в гораздо большем объеме, то одновременно мы должны понять, что в этом отношении мы стоим на рубеже двух эпох — эпохи поверхностности и эпохи необходимого углубления, интериоризации человеческой души и человеческого сердца. Вот то, что должно в первую очередь запечатлеться в наших душах, если мы хотим полностью созна-вать, что должна принести антропософия современному человечеству. И тогда мы должны задать себе вопрос: как же будет складываться жизнь под влиянием познания истин перевоплощения и кармы?
Мы должны подумать, что же означает для человеческого сердца осознание: перевоплощение и карма — истина? Что это такое для всего человеческого сознания, для всего чувствования и мышления души человека? Каждый может понять, если подумает над этим, что речь идет о чем-то не меньшем, чем расширение человеческого "я" путем знания, путем познания — за некоторые пределы, поставленные знанию и познанию. Ибо в прошедшую эпоху весьма резко подчеркивалось, что можно знать и познавать лишь то, что заключено между рождением и смертью; все сильнее становилось убеждение, что можно лишь, самое большее, верить тому, кто восходит знанием в духовный мир. Но если рассматривать дело с точки зрения познания, оно еще не приобретает такого большого значения; важным становится оно тогда, когда с точки зрения познания мы переходим на моральную, душевно-моральную точку зрения. Только здесь раскрывается все величие и значение идей перевоплощения и кармы.
Мы можем привести сотни доводов в подтверждение сказанного сейчас, но скажем только одно. Возьмем людей прежних времен западной культуры и подавляющее большинство людей западной культуры, живущих сегодня. Даже если эти люди чрезвычайно сильно привязаны к мысли, что человек остается неприкосновенен в своем существе, когда проходит здесь, на земле, сквозь врата смерти, все же вся эта духовная жизнь, следующая за смертью, полностью отделяется от земного бытия, если нет идей о перевоплощении и карме. Человек вступает после своей смерти в духовный мир, но если нет пере воплощения и кармы, то — за исключением именно тех "исключений", которые признают более или менее спиритуалистически настроенные натуры, что в отдельных случаях умершие могут влиять на события в этом мире, — мы имеем тут дело с идеей, что все происходящее в духовном мире после прохождения человека сквозь врата смерти, будь то кара или награда, удалено от земной сферы как таковой и что последствия жизни этого человека разыгрываются на совершенно иной, внеземной сцене. Но если человек переходит к познанию перевоплощения и кармы, дело предстает совсем иным. Тут мы должны уяснить, что живущее в душе такого человека после прохождения сквозь врата смерти имеет уже значение не просто для удаленной от земли сферы, но что от пережитого им между рождением и смертью зависит будущий облик Земли. Земля будет иметь такую, так сказать, внешнюю конфигурацию, какую ей придадут люди, жившие на ней прежде. Вся планета в ее будущей конфигурации, будущее человеческое общежитие зависят от того, как люди жили прежде, в своих прошлых воплощениях. Такова душевно-моральная сторона этих идей. И человек, принимающий их, знает: каким я был в этой жизни, так я буду влиять на все, что произойдет в будущем, на всю культуру будущего! Это значит, что со знанием о перевоплощении и карме в человеке расширяется, выходя за рамки рождения и смерти, то, с чем человек был прежде знаком только в самых тесных его границах — это чувство ответственности! Мы видим, как вырастает чувство повышенной ответственности. В этом находит свое выражение то, что выступает глубоко значительным моральным следствием идей перевоплощения и кармы. Человек, не верящий в перевоплощение и карму, может сказать: когда я пройду сквозь врата смерти, я, самое большее, буду наказан или награжден за то, что я делал здесь; я испытаю последствия этого бытия на том свете, а он управляется какими-то духовными силами, которые уж как-нибудь воспрепятствуют вредному влиянию на весь мир того, что я ношу в себе. Но так уже не скажет тот, кто знает, что перевоплощение и карма есть идея, доступная познанию, ибо он знает, что люди, перевоплощаясь, становятся теми или иными в зависимости от того, как они жили в предшествующей своей жизни.
