Шрутакирти дал мне совет: “Всякий раз, когда ты идешь в комнату к Шриле Прабхупаде, старайся сделать как можно больше. Не снуй постоянно взад-вперед из-за мелочей. Сам я всегда думаю: зачем Шриле Прабхупаде смотреть на такое отвратительное существо, как я. Поэтому я стараюсь не появляться у него перед глазами без необходимости.” Эти слова открыли его смиренное и почтительное отношение к Шриле Прабхупаде, которое и я надеялся сохранить и в себе. Я оказался так близко к Шриле Прабхупаде не ради своего духовного чувственного удовлетворения, а для того, чтобы выполнять служение.
Большей частью мне предстояло выполнять обязанности простой прислуги и секретарскую работу, но я, сидя на полу в крохотной комнатке слуги, располагавшейся этажом ниже комнат Шрилы Прабхупады, испытывал радостное волнение, готовность и страстное желание научиться тому, как быть хорошим слугой.
Не первый раз мне предстояло быть со Шрилой Прабхупадой. Фактически, не более месяца тому
И
назад я уже приезжал в Лос-Анджелес со своей группой брахмачари, чтобы повидаться со Шрилой Прабхупадой. Но на этот раз я прибыл сюда с тем, чтобы стать его постоянным спутником. Я стал представлять, как это все будет. Шрила Прабхупада поприветствует меня в своей комнате, приглашая приступить к моему новому служению. Сидя за своим низким столиком, облокотившись на подушки, он улыбался, величественно и все же по-доброму — мой истинный отец. Рано утром я буду слушать, как он диктует Бхагаваталх, во время утренних прогулок я буду сопровождать его, держась рядом и чуть позади него, в то время, как он будет о чем-нибудь рассуждать. И в машине, и в храме я всегда буду подле него, готовый служить всякой его нужде.
Некоторые вещи я не мог себе даже представить. Как я буду делать ему массаж, когда он будет отдыхать под лучами позднего утреннего солнца? Как я смогу справляться с тем, чтобы готовить для него обед? Но я знал, что буду почитать его вс зсех обстоятельствах, ибо он уже навсегда занял место в моем сердце как господин, определяющий все мои поступки, как мой вечный духовный учитель. Я стану жить просто в ожидании момента, когда зазвенит его ручной колокольчик, чтобы я мог броситься в его комнату, в поклоне коснуться пола своей головой и, подняв глаза, увидеть его.
Шрила Прабхупада сидел на соломенном коврике в своем саду, представлявшем собой небольшую лужайку с обилием цветов и окруженном высокой бетонной стеной. Шрутакирти делал ему массаж, а я сидел поблизости и наблюдал. Шрила Прабхупада был расслаблен, па нем была только одна гамчха, которую он обернул вокруг талии. Время от времени он бросал взгляд на разные, цветы, росшие там. Мне доводилось наблюдать эту чудесную трансцендентную сцену и прежде, но на этот раз я нервничал, потому что теперь я должен был сам научиться как это делать. Гладкая кожа Шрилы Прабхупады двигалась под сильными и умелыми руками Шрутакирти.
Прабхупада посмотрел в мою сторону и сказал: “А гы будешь массажировать?” “Да,” — ответил я, — “но Шрутакирти посоветовал, чтобы сегодня я просто наблюдал и учился.”
Шрила Прабхупада снисходительно улыбнулся и сказал: “Это все равно, что учиться плавать на берегу.” Мы все трое рассмеялись, но я вдруг неожиданно осознал: “Ведь это служение мне придется совершать прямо вот так, сразу!” На следующее утро во время массажа я был один со Шрилой Прабхупадой. Как только я начал, он сказал: “Крепче”, — и мне потребовалась вся моя сила, чтобы продолжать в течение приблизительно сорока минут, массируя его голову, затем спину, грудь, его руки, кисти, ноги и стопы. Когда я закончил он протянул правую руку, и я налил в нее немного горчичного масла, которое он закапал себе в ноздри. Массажировать Шрилу Прабхупаду было подобно новой инициации. Для меня это был экстатический, полностью духовный обмен, самая суть поклонения слуги своему духовному учителю. Что касается Шрилы Прабхупады, то, казалось, он счел меня подходящим исполнителем. Однако приступал я к этому служению со страхом, боясь что не пройду испытание, и Шрила Прабхупада лишит меня возможности служить ему.
Вечером того же дня он позвал меня вместе с Пандитджи, учеником который редактировал санскрит, и именно тогда я познакомился с особенно пектарным служением, которое состояло в том, чтобы массировать ноги Прабхупады в то время, как он лежал в постели, готовясь отойти ко сну. Свет был выключен, и в то время, как Пандитджи массировал одну ногу, я массировал другую. Легкими сдавливающими движениями мы разминали ноги и стопы Прабхупады. ,
Я был смущен и чувствовал себя неловко, будучи допущен так близко к чистому преданному Кришны, но я также испытывал блаженное чувство родственности — ведь я вместе с одним из моих братьев был его духовным сыном, пришедшим к своему духовному отцу.
Готовить было потруднее. Я должен был одновременно варить рис, дал и овощи в котле состоящем из трех отделений. Более того, мне нужно было ставить его на огонь непосредственно перед тем, как идти делать Шриле Прабхупаде массаж, а когда я возвращался с массажа (presto!)1 все должно уже было быть совершенным образом приготовлено.
Обычно я заканчивал нарезать овощи к одиннадцати часам и клал их затем в котел вместе с рисом и далом. Дал размещался в нижнем отсеке с водой и специями. Нарезанные овощи шли в отсек номер два. А в верхний отсек котла я клал луженый металлический контейнер с двумя отделениями, в одном из которых находился рис, а в другом — кабачки.
Первые несколько дней в Лос-Анджелесе Шрила Прабхупада приходил в маленькую комнатку, где я готовил, и стоял рядом со мной, показывая, как это делать. Он объяснял, какой консистенции должно быть тесто для чапати, делая его как можно мягче. Не страшно, если тесто влажное, говорил он, так как всегда можно добавить муки, пока раскатываешь очередную лепешку.
Прабхупада также показал мне, как приправлять и, как готовить определенным образом сладкий рис.
Каждый день по окончании массажа я бегом возвращался к котелку. Моей главной проблемой был рис. Находясь в верхней части котла, он варился медленнее, чем дал и овощи, и я предпринимал отчаянные попытки к тому, чтобы довести его до готовности. В эти короткие пятнадцать-двадцать минут между массажем и обедом, пока Шрила Прабхупада принимал омовение, одевался, наносил тылаку и повторял мантру гайатри, мне нужно было приготовить чапати. После гайатри Прабхупада звонил в свой колокольчик, и на этом отпущенное мне время заканчивалось. Не мешкая ни минуты, я должен был принести ему завтрак. Шрутакирти находился рядом, чтобы давать мне советы по ходу дела, а Шрила Прабхупада в течение нескольких дней терпел менее чем средний по качеству обед. Я никогда прежде не испытывал такого смешанного чувства тревожной обеспокоенности, ожидания и наслаждения, от которого замирало сердце в груди, и которое сопровождало меня всякий раз, когда я готовил обед для Шрилы Прабхупады, предлагал его ему, стоя рядом, чтобы видеть его реакцию, и бегая туда и обратно за горячими чапати.
Территория кухни в помещениях слуги, полностью заставленная котлами и усыпанная мукой, находилась в состоянии полного беспорядка. Мой ум и чувства были в состоянии сильнейшего напряжения и готовности быть задействованными по первой же команде Шрилы Прабхупады.
Иногда Пандитджи приходил и помогал мне готовить чапати, в то время как Шрила Прабхупада кушал. Прабхупада любил их круглыми, тонкими и широкими. Раскатав лепешку на посыпанной мукой поверхности, я поднимал ее, обтряхивал муку и клал на сковородку, стоявшую на среднем огне. Когда чапати немного затвердевали и начинали пузыриться, я переворачивал их, быстро поджаривал обратную сторону, затем с помощью щипцов снимал со сковородки и держал над слабым огнем. Когда они раздувались, я убирал их с огня и смазывал одну сторону маслом. Каждая операция требовала очень точного выполнения.
Когда мы с Пандитджи по очереди бегали со свежеприготовленными чапати к Шриле Прабхупаде, он часто делал замечания. Если чапати или какое-то другое блюдо не удовлетворяло Шрилу Прабхупаду, он говорил что-нибудь саркастическое типа: “это полусырое” или “это подгорело.” Если же что-то было приготовлено удачно, он был доволен и тоже говорил об этом. Иногда я готовил что-либо, что на мой взгляд выходило плохим, а Прабхупаде это нравилось, или же совсем наоборот. Иногда он казался очень добродушным и нетребовательным, независимо от того, что я приготовил, а иногда он приходил в гнев, как будто бы моя плохая кухня была великим бедствием. Не
1 А
оставалось ничего другого, как просто беспрекословно принимать все, что бы он ни делал.
Как-то раз, когда я еще только учился готовить, несколько блюд не удались вовсе. С величаишим трепетом я принес Прабхупаде приготовленное. И как раз в этот самый момент из храма пришел один преданный с самосами от жены Шрутакирти. Прабхупада съел их с большим удовольствием, и день, таким образом, был спасен.
