Ознакомительная версия.
Будда говорил, что, когда кто-то становится сиддхой, достигает реализации, существуют две возможности. Или он остается удовлетворенным своим достижением и никуда не двигается, – и тогда он будет похож на водоем со стоячей водой, свежий, спокойный, молчаливый, без единой ряби, но это стоячий водоем, не текущая река. Будда использовал два слова. Когда человек превращался в водоем, он называл его архат. Архат означает того, кто достиг совершенства, но не поддерживает никаких отношений с другими людьми. Второе слово – бодхисатва. Если ваша медитация расцветает в сострадание, вы становитесь бодхисатвой: вы помогаете другим и делитесь с ними своим экстазом.
Какуан нарисовал десять картинок, олицетворяющих поиск человека, – а человек и есть этот поиск; он не только исследователь, но также и исследование. Поиск начинается с момента зачатия. Если спросить ученых, они расскажут, что в момент соединения мужчины и женщины мужчина выбрасывает миллионы сперматозоидов, которые начинают двигаться в сторону женской яйцеклетки. Сперматозоиды не знают, где находится яйцеклетка, но «бегут» изо всех сил. Их поиск начался. Эти клетки микроскопического размера – но они ищут яйцеклетку! И только один сперматозоид достигнет цели, другие погибнут в пути. Но один доберется до яйцеклетки и будет рожден на свет. С этого момента начинается поиск, начинается исследование. И оно продолжится до самой смерти.
Сократ умирал… Его ученики, естественно, начали плакать и причитать, но Сократ сказал: «Прекратите! Не беспокойте меня – дайте мне исследовать смерть. Не отвлекайте меня! Поплакать вы сможете и позже, я скоро уйду, но сейчас позвольте мне понять, что такое смерть. Всю свою жизнь я ждал момента, когда можно будет войти в реальность смерти».
Ему дали яд. Он лежал в кровати и наблюдал свою смерть. Он сказал ученикам: «Мои стопы онемели, но я по-прежнему такой же. Я ничего не потерял. Мое ощущение себя в точности такое, какое было до этого. Стопы мертвы». Затем он сказал: «Мертвы все мои ноги полностью, но я все тот же. Я не могу сказать, что меня стало меньше. Я остаюсь целостным». Затем он отметил: «Начинает неметь желудок, начинают неметь руки». Но он был очень взволнован, экстатичен. Он сказал: «Я по-прежнему говорю, я все тот же! От меня ничего не убавилось». Он улыбнулся: «Значит, рано или поздно смерть заберет также и сердце – но она не сможет забрать меня! Мои руки мертвы, теперь начинает слабеть сердце, и, должно быть, это мои последние слова, так как у меня немеет язык… Но я говорю, и запомните эти слова: я все тот же, я целостен».
Это было исследование смерти. С момента зачатия и до самого конца человек является искателем истины. И если вы не ищете истину, вы не человек; вам чего-то недостает. В этом случае вы можете, самое большее, казаться человеком внешне, но вы не человек. Ваша человечность – только внешняя, в сердце ее нет. И не обманывайтесь внешним – если вы взглянете в зеркало и увидите там человека, это ничего не значит. До тех пор пока ваш поиск не достигнет такого накала, что вся ваша энергия превратится в исследование, а вы сами станете поиском, вы не являетесь человеком. Именно в этом животные отличаются от человека. Животные просто живут, они не исследуют. Они не задают себе вопросов: «В чем истина?», «Что есть жизнь?», «В чем смысл жизни?», «Почему мы здесь?», «Откуда мы пришли?», «Какую цель мы должны достичь?» Ни одно дерево, ни одна птица, ни один зверь – вся эта огромная планета – не задаются такими вопросами. Это бесконечное небо никогда не спрашивает ничего подобного.
В этом величие человека. Он не велик по размеру, но он больше самого́ неба, потому что в человеке есть нечто уникальное – его поиск. Даже огромное небо не так огромно, как человек, потому что у неба есть границы, но у человеческого поиска границ не существует. Это вечное паломничество, без начала и без конца.
Эти десять быков являются отображением поиска, поиска, который я зову человеком. Какуан нарисовал эти картинки, но не испытал удовлетворения. Истина такова, что, что бы вы ни сделали, вы не будете удовлетворены. Истину невозможно выразить. И тогда Какуан написал стихи. Сначала он нарисовал десять картинок и, не почувствовав удовлетворения, написал к ним десять небольших стихов. Все, что не удалось выразить с помощью рисунка, он попытался передать стихами. И снова он был неудовлетворен. Тогда он написал комментарии в прозе. Я уверен, что после этого он чувствовал еще большую неудовлетворенность, – но уже не осталось ничего, что можно было сделать. Истина огромна, а способы ее выражения ограничены, но он постарался изо всех сил. Никому больше не удавалось совершить этого – ни до, ни после него.
Рисование – это язык бессознательного, язык визуализации. Это язык, которым пользуются дети. Дети мыслят образами, поэтому в детских книгах столько цветных картинок. Мало текста и много больших картинок – это единственный способ заставить детей учиться читать; они могут научиться этому только с помощью картинок.
Вот почему китайский и подобные языки считаются самыми древними – они состоят из картинок. В них нет букв; в китайском, корейском, японском языках нет букв – но есть тысячи картинок. Поэтому выучить китайский очень сложно – наличие же алфавита все упрощает. Для каждого предмета существует отдельная картинка! И только представьте, сколько в мире разных предметов! И это изображение никогда не означает что-то конкретное, оно только дает намек. Например, если нужно написать на китайском слово «война», «борьба» или «конфликт», для этих слов существует пиктограмма: маленькая крыша, а под ней сидят две женщины – вот что такое «борьба». Одна крыша и две женщины – борьба! Но это просто символ, намек.
Дети мыслят образами, воображением. То, о чем вы хотите подумать, сначала нужно представить. Так поступают все примитивные люди. Это язык бессознательного, и вы по-прежнему его используете. Сколько бы вы ни пользовались словами и как бы искусны ни были в своих умственных рассуждениях, ночью вы по-прежнему мыслите образами. Чем более вы просты, тем более разноцветные эти картинки, а чем вы более цивилизованы, тем меньше в них красок. Постепенно они становятся черно-белыми. Черно-белое – это язык цивилизации, а радуга – это язык примитивности. Черно-белое – это ненастоящий язык, но мы склонны… все, кто воспитан в духе аристотелевской логики, склонны мыслить категориями черного и белого: хорошо-плохо, день-ночь, лето-зима, бог-дьявол – черное и белое! И никаких полутонов. А кто находится между богом и дьяволом? Никого. Такое невозможно. Посмотрите на радугу: семь цветов. С одной стороны – черный, с другой – белый, а между ними – целая палитра цветов, следующих один за другим.
Жизнь наполнена красками. Мыслите в цвете, не мыслите категориями черного и белого. Это одна из величайших болезней, которая случилась с человеком, ее имя – аристотелизм, она произошла от Аристотеля. Вы говорите: «Этот человек хороший» – что вы имеете в виду? Затем вы говорите: «Этот человек плохой» – и что же это означает? Вы говорите: «Это святой, а это – грешник». Что вы в это вкладываете? Вы когда-нибудь встречали грешника, в котором не было бы ни капли святого? И встречали ли вы святого, в котором не было бы ничего от грешника? Разница только в степени. Это не вопрос черного или белого.
Размышляя категориями черного и белого, человечество стало шизофреничным. Вы говорите: «Это мой друг, а это мой враг». Но завтра враг может стать другом, а друг может стать врагом. Поэтому различие, в лучшем случае, относительно, оно не абсолютно.
Мыслите в цвете – не мыслите в терминах черного и белого.
Дети, примитивные люди, а также ваше бессознательное понимают язык визуализации. Ваше бессознательное мыслит образами.
Сначала Какуан попытался использовать язык бессознательного – потому что он самый глубокий – и нарисовал эти десять быков. Но он почувствовал неудовлетворенность. Тогда в качестве дополнения он написал десять стихотворений. Поэзия находится посередине между бессознательным и сознанием; это мост, переходная зона, где вещи не являются уже столь темными, но они еще и не светлые – нечто среднее. Вот почему там, где проза оказывается бессильной, поэзия может указать путь. Проза слишком поверхностна, поэзия идет глубже. Она не настолько прямолинейна, но более многозначна, более богата.
Однако Какуан по-прежнему ощущал неудовлетворенность, и тогда он написал комментарии в прозе.
Сначала он говорит на языке бессознательного, на языке художников, скульпторов, мечтателей; затем он говорит на языке поэтов, а затем – на языке логики, рациональности, на языке Аристотеля, на языке сознания. Вот почему я утверждаю, что этот эксперимент уникален: никто никогда не совершал ничего подобного. Будда говорил в прозе. Мира пела стихами. Неизвестные художники и скульпторы создали множество шедевров – Аджанту, Эллору, Тадж-Махал. Но не было еще человека, который бы сотворил все эти три вещи одновременно.
Ознакомительная версия.
