Вся эта длинная преамбула потребовалась мне для того, чтобы категорически заявить: нет, я не против морали, но это, увы, не моё амплуа. И потому бесполезно искать какую-то мораль в этой книге, которая, я надеюсь, посвящена делу.
Но, прежде чем к нему перейти, я хочу поблагодарить очень занятого моего друга, кандидата психологических наук В.В.Шлахтера за ценные идеи, использованные мною в этой работе, и выразить надежду, что следующая книга о сознании данной серии снова будет совместной.
Глава 1. Полная позиция бесстрастия, или почему лист падал снова и снова.
Один крупный западный бизнесмен как-то возгласил перед телекамерой: «В современном обществе изобилия всего должно быть в избытке: и материальных благ, и денег, и кинозвезд, и идей, и учителей». В отношении материальных благ и денег гордиться нам, увы, нечем, но вот по идеям и, в особенности, по учителям мы, русские, видимо, действительно «впереди планеты всей». И, между прочим, по ученикам тоже. До чего же мы любим учиться у кого-нибудь чему-нибудь! Учимся до седых волос (или же до их утраты), а потом выясняем, что учились не тому, и, самое забавное, тут же начинаем учиться заново. Оттого-то в России и развелось столько всяких гуру, сэнсеев с сэмпаями, вождей с идеологами и прочих баб Нюр.
Между тем, нашим единственным настоящим Учителем — зато каким! является сама Жизнь, или Судьба, или Сила, или, если хотите, Бог в общем, То, что дает нам жизнь, а затем ведёт по ней в соответствии со своим хитрым промыслом. Причём Сила (это слово мне как-то привычнее) то и дело преподносит нам уроки, искусно загоняя нас в особые учебные положения (зачастую довольно неприятные). Между тем, из многих таких положений люди могут извлекать немалую выгоду, прежде всего, черпать личную психическую силу и, как следствие, расширять свои возможности в этой жизни. Люди могут, но, к сожалению, и только в подавляющем своём большинстве. В этом контексте учителя во плоти не более, чем старшие соратники, способные увлечь нас своим примером, а также вовремя подсказать нам какие-то полезные трюки. Или же просто свидетели Силы, первопроходцы в её угодьях, которые могут в нужный момент подтвердить: верно, ты попал именно туда. Или же вот это ощущение, что ты испытал, оно и есть то самое. Всё остальное, выбрав нужное время, Сила делает сама по себе: важно лишь не прозевать её послание.
Первый урок Силы, который я сумел распознать (разумеется, не сразу, а через много-много дней), был преподан мне в 1974 году, летом. Неведомо, где и как, я подхватил жуткий стоматит. Был душный вечер. Я лежал на диване в одиночестве и страдал от мучительной боли. Моя пасть нарывала, как сплошная язва. Каждое тиканье часов на стене отзывалось в ней, точно удар током. Но, чтобы часы остановить, следовало, как минимум, подняться с дивана и забраться на стул.
В углу, почти напротив меня, висела икона Божьей Матери. Ворочаясь с боку на бок, я иногда встречался с Марией взглядом. В какое-то мгновение мне показалось, что изображение на иконе стало рельефным и даже чуть-чуть выступило из оклада. Я попробовал молиться.
Нужно сказать, что, подобно большинству сверстников, я вырос в атеистическом мире. Правда, бабушка с дедом потихоньку от родителей всё же крестили меня во младенчестве, но проделано это было скорее для порядка, чем по каким-то более серьёзным соображениям. Впрочем, в те годы во мне уже начал пробуждаться интерес не столько к религии, сколько к мистицизму, и помимо Нового Завета я успел прочесть две-три книги Вивекананды, «Полную иллюстрированную книгу йоги» Вишнудевананды, «Таро» Успенского и, кажется, «Магию» Папюса.
Ни одной молитвы я, разумеется, не помнил и потому попробовал своими словами убедить Деву мне помочь. Поначалу у меня ничего не выходило; мне даже сделалось хуже напряжение, с которым я формулировал в уме свою просьбу, ещё больше нагнетало боль. Но я продолжал молиться, уже ни на что особенно не рассчитывая, вероятно, просто со злости. И в какой-то момент мой разум отключился, а мне вдруг сделалось на всё наплевать: на самого себя, и на боль, и — простите это страдающему юнцу — на святых всех религий. И вот, когда я полностью отдался этой отрешённости, случилось чудо.
Хотя чудо ли? Собственно, ничего особенного, ничего такого, что впоследствии можно было бы расписать яркими красками. Просто словно бы некая тень осенила меня в тишине, а может, и не тень вовсе, а что-то иное. Но главное, откуда-то из тишайшей глубины моего существа вдруг поднялась уверенность, что боль сейчас пройдёт. Так оно и случилось минуты три-четыре спустя. И я, помнится, даже не порадовался своему избавлению от мук, поскольку в тот момент радоваться не мог. А на следующий день я уже грыз орехи.
Самое главное, что запомнилось мне из первого урока, это ощущение всеобъемлющей тишины и удивительное состояние отрешённости, пожалуй, впервые испытанное мною.
Следующий урок в аналогичной ситуации и, можно сказать, на ту же тему был мне преподан три года спустя. К тому времени я уже нахватался кое-каких сведений в области мистицизма (в частности, восточного) и всерьёз увлёкся классической йогой.
Опять-таки летом у меня подмышкой, слева, выросло неприятное новообразование величиною с ноготь большого пальца какой-то раздувшийся лимфатический узел. Эта «бяка» не болела, но изрядно мне мешала, особенно во время физических упражнений.
Знакомый хирург, едва взглянув на опухоль, выразительно присвистнул.
Нет, эту штуковину лично я резать не стану, мрачно изрёк он. И добавил: А не проконсультироваться ли тебе, милый, на Берёзовой аллее? Хочешь, выпишу направление?
Перспектива оказаться онкологическим больным меня, естественно, не обрадовала. Но и не напугала чересчур: моими героями в то время были знаменитые подвижники, вроде Рамакришны (умер от рака), Нароты (по-тибетски, Наропа), которого его великий, но мрачноватый Учитель (Тилопа-бенгалец) подверг испытаниям похлеще самых изощрённых пыток святой инквизиции, или шестого патриарха Чань (Хуэй-нэна), который, будучи уже с отрубленной головой, не поленился как следует вздуть незадачливых разбойников, слишком поздно догадавшихся, на чью голову они сдуру покусились. В общем, моё стратегическое настроение в тот период понятно.
Нужно добавить, что, прежде чем обращаться к хирургу, я недели две безуспешно пытался лечиться йогическими приёмами: дыхательными упражнениями с особыми визуализациями, очистительными процедурами и т.п. Но никакой ощутимой пользы от этих занятий я не заметил и потому решил от них отказаться.
Вечером после визита к врачу свой комплекс йогических упражнений на сон грядущий я проделал формально, без должной сосредоточенности, как я тогда её понимал. Во время этих несерьёзных занятий я поймал себя на том, что, вопреки собственному решению, автоматически выполняю лечебные приёмы от своей болячки подмышкой. Однако то, что уже начато, должно быть закончено, — рассудил я и проделал комплекс целиком. В последний раз.
Конечно же, я нисколько не надеялся, что из этой попытки выйдет что-то путное, и потому, торопясь утром на работу, не обратил внимания на свой лимфатический узел. А вечером его уже не было: на месте опухоли осталась лишь маленькая складка кожи.
Из этого урока я выделил для себя настроение полнейшего безразличия к результату собственных действий, которое, видимо, и сыграло решающую роль.
Спустя три года, и снова летом, мне был преподан ещё один урок. К тому времени я уже начал кое-что понимать, но то были лишь отдельные проблески знания, время от времени нисходившие на меня в виде мимолетных озарений различной интенсивности и эмоциональной окраски.
Итак, я полгода готовился к путешествию в Сибирь, в тайгу; с этим путешествием были связаны некоторые ожидания и надежды, тешившие меня в тот период. В ночь накануне отъезда у меня неожиданно подскочила температура, причём даже выше сорокоградусной критической отметки. Поскольку мой поезд отправлялся около шести вечера, а за ночь удалось-таки сбить температуру антибиотиками, примерно в девять утра я явился к врачу. Прослушав мои лёгкие, тот заставил меня сделать рентген, а затем повертел перед носом снимок и с видом Ньютона, открывшего закон тяготения, сообщил, что у меня острый плеврит в тяжёлой форме, и что необходимо меня госпитализировать, поскольку из моих лёгких придётся выкачивать какую-то гадость. Спорить я не стал, ибо почувствовал, что это бесполезно. Получив направление в больницу, я отправился домой, чтобы продолжить сборы в дальнюю дорогу. (Ни о какой больнице я и мгновенья не помышлял.)
В назначенное время я сел в поезд, точно перешёл Рубикон, и в итоге сумел отринуть все «заморочки» любимого города, а вместе с ними и свою болезнь. Без такой радикальной смены декораций ничего бы у меня не вышло я бы не смог по-настоящему себе поверить. Короче, в поезде болезнь ещё пыталась время от времени о себе напоминать покалыванием между рёбрами, а потом окончательно забылась, и её просто не стало.
