Уже с началом раскопок главного дворцового комплекса стали заметны изменения в настроении не только греческих археологов, но и специалистов из других стран. И только российская группа работала с прежним и даже большим энтузиазмом. И было это обусловлено тем, что на греческом острове была найдена протославянская цивилизация, от которой пошла вся культура Древней Греции, Рима и Европы. И никто из учёных не смог бы опровергнуть это, так как тысячи предметов, найденных и бережно очищенных от многовековой пыли буквально были пропитаны русским духом. Олег мог часами любоваться фигурками коров и бычков, украшенных свастиками-солнцеворотами, восьмиконечными крестами. Ковши в форме утиц и братины, казалось, были перенесены сюда из Оружейной палаты. И практически на каждом изделии был запечатлён магический русский символ плодородия: ромб с внутренним перекрестием и четырьмя точками в нём — засеянное поле.
Многие археологи шутили, что, мол, теперь музеям Греции можно смело присвоить название «Русский этнографический музей».
Но, пожалуй, самым интересным и загадочным из всего найденного были глиняные таблички с необычными письменами, идентичными надписям на знаменитом Фестском диске, которые пытались безуспешно расшифровать учёные на протяжении 90 лет.
И вот тогда у Олега впервые возникла крамольная мысль:
— А что если эти письмена были сделаны на глине на протославянском языке?! Почему сотни учёных не смогли разгадать Фестский диск? Да потому, что они опираются на романские и германские языки, которых в третьем тысячелетии до н. э. не существовало и в помине, так как не было ещё ни германцев, ни романцев, ни даже «древних греков». Ведь если культура на греческом острове явно русская, значит и язык, на котором сделаны записи, также является языком наших предков.
— Если я смогу доказать это, — продолжал рассуждать Олег, — и расшифровать надписи на табличках и Фестском диске, то мир ждёт сенсация, а меня — нобелевская премия.
Он попробовал поделиться этой идеей с одним из коллег, но встретил явное непонимание. И вот тогда возникло желание вернуться домой, на Родину. И окунуться с головой в исследование русского языка. Но не того языка, на котором мы говорим сейчас, а живого, на котором говорили наши предки. Олег чувствовал в глубине души, что именно Слово является безпристрастным Свидетелем и Хранителем времени. Именно через Слово он сможет прикоснуться к тайнам, закрытым от глаз людских под тяжестью грунта.
Как только Олег Светлояров переступил порог родного университета, на него нахлынула волна светлых чувств и воспоминаний. Он буквально снова окунулся в ту студенческую среду, в которой провёл пять, наверное, самых счастливых лет своей жизни.
— Да, — подумал Олег, глядя в окно, — университет здорово изменился. Вон парк обнесли кирпичным забором, евроремонт сделали. А ведь это немалых денег стоит. Разбогатели. Конечно, ведь обучение теперь платное.
— А вообще мне и моему поколению повезло, — продолжал размышлять Олег. — Учился при советской власти, безплатно, а работаю при рыночных отношениях. Эх! Золотое было время!
— Молодой человек! — прервала его воспоминания секретарь. — Можете пройти. Александр Васильевич освободился и ждёт вас.
Профессор филологии Суворов Александр Васильевич ничего общего с великим русским полководцем не имел, кроме фамилии, имени и отчества. Он был высок ростом, физически хорошо сложен. Симпатичен. Молод, несмотря на высокие научные звания. У него была огромная любовь к русскому языку и высокая трудоспособность. Он никогда не позволял себе повысить на студента голос, так как твёрдо был убеждён в том, что кричат только люди слабые.
В университете кафедра языков располагалась в самом дальнем углу парка, в старинном ветхом здании. До того, как деканом филологического факультета стал профессор Суворов, руководство университета всегда считало языки второстепенным предметом. Любая информация, деньги и сплетни доходили до кафедры в последнюю очередь. Но с «приходом к власти» Суворова ситуация резко переменилась. Профессор смог убедить ректора в том, что именно язык является основой не только всех наук, но и жизни в целом. И надо отметить, что он обладал даром убеждения, так как уже через неделю приступили к ремонту здания, а через месяц начали восстанавливать старый парк.
— Посмотрите на меня, — любил говаривать своим студентам Суворов. — Как вы думаете, почему я так хорошо выгляжу? Да потому что трепетно отношусь к словам и внимательно слежу за тем, что я говорю и как. Необходимо очень строго следить за своими мыслями и речами. И ни в коем случае не допускать безответственных и аморальных слов. Тем более это касается русского языка.
— Запомните, — продолжал он, — язык — основа жизни. Если вы полюбите язык, то жизнь ваша будет прекрасна.
И студенты верили ему. На его лекциях всегда было полно народу. Приходили даже студенты с других факультетов.
— Здравствуйте, Александр Васильевич! — поздоровался Светлояров, когда зашёл в кабинет профессора.
— Здравствуйте! — Суворов встал со стула и протянул ему руку для рукопожатия. — Прошу, присаживайтесь, вот стул.
Олег поблагодарил профессора и сел на стул.
— Кто вы и что вас привело ко мне? — спросил Суворов.
— Меня зовут Олег Светлояров. Семь лет назад я закончил исторический факультет нашего университета. Всё это время работал археологом в разных местах. Объездил практически весь бывший союз. Неделю назад вернулся из Греции с раскопок. А к вам мне посоветовал обратиться ваш бывший сокурсник Коржаков Виктор Ильич. Кстати, вам огромный привет от него.
— Спасибо! — профессор явно был рад этой весточке. — Пятнадцать лет не виделись. Как он там поживает?
— Хорошо поживает, — ответил Олег. — Виктор Ильич руководит нашей группой археологов. Он остался в Греции, а я вот вернулся домой.
— Можно я сразу перейду к делу? — спросил Олег, доставая из сумки свёрток.
— Конечно! — ответил профессор. — Показывайте, что там у вас.
Олег осторожно развернул тряпочку и бережно положил перед Суворовым глиняную табличку со странными письменами, похожими на руны.
— Вот экземпляр, — начал Олег свой рассказ, — который я обнаружил при раскопках в Греции на одном из островов. Там были сотни других табличек и тысячи предметов со славянской символикой. Но мне удалось вывезти только одну.
— А вот копия знаменитого Фестского диска, — с этими словами Олег вытащил из папки листок с двусторонним изображением диска и положил на стол.
Далее Олег Светлояров изложил профессору свою идею, согласно которой и надпись на диске, и надпись на табличке сделаны на протославянском языке.
Суворов ещё некоторое время молча смотрел на листок бумаги, потом подержал в руках глиняную табличку, потёр её пальцем, как будто проверяя подлинность и, наконец, сказал:
— Вы знаете, Олег, должен к стыду своему признать, что подобной письменности я не встречал. Вы говорите, что над расшифровкой Фестского диска учёные бьются уже много лет, но это как-то прошло мимо меня. Наверное, потому что я филолог, а не археолог, и занимался другой гранью языка. Но у меня есть все основания согласиться с вашими выводами. Ведь ещё в XIX веке польский учёный Фаддей Воланский впервые высказал мысль о том, что так называемые этрусские тексты, считавшиеся до недавнего времени одними из самых древних, читаются по-славянски, за что был приговорён к сожжению на костре. Почитайте обязательно его труды. Кстати, это он обнаружил недалеко от Рима могилу легендарного троянского царя Энея, который после падения Трои с остатками своего войска обосновался в Италии. Воланский расшифровал надпись, которая была на надгробном памятнике. Я не помню весь текст, но последние слова запомнил: «… Не забывайте летописей своих, ибо тогда кончается хороший путь».
— Но тогда практически вся история славян и теория происхождения русского языка разлетается в пух и прах.
— А знаем ли мы свою историю? — как будто спросил самого себя Суворов. — Я имею ввиду подлинную историю, а не придуманную тремя немцами во времена Петра I и которую до сих пор изучают в школах и университетах.
— О какой истории вы говорите? — спросил Олег.
— А разве вы не знаете? В XVIII в. три немецких академика Миллер, Шлёцер и Байер придумали русскую историю. Интересно отметить, что Шлёцер и Байер вообще не знали русского языка. На заседании Российской Академии наук Миллер зачитал свой вариант русской истории. Михайло Васильевич Ломоносов не выдержал и избил Миллера прямо в зале заседаний, за что был приговорён к смертной казни через повешение, но отсидел один год в Петропавловской крепости.
— Интересно! — удивился Олег. — Нам об этом случае на факультете не рассказывали.
