Второе. Нельзя принимать попытки и продолжать контакты, если впечатления от них становятся главенствующими в мыслях экспериментатора, начинают доминировать в его жизни. Особенно опасно, если подобное отношение уже трудно преодолеть, сели оно становится навязчивым. Это может означать, что вы, как говорится, “на крючке” у этих потусторонних сил. Автору известны светлые умы и головы, кто не заметил ту грань, за которой он становится похожим на робота, зомби, а не на самостоятельно мыслящую личность.
Третье. Необходимо в любых ситуациях, связанных с контактированием, не только слышать и безоговорочно подчиняться голосу своего разума. Опасно, очень опасно участвовать в экспериментах с контактами тем, кто эмоционально неуравновешен, слишком подчиняется эмоциям, а не рассудку. Словом, самообладание и трезвость рассудка — вот что в первую очередь требуется от участников экспериментов с выходом на иные сферы сознания. Человеческую любознательность ничем не угомонить, никакими правилами, но надо хотя бы помнить о них…
Четвертое. Инициатива при выходе на контакт, как правило, принадлежит неизвестным разумным силам, и попытки искусственно стимулировать контакты могут привести к печальным последствиям, вплоть до развития шизофрении или летального исхода. Пожалуй, главным условием позитивно протекающих контактов является духовное развитие, высоконравственные установки личности, решившейся на связь с иномиром.
Феномен психографии как свидетельство контактов с иномиром
В данном разделе книги мы поведем речь об автоматическом письме, или психографии, как этот феномен называют специалисты.
Автоматическое письмо, надо отметить, знакомо большинству народов мира еще с доисторических времен. Есть основания считать, что Книга книг Библия имеет своим источником диктовку Внеземного Разума посредством психографического воспроизведения текстов. Вполне можно согласиться с тем, что “авторов” продиктованных текстов было много. Но то было давно. Однако есть еще десятки, сотни бесспорных фактов существования этого непонятного канала связи с иномиром и в наши дни.
Например, наш современник, бразилец Ф. Шавьер написал “автоматически” более двухсот книг, которые изданы на многих языках многомиллионными тиражами. Несмотря на то, что Шавьер окончил только начальную школу, он пишет, вернее, психографирует, стихи, прозу философские трактаты. И делает это не только на родном языке, но и других, не знакомых ему. Эти произведения принесли ему огромную известность в мире.
Журналист и исследователь аномальных явлений Е. Крушельницкий в одной из своих статей в журнале «Свет. Природа и человек» (“Тайна на кончике пера”) отмечает, что авторы таких книг зачастую не обладают ни эрудицией, ни знаниями, необходимыми для их же собственных произведений. Например, американская писательница Тейлор Колдуэлл в своих романах продемонстрировала поразительные познания в средневековой медицине, которой никогда не занималась. А Кржижановская-Рочестер, написавшая более сорока романов, описывала такие детали древнеегипетских церемоний, которые могли знать только ученые-египтологи. Парижская академия наук присудила ей за это особую премию.
Получили известность психографические произведения Ричарда Баха, Алисы Бейли, Анны Безант. Многие из них в последние годы переведены на русский язык.
В начале XX века широкую известность в США и других англоязычных странах получили романы Пейшенс Уорт, которая из “потустороннего мира” надиктовывала миссис Перл Каррэн свои произведения и была при этом чрезвычайно плодовита. Между 1913 г. и смертью Перл Каррэн в 1938 г. она продиктовала миллионы слов, превратившихся в поэмы романы и пьесы. За один только вечер рукой Каррэн было написано 22 стихотворения, а в течение пяти лет — 1600000 слов. И это были высококлассные тексты, которые с одобрением воспринимались ведущими литераторами Америки и Британии. При этом ее романы поражают точностью и тонкими особенностями исторических и политических фактов, для изучения которых пришлось бы прочитать массу специальной литературы. Надо ли говорить, что миссис Каррэн этого никогда не делала.
Объяснить же, каков механизм автоматического письма, ни один из контактирующих пока не сумел. Единственное, в чем они бывают уверены, так это в том, что не они авторы написанных произведений. Это происходит помимо их собственной воли. “Все, что я писал, было ново, необычно, не характерно для меня. Не мои мысли, выводы, не мой жизненный опыт”, — рассказывал участник подобного эксперимента В. Баграмов.
Функции психографа подчас сводятся лишь к одному: держать карандаш или ручку над листом бумаги, а тот движется сам, исписывая страницу за страницей. Более того, автор вообще может не знать язык, на котором пишет! Такие способности многократно демонстрировал бразилец Н. Мирабелли. Статью “О происхождении человека” объемом в 26 страниц он написал за полчаса по-французски, трактат по проблемам химии рождался примерно с такой же скоростью, но уже по-английски. “Буддистская апология” шла на китайском… Он писал на 28 языках мира, зная только три! Похоже, кто-то писал за него!
Словом, психографию не отнесешь к редчайшим проявлениям окружающей действительности. Однако менее загадочной она оттого не становится. Но делать вид, что такого феномена в природе не существует, как это демонстрируют некоторые ортодоксальные представители науки, по крайней мере, безнравственно.
Именно потому, что автоматическое письмо не столь редко встречается в обществе, Волжской группе по изучению аномальных явлений (ВГИАЯ) буквально с первых же шагов пришлось иметь дело с этим загадочным явлением.
Одной из первых, с кем мы познакомились в начале наших исследований, была Евгения Ефимовна Ватейчкина, 1951 г. рождения, с высшим техническим образованием, проживающая в г. Волжском Волгоградской области.
Ей диктовались стихи. Кем? Это осталось неизвестным. Скорее всего, душой умершего человека. То есть феномен относится к так называемому спиритизму — связи с потусторонним миром.
Одно время, в 1990 г., рассказывала Ватейчкина, тексты шли буквально потоком; она не успевала, да и не желала их записывать, потому что отнеслась к ним как к болезненному состоянию психики. Основания для тревоги были: недавно умер отец, и Евгения переживала эту утрату мучительно.
Но стихи были не о потере. Вернее, не столько о ней. Они были о том, над чем раньше она даже не задумывалась:
“В те дни, когда душевное ненастье
Собой, как тучей, солнце заслонит,
И невозможным кажется мне счастье,
И скорбной складки не стереть с ланит,
Я от Земли, пружиня, оттолкнусь
И полечу в заоблачную даль,
И с высоты на Земли оглянусь —
Ничтожной сверху мне покажется печаль.
Мирские мелкими окажутся заботы,
Высокой станет бытия мораль,
Блеснет надеждой ракурс поворота,
И мрачная со лба спадет вуаль.
Дождем прольются очищающие слезы,
И снова солнце выйдет из-за туч,
Воскреснут вновь угаснувшие грезы —
Я, возрожденная, на Землю опущусь.”
Или такие:
“Мы — дети Космоса, но кто об этом помнит?
В заботах каждодневных утопаем,
И даже солнца лучик животворный,
Как должное, в себя мы принимаем.
Глаз к небу не поднимем лишний раз —
К чему излишняя сентиментальность?
И никогда не удивляет нас
Вселенной бытия материальность:
Что родились мы из Большого взрыва,
Что в точку можем превратиться вновь,
Что днем и ночью правят этим миром
Надежда, Вера и Любовь…”
Евгения Ефимовна никогда раньше не интересовалась поэзией — лишь то, что положено по школьной программе. Когда стихи сами собой стали возникать в голове, она воспринимала их как прозу, записывала слова подряд, в строчку. Писать заставляла их неотвязность, пришлось носить с собой блокнот, ручку, потому что тексты могли идти прямо на улице, на автобусной остановке, в очереди…
Но когда она пробовала писать сама, по собственным впечатлениям, то у нее ничего не получалось. Так она сделала вывод, что эти стихи не ее. Ведь среди них были не совсем понятные ей самой. К примеру:
“Мудрее нет природы мудреца,
Нет бесконечнее окружности кольца,
Нет глубже отражения в воде,
А истина во всем, и нет ее нигде”.
Интенсивными, по словам Е.Е. Ватейчкиной, были два-три месяца непонятных диктовок. Потом все постепенно пошло на убыль. Может, она была сама тому виной: не все записывала, отмахивалась от них. Из последних строк приведем такие:
“Два взгляда встретились
И потонули в океане чувств.
С тех пор я взгляда встречного боюсь…”
Или:
