Боб Фрисселл - В этой книге есть немного правды...

Угнетающие факторы

Если эст учил людей соблюдать договоренности, то Леонард Орр, как я вскоре обнаружил, учил эти договоренности нарушать. То есть он учил нарушать договоренности, которые мы заключаем неосознанно, сами не желая того; он называл это пребыванием под действием цикла рождения-смерти.

Информация от эст обладает большой силой: она полностью самодостаточна и способна изменит! вашу жизнь. Впрочем, для меня она никогда не была каким-то завершением — напротив, с нее по-настоящему только все и началось. Я использую эту информацию в качестве основы для дальнейшего рассказа.

Впервые встретившись с Леонардом (я описал нашу встречу в главе 2), я рассчитывал услышать лекцию о деньгах. Однако он начал вечер с разговора о дыхании.

— Дыхание? — удивился я. — Причем тут дыхание? Я пришел сюда, чтобы разобраться с моим финансовым вопросом, так давайте перейдем к делу! Позднее я понял, что дыхание очень даже «причем» в любом вопросе; однако в тот момент я ни о чем не подозревал — мне казалось, что я умею дышать, и я полагал, что для остальных это тоже не является тайной.

Но, судя по всему, реберсинг оказался единственной важной вещью, которой я научился.

Реберсинг — техника древняя (по крайней мере, так мне подсказывает моя интуиция). Есть одна книга, она называется "Реберсинг согласно духу". Книга ченнелинговая, и одна из сущностей, надиктовавших ее, — Мать Мария — рассказывает о том, что реберсинг — это процесс, который "практиковали еще ессеи… много тысяч лет назад, еще до появления Учителя Иисуса на этой планете". Другая сущность, Кочайз, говорит, что " есть некто, известный под именем Тота, который представляет вибрацию Атлантиды. Он — один из духов-учителей, которые раскрыли процесс реберсинга, придали ему материальную форму".

Друнвало никогда не упоминал тот конкретный тип дыхания, который использовал Тот, но утверждал, что Тоту приходилось ежедневно в течение 52 тысяч лет посвящать два часа дыханию, чтобы не умереть. Не знаю, насколько эта информация правдива, но мне она кажется невероятно символичной.

Как бы там ни было, Леонард Орр остается современным основателем реберсинга. Он подходил для этой роли по двум основным причинам: во-первых, потому что ему довелось пережить самое сложное из рождений, которое только можно себе вообразить; и во-вторых, потому что он намного опережает свое время.

Как говорит сам Леонард: Первых троих детей — девочек — моя мать родила с перерывами ровно в восемнадцать месяцев. Затем она решила, что с нее хватит. Однако, несмотря на такое решение, родила еще троих… Я был последним. После появления нежеланного ребенка мать решила, что не будет рожать в ближайшие двенадцать лет. При помощи реберсинга я многое вспомнил. Я вспомнил, как проник в ее лоно, вспомнил чувство радостного возбуждения от того, что снова вернулся в физическую вселенную. Однако моя радость вскоре сменилась печалью: я обнаружил, что являюсь нежеланным гостем. Почувствовав меня в себе на втором иди третьем месяце беременности, моя мать очень расстроилась. Именно тогда начались все несчастья моей жизни. Позже я пришел к выводу, что единственным способом доставить радость моей матери было исчезнуть — убить себя. И я попытался повеситься на собственной пуповине. Попытка не удалась. Я появился на свет в результате искусственных родов, с пуповиной, трижды обмотанной вокруг шеи. Во время рождения я подошел к смерти настолько близко, насколько это было возможно, но не погиб. Пуповина обмоталась вокруг моей шеи так крепко, что врач-акушер, который вначале решил вытянуть меня подальше за ноги и отрезать пуповину, затем втолкнул меня обратно, развернул и затем уже вынул меня щипцами. Во время целительного процесса реберсинга я прожил большую часть моей внутриутробной жизни, период рождения и раннего детства. Я никогда не чувствовал себя желанным членом семьи, да и сейчас, как правило, не чувствую…Мое рождение длилось долго. Я помню чувство удушья. Помню, как стыдилась мать своих разбросанных ног. Однажды в 1977 году моя шея покрылась тремя полосками сыпи — это была физиологическая память о той пуповине.

Реберсинг представляет собой двухступенчатый процесс. Первая ступень заключается в том, чтобы научиться вдыхать энергию (энергию жизненной силы, или прану) так же хорошо, как воздух. Вторая ступень, по словам Леонарда, состоит в том, чтобы "раскрыть тайну цикла рождения-смерти, внедрить тело и разум в сознательную жизнь Вечного Духа, стать сознательным выражением Вечного Духа".

Большинство людей уже на первом сеансе реберсинга под руководством наставника способно глубоко прочувствовать, что значит вдыхать прану так же легко, как воздух. После десяти (или около того) занятий под контролем опытного специалиста по реберсингу они способны научиться делать это самостоятельно.

Здесь необходимо заметить, что прана нередко оказывается куда более жизненно необходимой для нас, нежели воздух. Без праны нам не прожить и секунды. Да, мы поглощаем прану вместе с воздухом в процессе дыхания; но мы делаем это неосознанно и потому вдыхаем ее в бесконечно малых количествах — как раз достаточно для того, чтобы сохранять тело живым, но явно недостаточно для того, чтобы начать ощущать ее невероятные целительные свойства. Это напоминает гомеопатическую микродозу.

Реберсинг как способ раскрытия тайны цикла рождения-смерти требует больше времени, чем обучение вдыханию энергии… Он включает в себя личное освобождение от родовой травмы, детского сознания, семейных традиций и призыва смерти. Он включает в себя овладение разумом и телом.

Чтобы понять смысл этого высказывания, мы должны будем заглянуть поглубже и разобраться во всех перечисленных угнетающих факторах, которые в буквальном смысле слишком долго держали нас во сне лишенными сознания.

Родовую травму вызывает внезапный, неожиданный шок в результате перехода из уютных пределов материнского лона в совершенно незнакомую окружающую среду.

Внутри материнской утробы все наши желания немедленно удовлетворялись; мы жили там в безопасности и комфорте, безо всякой борьбы. Затем наши тела оказались слишком большими для их хранилищ — и вот мы внезапно вынуждены протискиваться в какой-то проход, который выглядит слишком узким. Впечатление оказалось болезненным, пугающим и совершенно сбивающим с толку как мать, так и дитя. Но вот мы очутились во враждебном мире, холодном, ослепительном и шумном.

На самом деле мы нуждались в том, чтобы нам показали: внешний мир безопасен и благодаря своим бесконечным возможностям куда более интересен, чем материнское лоно. К сожалению, нам показали нечто совершенно противоположное — нет, не потому, что врачи в родильном отделении оказались злые, а потому, что у каждого из них была своя неразрешенная родовая травма, которая и передалась новорожденному в виде страха, напряжения или чувства отчаянной, нервной спешки. Вот так вместо безопасности и доверия появилась установка на страх. Страх, в свою очередь, рождает невежество, которое и привело к появлению целого комплекса ошибочных предположений относительно новорожденного.

Предполагается, что во время рождения ребенок ничего не чувствует. Мы считаем, что новорожденные неспособны к интенсивным эмоциям из-за того, что их органы чувств развиты не полностью. Они лишены самоосознания, не могут видеть и слышать, так откуда же взяться способности ощущать боль? Мы предполагаем, что они не могут общаться или выражать свои мысли и чувства, поскольку не умеют говорить. И все же новорожденный криком взывает о помощи. Дело именно в нас, ибо мы не слышим его. Мы слепы по отношению к возможности новорожденного испытывать страдания.

Итак, несмотря на предположение, что новорожденный ничего не чувствует, он на самом деле чувствует абсолютно все.

Рождение — это девятый вал ощущений, превосходящий по силе все, что мы можем себе представить. Чувственный опыт настолько велик, что мы вряд ли в состоянии осознать его масштабы.

Родильное помещение устроено так, чтобы было удобно врачам-акушерам, начиная с того же яркого света, направленного на таз матери. Ребенок очень чувствителен к свету, он способен воспринимать его, еще находясь в материнской утробе. Поэтому первое, что видит новорожденный, — это слепящий свет операционных бестеневых ламп.

Этот свет ослепляет младенца, и тут же ему в глаза попадают несколько капель жгучей жидкости.

Но находящийся в утробе плод способен и слышать. Безусловно, там все звуки приглушаются телом матери — в отличие от родильного помещения. В результате первые звуки, которые слышит новорожденный, обрушиваются на него громогласным водопадом, слишком интенсивным для нежных барабанных перепонок.