После длительного перерыва, в 1997 году, были возобновлены раскопки Каратепе. Работами руководили Мартина Зиккер-Акман из Германского археологического института и видный турецкий археолог Халет Чамбел, в молодости изучавший здешние развалины.
Многое, очень многое вспоминается знатокам «Илиады» при виде Каратепе. Двое ворот вели в гомеровскую Трою: Скейские и Дарданские. Двое монументальных ворот вели и в Каратепе. Эта крепость нависала над обширной равниной. А вот на узкую прибрежную полосу, лежащую перед гаванью гиссарлыкской Трои, можно было вытащить, в лучшем случае 12, но никак не 1200 кораблей, как это сделали греки. Рядом с кораблями, по Гомеру, располагался лагерь ахейцев. В шлимановском городе рядом с береговой полосой, где могли лежать суда, начиналось болото.
Река Дюмрек, больше похожая на ручеек, никак не напоминает Симоис, несущий свои «быстрокатные воды» (5, 774, пер. Н. И. Гнедича). А другой ручеек — Карамендерес — разве похож на «Скамандр, водовертью богатый» (21, 124)? В одном из эпизодов поэмы «троянцы до брода реки добежали Ксанфа пучинного» (21, 1–2). Так началась битва у реки. Возле исторической Трои им незачем было отчаянно сражаться, чтобы захватить брод, — переправиться на другой берег тамошних рек можно было едва ли не в любом месте. Здесь же, в окрестности Каратепе, важно было добраться до брода. Так было веками. Справиться с коварным норовом здешней реки и пересечь ее в стороне от брода было непросто. Гомер описывает подобную попытку: «Троянцы в потоке плавали с криком туда и сюда, крутясь в водовертях» (21, 10–11). Еще в 1940-е годы караваны, груженные товарами, переходили здесь реку, только добравшись до брода.
Вот лишь некоторые странности, обнаруженные Шроттом. Чем они объяснялись? Промахом Шлимана? Или прошедшими за три тысячелетия изменениями ландшафта? Или тем, что Гомер, описывая события, разыгравшиеся несколькими веками ранее, думал о совсем другом городе, судьба которого была ему не чужда?
Отвергая возобладавшую в последнее время традицию видеть в поэме Гомера лишь историческое сочинение, украшенное мифологическими мотивами, Шротт считает «Илиаду» еще и политическим памфлетом, который иносказательно описывает реалии того времени, когда жил поэт. В таком случае Каратепе как нельзя лучше отвечает его задачам.
История появления крепости Каратепе известна. Она была сооружена в VIII веке до н. э. близ караванного пути, что позволяло ее обитателям, как и троянцам, контролировать важный торговый маршрут, собирая дань с проезжающих мимо купцов. Выгодное положение крепости у многих вызывало зависть. Противник же был могущественным — Ассирия, завоевавшая к тому времени многие области Азии.
Теперь же ассирийцам противостояла непокорная крепость, полная несказанных богатств. Царские войска подошли к стенам Каратепе. Гордая крепость долго выдерживала осаду, но в 676 году до н. э. она наконец пала и была сожжена. Победители не знали пощады. Устрашая всех, кто попробует противиться Ассирии — а среди непокорных были и малоазийские греки (гомеровские ахейцы), — они казнили правителя Каратепе.
По гипотезе Шротта, Гомер был очевидцем борьбы киликийцев с огромной, противостоявшей им ассирийской ратью и, рассказывая о древней Трое, описывал события недавней войны. Изображал хорошо знакомые ему места, которые видел своими глазами[44]: равнину, лежавшую у стен крепости; бурные реки; брод; скалистые вершины; «крепкостенную» цитадель, к которой так долго не удавалось подступиться. У стен Каратепе поэт, несомненно, провел немало времени.
На чьей же стороне он был?
И здесь итогом расследования, проведенного Шроттом, становится ответ, не особенно приятный для любителей греческой классики. Падение Трои (или Каратепе?) описывает, несомненно, победитель — человек, состоявший на ассирийской службе.
Возможно, он был писцом при одном из ассирийских военачальников и хорошо знал и историю ассирийских завоеваний, и древневосточную литературу, например «Эпос о Гильгамеше». Гильгамеш, легендарный царь шумерского города Урука (Месопотамия), жил на 1000 лет раньше Гомера, тем не менее его приключения очень похожи на то, что довелось пережить героям гомеровских поэм.
Согласно шумерским мифам, Гильгамеш вступает в борьбу с царем Киша — Агой, пожелавшим поработить жителей Урука. Они отказываются покориться, и Ага, прибывший с войском на ладьях, берет город в осаду, но терпит поражение. После славной победы Гильгамеш вместе с другом Энкиду отправляется странствовать — искать бессмертие.
Связан со смертью и другой мотив восточного эпоса: друг Гильгамеша, Энкиду, умирает. Смерть друга заставляет шумерского правителя пересмотреть свои взгляды: он понимает, что жизнь не может продолжаться вечно.
Центральное место в «Илиаде» Гомера, как и в шумерских мифах, занимает война — поход греков (ахейцев, данайцев и аргивян) под предводительством македонского царя Агамемнона против Трои (Илиона) и ее союзников. Обидевшись на царя, отважный воин Ахилл отказывается участвовать в войне. И возвращается на поле боя лишь тогда, когда его ближайший друг Патрокл принимает смерть от руки Гектора, старшего сына троянского царя Приама. Примирившись с Агамемноном, Ахилл убивает Гектора. Его сердце переполняет жажда мести, он готов глумиться над бездыханным телом. Но в греческий стан является сломленный горем царь Трои, и Ахилл отдает ему убитого сына. В этот момент недавние враги, совсем как Гильгамеш, вынуждены пересмотреть ценности: перед лицом смерти они смотрят друг на друга без ненависти, в их глазах только боль.
Дальнейшая судьба героев «Илиады» тоже перекликается с шумерским сказанием. Вся «Одиссея» посвящена странствиям, которые так любил Гильгамеш.
И таких параллелей множество, констатирует Рауль Шротт. Вряд ли можно считать случайным совпадением, к примеру, то обстоятельство, что обоим — и Гильгамешу, и Ахиллу — является умерший друг и сообщает, что происходит в загробном мире. Гомер прочитал о Гильгамеше на ассирийских клинописных досках — вот в чем причина этих перепевов и вариаций, убежден австрийский литератор.
Гомер искусно вливает «молодое вино в мехи ветхие» — вплетает местный колорит и подробности сражений, которые ему доводилось видеть, в траченную ткань забытых легенд, наполняя их красками, возвращая им жизнь. Природный талант и прекрасное образование — «восточная ученость» — помогают ему создать эпическую поэму, которая переживет не века, а тысячелетия.
В «Илиаде», по мнению Шротта, можно встретить многочисленные параллели с ассирийскими текстами и даже с «Книгой Бытия». Почему они не были до сих пор замечены? «В филологии, в отличие от археологии и этнографии, Запад и Восток все еще разделены и идеологически, и культурно», — полагает Шротт. Литературные и мифологические мотивы, метафоры и компоновка сцен — многое указывает на знакомство Гомера с образцами древневосточной словесности. Киликия, область, лежащая на границе Сирии и Малой Азии, регион, где соприкасаются разные языковые пространства (древнегреческое, ассирийское, арамейское), где, возможно, на основе финикийского алфавита был создан алфавит греческий, как нельзя лучше подходит для появления поэта, который, отталкиваясь от хорошо известных ему памятников письменности Востока, создал первую поэму на греческом языке.
Разумеется, подобные заявления принять на веру, равно как и доказать их, сложно. «Оснований для критики версии Рауля Шротта более чем достаточно», — убежден главный оппонент австрийца Вальтер Буркерт, профессор классической филологии Университета Цюриха. Крепость Каратепе, рассуждает профессор, расположена почти в 45 км от моря. Если именно ее считать гомеровской Троей, то рядом должна быть гавань Тарс, где стояли греческие корабли. Между тем, доказательств присутствия греков в Киликии времен Ассирийского царства не существует. Здесь нет даже греческой керамики. В VIII столетии она появляется южнее — в Сирии и Ливане. В противовес версии писателя ученый приводит и множество других фактов.
Однако Шрот парирует все обвинения с хитроумием легендарного Одиссея. «Я утверждаю, что это совершенно естественно, что Гомер, рассказывая старинную историю о Трое, подобно любому поэту, наполнил ее намеками на современные ему события, на людей, которых он знал. Во времена Гомера от древней Трои почти ничего не осталось, и то, что он описывает, все эти подробности, эти дворцы, эти стены, окружавшие их, он, как и любой поэт, описывает, глядя на то, что у него находится перед глазами, передает это во всех деталях, все эти киликийские пейзажи, все, все, все, что он видит» — так в интервью одной из немецких радиостанций Рауль Шротт излагал творческий метод Гомера.
А что же подлинная Троя? Да, Шлиман действительно нашел ее руины, раскопав Гиссарлыкский холм, соглашается мятежный исследователь. Но Гомер, по-видимому, никогда не был там, где лежала Троя. Да и что ему было там лицезреть? Поросшие мхом камни давно повергнутых стен? Убогое греческое поселение, лежавшее на месте некогда златом обильной Трои?
