– Не важно, кто что думает, во что верит, – сказал Шрипад Баба в один из дней, – ты должен просто понять особую природу этой страны.
Он говорил спокойно, словно сообщая мне о какой-то простой истине, которую я и сам рано или поздно должен понять.
– Эти земли были благословлены Богом, ступившим на них. Его появление освятило их навеки. Они пережили множество гонений и вторжений. Даже после того, как эти места сровняли с землей, центр духовного посвящения и знаний снова вырос на этих руинах.
Вскоре разговор зашел о центрах силы и природе священных мест. Святые земли, дхама, ничем не отличались от божества, в общем-то, они были воплощением его собственных атрибутов. Священная обитель существовала в вечности, но нисходила вместе с воплощением Бога в этот падший мир, даруя ему благодать. Таким образом, Вриндаван был самим Кришной, так же как и священная гора Аруначала в Тируваннамалае была богом Шивой. Шрипад пояснил также, что в каждой тиртхе[23], или священном месте, всегда живет по крайней мере один святой, чтобы «сохранять его силу».
Вскоре приехал и Раи Баба, и Шрипад обоим нам дал работу – днем мы редактировали тексты, а ночью писали всевозможные письма. Часто мы вместе со Шрипадом засиживались до глубокой ночи, и он свободно общался с нами. Однажды ночью он долго рассказывал о различных аватарах Вишну, отражающих поступательное развитие сознания людей, напоминающее развитие зародыша в утробе. Один аватар раскрывался в другом, воплощая новое качество Абсолютного Сознания. Воплощение Кришны считалось проявлением божественной любви, не знающей никаких границ, а Рама, его предыдущее воплощение, принес в этот мир новое качество дхармы, или чистой праведности, – Шрипад считал, что она стоит ниже, чем любовь, которая неподготовленному взгляду казалась неправедной.
Раи сказал, что мало кому удавалось застать Бабу в таком разговорчивом расположении духа, и нам следует извлечь из этого максимум пользы. Когда я спросил Шрипада Бабаджи о различиях в служении Вишну и Шиве, он долго смеялся над моими дуальными, расколотыми представлениями на этот счет. Только через час он снова заговорил со мной на эту тему и сказал, что «Шива и есть обращенное внутрь осознание недуальной природы реальности».
Баба всегда отвечал на вопросы только тогда, когда считал это нужным. В остальное время он пребывал в молчании. Иной раз он говорил так тихо, словно застенчивый ребенок, и тогда приходилось напряженно слушать его. А иногда он мог с устрашающим видом закричать на кого-нибудь. Его присутствие ощущалось так сильно, что рядом с ним практически невозможно было думать. Часто я весьма неловко чувствовал себя.
Не могу сказать, что в ответах Бабы я слышал что-то действительно новое. В общем-то, через неделю нам было уже не о чем говорить. Поразительной была сама манера, в которой он отвечал на вопросы. Человек приходил и спрашивал о чем-то серьезном или просил совета, а Шрипаджи просто сидел и молчал в ответ. Иногда он мог по сорок минут сидеть с абсолютно отрешенным видом, независимо от того, стоял ли перед ним человек или недовольно уходил. Казалось, что он уходил куда-то в поисках ответа. А потом, ни с того ни с сего, он отвечал. Сухо и прозаично. Ты не всегда получал прямой ответ на свой вопрос. Все, что Баба делал или говорил, было совершенно непостижимо.
Например, рано утром к воротам академии подъезжал длинный черный лимузин, из которого выходила пара чиновников, одетых в строгие европейские костюмы или снежной белизны брахманистские дхоти. К ним выходил Баба, босой и в лохмотьях, садился на переднее сиденье, дверь захлопывалась и автомобиль уносился прочь. Через три дня он возвращался около трех часов утра и снова пропадал на пару дней. А потом внезапно появлялся в дверях и просил напечатать пару писем.
Я провел немало времени за написанием писем для Бабы, которые он подписывал всегда одинаково: «Твой в Господе». Он часто засиживался в маленьком офисе до глубокой ночи и диктовал свои послания, тщательно все проверяя. Электричество часто выключали, и тогда мы зажигали свечи, чем не только подогревали и без того раскаленный воздух, но и привлекали к себе тучи комаров. Как правило, к часу ночи я настолько уставал, что засыпал на ходу, и в каждом слове делал по нескольку ошибок. Тогда Шрипад отправлял меня спать, а Раи Баба приходил мне на замену. Я просыпался рано утром и видел одну и ту же картину: Шрипад продолжал диктовать текст так, словно только что проснулся, а Раи Баба находился в ступоре, обессиленный за ночь. И тогда мы снова менялись.
Для человека, которому все здесь буквально поклонялись, эта работа была низкой. Но он продолжал работать днем и ночью, не подавая никаких признаков усталости или раздражения. О его работоспособности ходили слухи и слагались легенды. Он мог работать по нескольку дней подряд. Затем исчезал на пару дней, чтобы выспаться. Таким образом он задействовал максимально возможное количество времени и энергии в Бхагаван Сева, в служении Всевышнему.
Днем мы обычно работали, а ближе к вечеру ходили по храмам и на местные базары. Иногда я приходил в Раман Рети на рассвете или в вечерние сумерки. Павлины важно расхаживали по полю, распушая свои хвосты разноцветным веером. Вдоль песчаных берегов Джамуны медленно прогуливались быки, выделяясь своими грязными коричневыми телами на белом фоне, и от этой картины веяло вселенским спокойствием. Дороги были сухими и пыльными. Вдоль набережной стояли резные каменные храмы, окруженные изогнутыми в каком-то таинственном танце деревьями. Волосатые, измазанные грязью свиньи копались в сточных канавах, прорытых вдоль улиц.
Я прошел мимо дерева, с которого по преданию спрыгнул Кришна после того, как покарал змея Калию. Сегодня исследователи индийской культуры склонны считать, что змей этот олицетворял секту Нага Баба, адепты которой поклонялись змее или фаллосу – затем их вытеснили вишнуитские секты, при этом обе мифологические традиции были совмещены, дабы объединить расколотое сообщество. Но, кажется, правда была известна только белым полевым цветам, только извивающимся в танце деревьям, только старому храмовому камню.
По вечерам храм Бехариджи был набит людьми, словно центральный вокзал. Паломники, фанатики, посетители и браджабхаси – коренные жители Вриндавана – все они толпились на полу, выложенному из черного и белого камня, и ждали, когда откроют занавес. Затем начинали бить в гонги, и толпа продвигалась к алтарю. Занавес раздвигался, и в глубине храма появлялась фигурка Бехари, маленького черного божка, и толпа впадала в экзальтацию. Кто-то пел, кто-то прыгал, кто-то поднимал к небу руки. Священник подносил к алтарю благовония, светильники с гхи, или лампы с топленым маслом, и цветы, а затем брал все это и подносил к краю площадки, на которой стояли люди, прикладывая к своим головам обожженные фитили. Каждый пришедший бросал на алтарь монету. Кто-то бросал банкноты, и тогда священник давал такому человеку глиняную чашу с прасадом. После того как занавес снова опускался и всеобщее возбуждение стихало, на площади перед храмом оставалось еще много людей. В каждом из четырех углов храма стояли горшки с туласи – тонкоцветным базиликом[24], священным растением – и прихожане подходили по очереди к каждому, склоняя перед ним свои головы.
Считается, что город Вриндаван назван в честь гопи Вринды, которая была особо дорога богу Кришне. Во время любовной ссоры Вринда наложила на Кришну заклятие, превратив его в камень. В ответ Кришна превратил ее в растение. Впоследствии Кришна стал священным камнем шалаграмом, и ему поклоняются у алтаря так же, как и всем прочим божествам, а Вринда стала базиликом, растущим там, где есть подлинное посвящение Кришне. Здесь, в храме, базилик рос в изобилии, раскинув свои листья по сторонам.
Один человек стоял в углу на одной ноге, его истощенное тело пахло пеплом. Он стоял с закрытыми глазами, сомкнув руки в сложной йогической мудре. Проходившие мимо паломники бросали к его ногам монеты. Паломники приходили сюда отовсюду, особенно в священные летние и осенние месяцы шравана и картикка, поскольку считается, что каждый, кто находится в это время во Вриндаване, освобождался от накопленных ранее грехов. Некоторые ашрамы принимали в этот период тысячи паломников в свою обитель, а во многих храмах бесплатно раздавали еду, превращая в эти священные дни обычную трапезу в настоящий пир.
Возле алтаря сидели священники и охраняли изваяние божества. На заднем плане музыканты пели бхаджаны под аккомпанемент фисгармонии, цимбал и глиняных барабанов мирданга. Снаружи был сооружен помост для театрального представления Рама-Лила. Актеры в песнях и танце рассказывали зрителям божественные истории о Раме и Кришне. Посмотреть на это зрелище приходили тысячи людей. Во время представления некоторые зрители отождествляли актеров с божествами. Часто после спектакля главного актера несли до самого дома на руках, чтобы ноги его не касались бренной земли. Все актеры имели долгую театральную родословную и обучались сценическому искусству с самого детства. Однако карьера их не была долгой. В четырнадцать лет они покидали сцену, так как были слишком стары для нее. Я знал одного актера, который в свои двадцать лет был настоящей знаменитостью в своей деревне.
