«Жизнь — это наука», все сводится к более низкому уровню, это редукция. Тогда любовь — только химия: гормональное. Тогда все можно свести к более низкому, тогда лотос — только болотная жижа.
Следует оставаться доступным Дао. Следуя Торе, надо оставаться открытым Дао. Ведь Тора верна только, если ведёт нас в направлении Дао. Закон верен только, если ведёт вас к любви. Если он противоречит любви, тогда закон безжалостен.
Закон, например, говорит, что надо любить только свою жену. Хорошо, если вы любите свою жену, тогда закон ведёт к любви, но если вы не любите жену, то заниматься с ней любовью безнравственно, тут закон противоречит любви. Если вы занимаетесь любовью с женщиной, не будучи женатым на ней — это любовь, а не закон. Если вы к тому же женились на ней, это любовь, но это не против любви. Мудрый человек увидит, что в жизни всегда пользовался законом для любви. Тогда это ступень к Дао.
Этот ашрам, естественно, должен управляться, по Конфуцию, но Конфуций здесь на службе у Лао-цзы. Видите вы здесь этого сумасшедшего? Конфуций на службе у Лао-цзы, Тора на службе у Дао. Тогда не возникает проблем. Но если наоборот, то все портится: тогда вы стоите на голове, надо срочно что-то делать.
ВОПРОС Вчера, хоть я и сидел в очень неудобной позе, я уснул и проспал всю вашу лекцию. Ваши беседы не кажутся мне скучными, почему же я уснул?
ОТВЕТ Ничего страшного. Если вам нравится спать, очень хорошо, только помните: не храпите, потому что это мешает спать другим.
Кто-то захрапел, сидя в опере.
— Прошу вас, прекратите, — обратился к нему билетёр, — вы мешаете другим.
— Послушай, детка, я заплатил за это кресло и делаю, что хочу.
— Да, сэр, но вы всех перебудите.
Спать хорошо, нет ничего лучше. Насладитесь вдоволь, усладите своё сердце.
Так бывает… есть две возможности: либо вам надоедает, и вы засыпаете; либо беседа становится колыбельной, и вы засыпаете. Беседа может стать песней, тёплой песней вокруг вас, тогда можно спать. Или она может стать дребезжащей нотой, ужасно надоедливой, и вам надо от неё куда-то деться. А мои сторожа не дадут вам уйти так просто, так что единственная возможность — закрыть глаза и заснуть. Это бегство, чтобы не слушать. Есть обе эти возможности.
Иногда то, что я говорю, может показаться надоедливым, так как что бы я ни говорил, это — единственная истина, и мне приходится повторять её вновь и вновь из сострадания к вам, иначе бы каждое утро я мог приходить, садиться в кресло, потом прощаться и уходить.
Большой писатель сошёл с ума, но вот появилась надежда на его выздоровление. На три месяца он засел в своей комнате за машинкой, сочиняя роман. Наконец он объявил, что книга закончена, и понёс её ведущему психиатру. Тот с жадностью схватил рукопись и принялся читать:
— Генерал Джонс вскочил на свою лошадь и закричал: Но! Но! Но! Но! Но! Но! Но! Но! Но! Но! Но! Но! Но! Но! Но!
Доктор торопливо перевернул страницу, другую, третью, пролистал всю книгу.
— Но здесь же ничего нет, целых пятьсот страниц и все :Но! Но! Но!"
— Да, — согласился писатель, — тупая кобыла.
Что же мне делать? Мне приходится кричать: «Но! Но! Но!!» каждый день. Тупая кобыла… Пока вы меня не услышите, мне приходится повторять снова и снова. Вам не очень поможет бегство в сон, не очень-то поможет. Я выбью вас из него.
Иногда это надоедает. Я знаю это, иногда я сам засыпаю. Тогда приходится смотреть на часы…
Психиатр опаздывал к пациенту. Он влетел задыхаясь и стал извиняться.
— Пустяки, — остановил его пациент, — я нашёл себе занятие.
— Какое?! — подозрительно спросил врач.
— Я сидел в уголке и беседовал сам с собой.
— Ну и как, интересная была беседа?
— Не очень. Вы же меня знаете.
Конечно, я знаю себя лучше, чем вы меня. Я знаю, иногда это ужасно надоедает, так что же, вините себя. Помните только одно: не храпите. Иногда беседа становится колыбельной. Если вы любите меня и любите безмерно, тогда все, что бы я ни говорил, окружает вас, как тёплое одеяло: вам становится уютно, удобно. Положение тела может быть и не очень удобным. В зале Чжуан-цзы так сделано, чтобы было трудно чувствовать физический комфорт: мраморный пол, холодный, твёрдый, и повсюду моя охрана.
Они ничего вам не позволят, не позволят взглянуть или даже чихнуть, вам надо быть предельно бодрствующим, не то… В неудобной позе — даже тогда вы засыпаете! Подумайте: если бы поза была удобна, вы впали бы в кому! Но вы меня любите, и мои слова, достигая вас, становятся колыбельной. Нет ничего дурного в том, чтобы засыпать время от времени. Но не превращайте это в постоянную привычку!
ВОПРОС Когда я достигну просветления, как мне узнать, что я достиг просветления?
ОТВЕТ Сафари. Африка. Охота на крупную дичь — и белая женщина изводит охотника вопросами.
— Если мне встретится тигр, как я его узнаю?
— По жёлтой шкуре и полосам.
— А если встретится лев, как я его узнаю?
— По роскошной гриве.
— А если встретится слон, как я его узнаю?
— Это проще всего, — вздохнул охотник, — по лёгкому запаху кокосового ореха в его дыхании.
Не надо так волноваться. Это просветление так велико, как слон: вы не сможете его не заметить, вы не сможете даже убежать от него! Когда оно приходит, оно самоочевидно, оно не нуждается ни в каких доказательствах, что это — то самое.
Все равно что мертвец, возвратившийся к жизни, — нужны ему будут доказательства? Он поймёт, он сразу увидит все цвета, солнце, луну, звезды, лица всюду. И тьма, та тьма, что казалась вечной, вдруг исчезнет и все будет полно света и цвета… и радуги.
Нужны ли будут глухому доказательства, когда глухота его кончится? Вдруг столько звуков, которых он прежде никогда не слышал, они окружат его со всех сторон.
Но даже все это — бледные метафоры для просветления: оно столь огромно, настолько в корне все меняет, что прозевать его совершенно невозможно. Не беспокойте себя такими проблемами, попытайтесь лучше стать просветлёнными.
ВОПРОС Вы говорите как будто только для меня. Кажется, что вы отвечаете только на мои вопросы. Как вам это удаётся?
ОТВЕТ Мулла Насреддин как-то мне рассказывал:
— На отпуск я поехал в деревню, и птички пели так весело под моим окном каждое утро, что однажды я вышел и поблагодарил их за чудные песни.
Но тут вышел хозяин:
— Надеюсь, ты не думаешь, что птицы поют для тебя?
— Почему же, конечно для меня.
— Птицы эти поют для меня.
Я знал, что я прав… словом, мы крепко поспорили и даже подрались. Нас привезли к судье. Он оштрафовал нас обоих на десять рупий.
— Эти птички, — сказал он, — поют для меня.
Когда я беседую с вами, всякий чувствует, что я говорю с ним: ведь то, что я говорю, настолько важно, — самое важное, что имеет отношение к каждому. Я говорю не только с одним человеком, я говорю о столь важном, что невозможно не иметь отношения к таким важнейшим вещам; они имеют отношение к каждому в большей или меньшей степени. Когда я говорю о любви, вы все чувствуете, что я обращаюсь к вам, потому что любовь — ваша проблема, проблема каждого. Когда я говорю об уме, вы, конечно, решаете, что я обращаюсь к вам: у вас есть ум, как и у всех, а всякий ум — сумасшедший.
Так что, когда я касаюсь самых важных истин, каждый неизбежно чувствует, что это — весть специально для него, но помните: я говорю только о своих важных истинах. Они обращены здесь к каждому, а не к кому-то в отдельности, хотя я очень хорошо знаю каждого из вас. Хорошо, прекрасно, что вы чувствуете себя прямо связанным с мной.
Два охотника в лодке укрылись в камышах, чтобы утки их не заметили и ждали. Вдруг они услышали нарастающий шум. Камыши раздвинулись перед лодкой, в которой сидел третий охотник, пьяный вдрызг, пытающийся при этом откупорить пятую бутылку.
— Эй! — предупредили они, — это наше место. Проваливай вниз по течению.
Пьяница ничего не сказал. Откупорил бутылку, выпил её и отплыл на две мили. Наконец одинокая утка пролетела над рекой. Охотники дважды выстрелили и промахнулись. Как же они удивились, услышав и увидев, что пьяница с одного выстрела попал в утку, подплыл к ней и упрятал её в ягдташ.
Они подплыли поздравить его:
— Ну и ну! Как ты ловко! Как у тебя получилось?
— Э-э-м-м… Как я мог промахнуться, когда в небе столько уток?
Здесь у нас тоже самое: когда вокруг столько уток, я могу стрелять совершенно спокойно. Можно совсем не целиться: как я могу промахнуться? Промахнуться невозможно.
Да, хорошо, что вы себя чувствуете в личном контакте, но помните: не делайте из этого ловушку "я". Ум очень хитёр, , вам надо быть постоянно настороже, бдительным к его тонким ходам, иначе у вас появится мысль: «Я особенный. Бхагаван говорит только для меня». И вы начнёте фантазировать, проецировать и потеряетесь в своём фантастическом мире. Да, я говорю для вас тоже, но не только. Я говорю очень широко, я говорю об основах, конечно же, это и ваши основы.
