Вся широкая палитра повседневного мира служит единственной цели: убить время, не оставить нам ни минуты, когда мы были бы наедине с самими собой и могли бы осознать наше действительное положение. Даже если иногда такая минута все-таки наступает, в дело вмешивается наш внутренний диалог — беспорядочное движение наших мыслей, туда-сюда, движение, обусловленное чуждым внедрением, — и препятствует нам использовать свободную минутку, и заставляет нас вновь искать убежища в наших виртуальных реальностях.
Нам станет ясно, что такое поведение абсолютно неестественно, неприродно, если мы сравним наше социализированное поведение с поведением детей или других млекопитающих, для которых нет ничего лучшего, чем полностью погрузиться в восприятие мира и наслаждаться их простым и все же вызывающим благоговение настоящим. У них нет нашей суеты, им не нужна никакая причина, никакое действие и никакие результаты, чтобы прекрасно себя чувствовать в своем теле и в своем мире.
Очевидно, что мы имеем дело с типичным параметром нашего социализированного менталитета домашних животных, нашего взрослого Common sense, что мы делаем наше ощущение счастья и собственной ценности зависимым от определенных действий в смысле награды или наказания. Потому что, в отличие от наших диких родственников и маленьких детей, нам очень трудно беспричинно радоваться нашему существованию и просто быть счастливыми. Да, это кажется нам наивным, если даже не безответственным, если взрослый человек вдруг начинает так себя вести. Многие люди старшего возраста в наши дни не могут даже просто наслаждаться едой, если они не заработали ее в смысле библейского требования «в поте лица своего».
Можно, кстати, наблюдать, как большинство людей на старости лет все больше и больше попадают в ловушку воладорес, из чего, однако, не следует ложный вывод, будто молодые люди обладают иммунитетом в отношении этих ловушек. Большую часть нашего осознания мы жертвуем уже в раннем детстве, а затем становимся для воладорес подобны домашним животным, дающим молоко: оно регулярно отсасывается; так поддерживается на определенном уровне и наше осознание. Если же осознание по причине старости, слабости или болезни перестает расти или его рост слишком замедляется, тогда воладорес сжирают внешнее свечение практически до основания и даже не оставляют маленькой лужицы. Последствия такого состояния — закостенелый ум, повышенная забывчивость и путаница в мыслях, при этом — растущая раздражительность, фанатичное цепляние за нормы и ценности общественного порядка, увеличение чувства собственной важности; короче — все симптомы и признаки старческой немощи.
В связи с этим Тайша Абеляр сообщает, что в квартирах старых людей, в домах престарелых, в госпиталях и больницах можно встретить особенно много воладорес, потому что здесь они находят свою любимую пищу в больших количествах. Это даже не просто осознание, а совершенно особенное его качество — потому что не всякое осознание для них одинаково вкусно. Они особенно любят осознания эгомании, самосострадания, которые склонны к эмоциональным взрывам и индульгированию, в то время как трезвость и дисциплина ими презрительно отвергаются.
Так, они охотно находятся в местах, где собирается много людей, одинаково эмоционально настроенных: церкви, кладбища, анатомические театры принадлежат к таким традиционным местам. Все чаще организуемые ныне крупные представления, такие, как концерты, демонстрации, собрания, футбольные состязания или иные спортивные события, притягивают многочисленных нечеловеческих гостей, которые тоже по-своему участвуют в праздновании. В более скромной степени вышесказанное справедливо, кстати, для всех общественных мест, таких, как вокзалы, аэропорты, различные учреждения и школы, а также маленькие личные застолья и банкеты. Где бы ни собрались люди в подходящем «для переваривания» настроении, не будет недостатка и в воладорес.
Как вещественное доказательство существования воладорес, наследники дона Хуана несколько раз демонстрировали в 1995 году фотографию одного воладора, сделанную незадолго до того на весеннем празднике тибетских буддистов на руинах Теотихуакана. Фотографом был знакомый Кастанеды, Марко Антонио Тарам, руководитель Casa Tibet в Мехико, который и организовал празднование, где более 90 000 христиан и буддистов молились за мир под началом Далай Ламы. Во время празднования Марко Антонио сфотографировал — не заметив этого — огромную тень, которая, подобно туче, колыхалась над головами толпы, собравшейся на молитву между пирамидами.
Когда Марко Антонио, проявив пленку, обнаружил необычную тень, по форме и облику похожую на молящегося человека, он попросил Кэрол Тиггс посмотреть странную фотографию и высказать свое мнение. Она была не менее поражена и взяла фотографию с собой, чтобы показать Кастанеде и другим его сподвижникам. Все пришли к единому заключению, что Марко Антонио сфотографировал огромного воладора, который так обожрался эмоциональной энергией собравшихся на молитву, что частично материализовался и сделался видимым для чувствительной линзы фотоаппарата. Они восприняли это событие как знак того, что пришло время освободить от эзотерического статуса и эту часть их знаний и сделать ее доступной общественности.
Все вышесказанное, однако, не означает, что мы вообще не имеем понятия о существовании этих воладорес — собственно говоря, у нас отсутствуют слова и языковые средства, чтобы описать их в контексте нашего повседневного мира. Маги говорят, что дети, которые еще не полностью социализированы, часто обладают способностью видеть эти существа и обычно тонко чувствуют, когда чужеродные создания паразитируют на внешнем блеске их осознания. Неудивительно, что они боятся духов, монстров и демонов, которые прячутся у них под кроватью или подглядывают за ними из шкафа. Поскольку воладорес обычно стараются проделать свою работу, оставшись неузнанными, они приступают к делу как правило ночью и действительно охотно прячутся в темных уголках и закоулках.
Именно поэтому многие люди боятся темноты, даже будучи взрослыми, или их привлекают рассказы о привидениях и фильмы ужасов. Классические истории о пожирающих людей чудовищах и циклопах, сосущих кровь упырях и вампирах представляют собой великолепную поверхность, на которую мы проецируем наше бессознательное знание о существовании воладорес и их коварных проделках. В связи с этим в последнее время стали особенно популярны истории, повествующие о проникновении к нам инопланетян, чуждых существ, желающих уничтожить или поработить человечество. Как различные киноверсии бестселлера «Нашествие пожирателей тел», так и новые киноленты типа «Alien, Independence Day» или «Люди в черном» получили наибольшие кассовые сборы, что можно объяснить только тем обстоятельством, что страх перед показываемыми событиями имеет под собой реальную основу.
Конечно, истории о вампирах или фантастические фильмы сами по себе еще не являются доказательством существования воладорес или уликой, способной убедить скептиков. Однако они говорят вполне понятным языком, если только мы готовы воспринять их послание — совсем как в серии Оливера Стоуна и Брюса Вагнера «Wild Palms», где мы при достаточном внимании прочтем на входной двери в пивную с примечательным названием Hungry Ghost («Голодное привидение») нанесенное опрыскивателем высказывание: Los Voladores: They eat your awareness («воладорес: они пожирают твое осознание»). Простое послание необычайной широты.
Мы должны свыкнуться с возможностью, что обезьяний театр нашего повседневного мира представляет собой, возможно, не только заблуждение или окольный путь в нашей эволюции от примитивных приматов к человеку, но что многие его признаки имеют еще более жуткое происхождение. Конрад Лоренц, этолог, исследователь отношений людей и животных и лауреат Нобелевской премии, уже несколько десятков лет назад указал на странные признаки доместикации — слово означает одомашнивание, приручение диких животных — в физиологии и поведении цивилизованного человека, которые аналогичны поведению и физиологии наших домашних животных и которые он мог объяснить лишь тем, что он предположил, что мы сами себя приручаем. Ну с какой стати мы должны, например, запирать себя самих в «используемые человечеством стойла», как называет Лоренц городские квартиры и высотные дома? Какое преимущество мы можем получить при этом — все равно, для человечества в целом или для отдельного индивидуума?
Но если мы примем во внимание существование воладорес, нам многое станет ясно. Безусловно, мы сами социализируем себя в наш повседневный мир, однако параметры социального порядка и управляющего рассудка определены не нами, но превосходящими нас существами, рассматривающими нас как домашних животных. Возможно, Эрих фон Деникен спросил бы: «Были ли Боги воладорес?»
