Естественные реакции на потенциально травмоопасные ситуации
Такие реакции не являются результатами психических расстройств, они – нормальные проявления работы нашего тела и мозга, реагирующих на угрозу. Если в окружающем мире происходит некоторое изменение, оно немедленно вызывает сигнал тревоги: хищник это или добыча? Шаги потенциального сексуального партнера или просто шум ветра? Промедление или ошибка, как правило, ведут к смерти. Поэтому реакция возникает быстро и инстинктивно. Тело животного в момент опасности автоматически готовится к нужному действию – бегству или борьбе. От наружных покровов, пищеварительного тракта, иммунной и других вспомогательных систем кровь устремляется к крупным мышцам. После завершения действия мускулы расслабляются, кровь возвращается к естественной циркуляции, и животное вновь переходит к нормальному уровню активности.
Но представьте теперь, что животное сталкивается с такой агрессией, при которой невозможно бороться и нет времени на бегство. В данном случае нормальной реакцией было бы притвориться мертвым в надежде оказаться незамеченным или быть признанным несъедобным. Животное застывает в неподвижности, замирает, как кролик перед удавом. Человеку в подобных ситуациях кажется, будто время останавливается, а страх и боль отступают. Но после того как опасность миновала, энергия возбуждения сохраняется и готова быть направлена на действие. Животные, как правило, сбрасывают излишки этой энергии через дрожь, восстанавливая нормальный уровень активности, а затем продолжают свой путь, избежав травмы, несмотря на столь близкое столкновение со смертью. Цикл завершается без потерь.
Ранние гоминиды, вероятно, реагировали на опасность сходным образом, высвобождая энергию возбуждения вскоре после исчезновения опасности. Первобытные охотники и собиратели, как и современные примитивные народы, умели излечивать травматические переживания до того, как те перерастали в настоящие травмы, и обладали для этого множеством приемов. Скорее всего, они воспринимали ужас, содрогание, ночные кошмары и тому подобные симптомы как естественные реакции на опасность и давали им выход. В противоположность этому в современной цивилизации такие симптомы считаются проявлением слабости, поэтому мы вынуждены скрывать свои естественные эмоциональные реакции, сдерживая энергию возбуждения внутри себя. До тех пор, пока эта энергия не находит выхода, мы пребываем в возбужденном состоянии; так возникает травма. Это хроническое возбуждение заставляет нас быть гиперчувствительными, беспокойными и постоянно ожидать опасности с учащенным дыханием и сердцебиением. Начинаясь незаметно, стресс в таких случаях развивается по расширяющейся спирали и, подкрепляемый свежими травмами, достигает такого уровня, при котором человек фактически становится недееспособным. Если же процесс продолжается и дальше, такие люди превращаются в эмоциональные бомбы замедленного действия, готовые взорваться яростью и жестокостью при малейшем раздражении.
Цикл угроза-возбуждение-релаксация контролируется структурами «древнего» мозга. В 1973 году Пол Мак-Лин обнаружил, что наш мозг обладает тройственной (триединой) структурой, его три составные части как бы упакованы одна в другую[20]. Древнейший («рептильный») отдел мозга отвечает за базовые функции организма, такие как бодрствование и сон, пять чувств, безусловные инстинкты, терморегуляция, сердцебиение и кровяное давление. Далее следует «млекопитающий» отдел (лимбическая система) и центры, отвечающие за эмоции, управляющие нашим поведением – страх, голод, сексуальное влечение и так далее. Вокруг лимбической системы располагается новейшая часть (кора головного мозга). Здесь зарождаются все сознательные движения и мыслительные процессы, в том числе языковое мышление, абстрактное мышление и самоанализ[21].
Пять чувств – зрение, слух, вкус, обоняние и осязание – постоянно снабжают древнейший мозг информацией. В каждый момент времени эти стимулы формируют чувственные образы, передающие ощущения от предметов, мест и событий. Лимбическая система сравнивает эти картины с теми, что хранятся в памяти. Если они оказываются новыми или распознаются как содержащие уже известную опасность, автоматически срабатывает реакция «борись, беги или замри», что достигается мгновенным выбросом в кровь соответствующего набора гормонов. На обдуманную реакцию в подобных случаях просто нет времени. Но если чувственный образ распознается как не содержащий угрозы, мозг не предпринимает никаких действий, помимо пополнения картотеки образов новой информацией. Наш мозг обладает замечательной способностью сопоставлять стимулы, дающие начало условно-рефлекторной реакции, например, рычание собаки – со страхом нападения, или запах свежескошенной травы – со счастливыми воспоминаниями детства. Это идеальная система быстрого и надежного реагирования на опасность. Однако чтобы принимать обдуманные решения и ориентироваться в тончайших изменениях ситуации, ей все же не хватает разумности. Поэтому время от времени процесс дает сбои. Например, человек, едва не погибший от удушья, скорее всего, будет испытывать паническую атаку всякий раз, когда его дыханию будет мешать что бы то ни было вне зависимости от реального уровня опасности. Точно так же женщина, однажды изнасилованная преступником в красной рубашке, в дальнейшем будет чувствовать бессознательный страх при виде любого безобидного предмета красного цвета[22].
Ключевым моментом в понимании травмы является тот факт, что у полноценного человека лимбическая система и кора головного мозга способны контролировать некоторые более примитивные его отделы. Это происходит, например, когда дети учатся подавлять свои инстинктивные «рептильные» реакции вроде раздражения и эмоции, порождаемые лимбической системой. Эти же механизмы задействуют йоги, когда усилием воли регулируют дыхание, температуру тела, сердцебиение и другие функции организма. Кора больших полушарий – орган недостаточно сильный, чтобы контролировать инстинктивные реакции на угрозу жизни, однако она может блокировать выброс энергии, следующий за такой угрозой, тем самым ненамеренно вызывая травму. Питер Левин постулирует несколько причин, по которым мы так поступаем[23]. Одна из них – получение общественного одобрения за кажущуюся стойкость и неподверженность травмоопасным событиям. Другая – боязнь высвобождения собственной агрессии и последствий этого, что ведет к замыканию в себе. Этому высвобождению может препятствовать и чисто человеческий страх смерти. Ведь для нашего подсознания замирание подобно смерти, и мы избегаем этого состояния, наивно полагая, что энергия возбуждения рассеется сама по себе.
Невозможность высвобождения этой энергии ведет к формированию агрессии, скрученной в пружину, чьи витки сжимаются все плотнее с каждым новым травматическим переживанием. Развивающиеся вследствие этого патологические симптомы представляют собой защитный механизм, клапан, сбрасывающий излишки энергии. Его работы достаточно для поддержания жизнедеятельности системы в целом, но недостаточно для исцеления травмы. Поэтому симптомы становятся хроническими, а с течением времени – все более тяжелыми. Единственный выход здесь – в полном высвобождении накопившейся энергии.
История о Томе Брауне-младшем и дикой собаке
Том Браун-младший – известный следопыт и учитель выживания в условиях дикой природы. Свое удивительное детство он провел рядом с наставником – старым индейцем, возможно, последним из коренных американцев, кто жил так же дико и свободно, как и его предки. В истории, которую мы приводим ниже, Том рассказывает, как однажды он, тогда еще десятилетний мальчик, повстречался с дикой собакой. Эта история описывает типичные симптомы травмы[24].
Только что я шел в абсолютной тишине, поэтому внезапно раздавшееся рычание прозвучало как взрыв, который швырнул огромную собаку прямо мне в лицо. И долгие годы спустя при звуке лая или рычания передо мной вставала полная зубов пасть и собака, прыгающая на меня из кустов. Долгие годы я просыпался в слезах и холодном поту от видения клыков, впивающихся мне в лицо. Я видел эту морду с выпученными глазами, прижатыми ушами и длинной щелью пасти, которая могла проглотить мою голову целиком.
Это был громадный пес, и своим весом он тут же повалил меня на спину. Огромный и весь свитый из мышц, ставших стальными от дикой жизни. Он был невероятно тяжел, я бил его и кричал, пытаясь вытащить нож. Одной рукой я схватил его за ухо и удерживал голову, но он отбросил мою руку и вцепился мне в верхнюю губу.
Каким-то образом мне все же удалось вытащить нож, и я стал бить и колоть его, пока он не свалился замертво. Он упал мне на голову и грудь, и я был весь залит его кровью. Я спихнул его с себя, вскочил сверху и все колол и колол его ножом, будто собачьи зубы все еще впивались мне в лицо. Невыразимый ужас от этих стремительно приближающихся клыков довел меня до безумия. Я стоял на коленях, орал и колол этого пса ножом, и так продолжалось довольно долго. Наконец до меня дошло, что он мертв. Тогда я опустился на землю и задрожал.
