Приемник был знаменитой английской модели, отличный «Эддистоун», которому просто не было равных. Ирландец вынул одну из сменных катушек, и я заметил, как он ее держит.
— Дайте-ка мне эту катушку, — сказал я, — и нет ли у вас увеличительного стекла?
Стекло нашлось, и с первого же взгляда я понял, что из-за неосторожного обращения с катушкой он сломал проводок, идущий к одному из штырьков. Я показал ему неисправность.
— Есть у вас паяльник и припой? — спросил я.
— Нет, но есть у соседа.
Он бегом помчался к соседу и вернулся с паяльником и припоем. Впаять проводок на место было делом нескольких минут, и приемник снова заработал. Чуть подрегулированы подстроечные конденсаторы, и он заработал еще лучше. Вскоре мы уже слушали передачу «Би-Би-Си» из Лондона.
— А я уже собирался отправлять приемник в Англию на ремонт, — сказал ирландец. — Теперь моя очередь оказать вам любезность. Владелец «линкольна» захотел, чтобы машину пригнал ему в Сиэтл штатный водитель фирмы. Он человек богатый. Я оформлю вас к нам на работу, так что вам еще и заплатят. Мы дадим вам восемьдесят долларов, а с него возьмем сто двадцать. Согласны?
Согласен? Да это устраивало меня как нельзя лучше.
В следующий понедельник я с утра пустился в путь. Первым делом я направился в Пасадену. Мне надо было удостовериться, что у судового механика, документами которого я воспользовался, нет никакой родни. Нью-Йорк, Питтсбург, Колумбус, Канзас-сити, мили все росли. Спешить было некуда, на всю поездку я отвел себе неделю. Ночевал я в просторной кабине, чтобы не тратиться на гостиницы, съезжая с дороги там, где мне было удобно. Вскоре передо мной замаячили Скалистые горы, воздух стал чище, и чем выше забиралась машина, тем легче мне было дышать. Целый день я с удовольствием провел среди горных хребтов и лишь к вечеру тронулся в Пасадену. Самые тщательные расспросы не выявили у судового механика никакой родни. Это, похоже, был довольно угрюмый тип, предпочитавший собственную компанию кому бы то ни было.
И снова в путь. Сначала через Йосемитский национальный парк, потом национальный парк Кратер-Лейк, Портленд и, наконец, Сиэтл. Я отвел машину в гараж, где ее подвергли придирчивому осмотру, смазали и вымыли. Потом хозяин гаража позвал меня.
— Поехали, — сказал он мне, — он хочет, чтобы мы пригнали машину к нему домой.
Я сел за руль «линкольна», а хозяин гаража повел другую машину, чтобы нам было на чем вернуться. По широкой дорожке мы подкатили к большому дому, из которого вышли трое мужчин. Хозяин гаража почтительно обратился к человеку с ледяным лицом, купившему «линкольн». Двое сопровождавших его мужчин оказались автомобильными инженерами и сразу же приступили к тщательному осмотру «линкольна».
— С ним очень бережно обращались, — сказал старший инженер, — вы можете без всяких опасений принимать машину.
Человек с ледяным лицом снисходительно кивнул мне.
— Идемте ко мне в кабинет, — сказал он. — Я выплачу вам сотню долларов премии, вам одному, раз уж вы так бережно с ним обращались.
— Вот это да, приятель! — сказал потом хозяин гаража. — Здорово он расщедрился, вам неслыханно повезло.
— Мне нужна работа, которая доставила бы меня в Канаду, — сказал я. — Вы не могли бы мне помочь?
— Ну, — сказал хозяин гаража, вам, конечно, надо в Ванкувер, а у меня в те края ничего нет. Зато у меня есть один человек, которому нужен новый «Де Сото». Он живет в Оровилле, у самой границы. Так далеко он сам, машину не поведет и будет очень рад, если кто-нибудь ее пригонит. Он вполне кредитоспособен. Я ему сейчас позвоню.
— Слушай, Хэнк! — сказал хозяин по телефону. — Кончай тянуть волынку и выкладывай начистоту, хочешь ты свой «Де Сото» или нет? — Потом он немного послушал и перебил собеседника: — Ну, а я тебе что говорю? У меня тут есть парень, который едет в Оровилл по дороге в Канаду. Он привел сюда «линкольн» из самого Нью-Йорка. Что скажешь, Хэнк?
Хэнк что-то долго бубнил из своего Оровилла. Его голос доносился до меня булькающей мешаниной звуков. Хозяин гаража раздраженно перевел дух.
— Ну что ты за балбес такой чертов! — воскликнул он. — Можешь., оставить чек в банке. Я тебя знаю больше двадцати лет, и мне нечего бояться, что ты меня надуешь. — Он послушал еще немного. — О-о'кей, — сказал он наконец, — это я сделаю. Да, я внесу это в счет. — Он повесил трубку и шумно выдохнул воздух. — Слушайте, мистер, — обратился он ко мне, — вы что-нибудь смыслите в женщинах?
В женщинах? А что, по его мнению, я должен смыслить в женщинах? Кто в них вообще хоть что-нибудь смыслит? Женщины — это загадка даже для самих себя! Наткнувшись на мой тупой взгляд, хозяин гаража пояснил:
— Этот самый Хэнк, он холостяк с сорокалетним стажем, это я точно знаю. А теперь он хочет, чтобы вы привезли ему какие-то дамские тряпки. Ну-ну, не иначе как этот старый пес заделался гомиком. Я спрошу у жены, что ему выслать.
В конце недели я выехал из Сиэтла в новеньком «Де Сото» с полным грузом женской одежды. Жена хозяина предусмотрительно позвонила Хэнку и выяснила, в чем дело. Из Сиэтла в Вэнэтчи, из Вэнэтчи в Оровилл. Хэнк остался доволен, так что я не теряя времени двинулся дальше в Канаду. Несколько дней я пробыл в местечке Осойус. Затем по счастливому стечению обстоятельств мне удалось пересечь всю Канаду из Трейла через Оттаву, Монреаль и Квебек. Здесь не стоит по дробно об этом рассказывать, потому что все было настолько необычно, что вполне могло бы стать темой отдельной книги.
Квебек — замечательный город, с тем лишь единственным недостатком, что в некоторых его районах к человеку не слишком приветливо относятся, если он не знает французского. Моих познаний в этом языке оказалось как раз достаточно, чтобы выжить. Я зачастил в портовую часть города и, раздобыв членский билет профсоюза моряков, нанялся на судно палубным матросом. Не слишком высокооплачиваемая работа, которая, впрочем, позволила мне еще раз пересечь Атлантику, отработав проезд. Корабль оказался старым грязным корытом. Капитан и его помощники давным-давно утратили всякий интерес к морю и к собственному судну. Приборкой на борту почти не занимались. Отношение ко мне было неприязненным, поскольку я не играл в азартные игры и не участвовал в разговорах о женщинах. Меня побаивались, так как все попытки корабельного забияки утвердиться в своей власти надо мной закончились для него жалобными воплями о пощаде. Двоим из его шайки досталось еще хуже, в результате чего меня притащили к капитану и устроили разнос за то, что я калечу членов экипажа. Никому и в голову не приходило учесть, что я всего лишь защищал себя! За исключением этих мелких стычек рейс прошел спокойно, и в скором времени наше судно уже неторопливо входило в Ла-Манш.
Я был свободен от вахты и стоял на палубе, когда мы миновали Нидлз и вошли в Солент, эту узкую полоску воды между островом Уайт и побережьем. Мы медленно проползли мимо госпиталя Нетли с его прекрасными парками, разминулись со снующими паромами в Вулстоне и подошли к причалам Саутгемптона. Якорь с громким плеском ушел в воду, и в клюзах загремела цепь. Корабль развернулся носом против течения, в последний раз звякнул телеграф машинного отделения, и погасла легкая дрожь судового двигателя. На борт поднялись портовые чиновники, проверили судовые документы и принялись шнырять по каютам экипажа. Портовый врач выдал нам разрешение, и судно медленно подошло к причалу. Как член экипажа, я оставался на борту, пока не закончилась разгрузка, затем, получив жалованье, я взял свои скудные пожитки и сошел на берег.
— Что имеете предъявить? — спросил таможенник.
— Абсолютно ничего, — ответил я, открывая, как было велено, чемодан. Он просмотрел мои немногие вещи, закрыл чемодан и сделал на нем пометку мелом.
— Как долго вы намерены здесь пробыть? — спросил он.
— Я собираюсь жить здесь, сэр, — ответил я.
Он просмотрел мой паспорт, визу, разрешение на работу и дал добро.
— О'кей, — и он дал мне знак пройти в ворота.
Сделав несколько шагов, я оглянулся в последний раз на судно, которое только что покинул. В этот момент сильнейший удар чуть не сбил меня с ног, и я быстро обернулся. Какой-то таможенник, опаздывая на службу, бегом влетел с улицы, и теперь, наполовину оглушенный, сидел на тротуаре. Некоторое время он так и оставался, и я подошел, чтобы помочь ему подняться. Он яростно набросился на меня с кулаками, и я, взяв чемодан, уже собрался уходить.
— Стой! — заорал он.
— Все в порядке, — сказал пропустивший меня таможенник. — У него ничего нет, и все его документы в порядке.
— Я сам его проверю, — гаркнул старший чиновник. Ко мне подошли еще двое таможенников с озабоченными лицами. Первый попытался было протестовать, но в ответ услышал грубое «заткнись!»
