Шаманы, наоборот, курят трубку, закладывая в нее галлюциногенные травы и грибы, и, отвергая Бога, пьют спиртное столько, сколько захотят. Из своей работы шаман делает целое театральное представление и доводит себя при этом до состояния экстаза. Как правило, он старается внушить окружающим его людям, что его пляски, удары в бубен не что иное, как часть его ритуала. На самом деле то, как он себя ведет – прыгает, падает, танцует и т. д., – всего лишь дань национальной традиции.
К примеру, много десятков лет назад наши предки тоже одевались в кокошники и русские сарафаны, а Киевская Русь носила шаровары, расшитые сорочки, цветные расшитые фартуки и веночки на голове, сделанные из цветов и атласных лент. Теперь же мы только иногда надеваем национальные костюмы, например, на фестиваль искусств или подавая хлеб-соль при встрече иностранных гостей.
В современной жизни этого давно уже нет. Что же касается шаманов, которые в основном живут в глубинке, то они просто наряжаются, чтобы произвести впечатление на тех, кто к ним пришел. На самом деле весь этот антураж для школы шаманов не существенен. Возможно, подобная одежда и была актуальна в те далекие времена, когда необразованные кочующие племена, по замыслу шамана, должны были слушаться и бояться его, своего местного колдуна. В этом ему помогали необычная раскраска, перья, шапка, ленточки на одежде и т. д., а главное – пляска, бубен и непонятное для его сородичей поведение.
От своей бабушки я очень хорошо знаю школу колдовства, поэтому мне известны все сильные и все слабые места мастеров шаманизма. Главное слабое звено в их работе – то, что они не всегда знают, как следует быстро и правильно отослать назад в потусторонний мир вызванных ими духов, которые из-за этого привязываются к ним, доводя их до исступления. Каждый третий шаман одержим духами, и они рано или поздно приезжают ко мне, чтобы я им помогла.
Шаманизм имеет несколько направлений, отличающихся в зависимости от того, к какой народности они принадлежат. Схожи друг с другом шаманские учения народов Алтая, Западной Сибири, жителей Сахалина, Курил и тунгусоязычных племен. А вот эвенки, вернее, их шаманы, неразрывно связывают свой обряд с черепами медведей и даже делают ритуальное их удушение.
Имена вызываемых ими духов совпадают с именами духов славянской магии, так, например, дух, опустошающий селения, способный погубить сразу много человек, в древней магии и в шаманизме носит одно имя – Па Кор Камуй; дух страха – Орипак Камуй; имя духа неизвестного призрака – Аину Тукап и т. д.
В целом, если не обращать внимания на вышеперечисленные мелочи и простить их ради уважения к тем, кто сумел сохранить искусство шаманизма, то школа эта действительно имеет много полезного для лечения человека. Другой вопрос, что за специалист этим занят.
Летом я, как всегда, ездила за травами на Алтай. В нашей машине было одно свободное место, и мы остановились возле голосующей женщины. Обрадовавшись тому, что ей не придется идти пешком, попутчица стала оживленно рассказывать о новом шамане на Алтае, к которому она и собралась.
Высадив ее у указанного дома, мы вышли, чтобы немного размять ноги, и в это время на пороге дома показался «шаман». Он был разодет в пух и прах и даже, на мой взгляд, довольно сильно переусердствовал. А женщина, увидев на нем диковинно-таинственный наряд, сразу же оробела и стала звать меня с собой, чтобы и я тоже подлечилась. Решив, что мы приехали к нему, шаман скомандовал нам пройти в дом. Из любопытства, что за мастер объявился в этих краях, и отчасти чтобы как-то поддержать дрожавшую женщину, я тоже с ней вошла. Повсюду висели и стояли атрибуты шамана, которые по идее нельзя выставлять напоказ.
С первых же слов и действий этого шамана мне стало абсолютно ясно, что ему неизвестны самые простые правила шаманизма. Для важности он все время стучал палкой, которую можно брать в руки только в момент жертвоприношения, и время от времени стучал в бубен. Я также знала, что любой шаман обязан знать, что слово «опитак» означает вид колдовства, цель которого умерщвление людей, а «понитак» является источником всякого рода вреда. Я спросила его, что означает слово «опитак». Естественно, он не смог ответить на мой вопрос. Обидно, что появилось столько лжемастеров и что по делам их будут судить и обо всех достойных людях.
А теперь вернемся к письму моей коллеги о женщине, которую испортил шаман. Не без гордости за свой род скажу: женщина, слава Богу, жива, но работу проверяющего она оставила, сказав, что не хочет больше наживать врагов. Способов снятия шаманской порчи много, и одному из них я сегодня вас научу.
Больной идет на старое кладбище, на котором уже давно не хоронят людей, и там берет землю из-под могильного креста. Эту землю нужно сразу же отвезти на новое кладбище. Дождавшись чьих-нибудь похорон, в то время когда люди будут бросать землю на гроб, нужно бросить и свою привезенную землю. Когда могилу станут засыпать, нужно потихоньку сказать:
Мертвец не встанет, и не пойдет,
И ничего в руки не возьмет.
Есть, пить не будет,
Никто его не разбудит.
Будет он лежать в своем гробу
Не на левом, не на правом боку,
А будет вверх ликом лежать,
Глаз не открывать, рта не размыкать.
Никто его не увидит,
Никто его не обидит.
И как нельзя мертвеца убить,
Так и меня нельзя погубить,
Нельзя моей крови испить.
Никто меня не убьет,
Колдовство на меня не наведет.
Ни старый колдун седой,
Ни помощник его молодой,
Ни колдунья, ни ведуница,
Ни новца-отроковица,
Ни ведьма киевская, ни шаман,
Ни кудесник из дальних стран.
Достану я из кармана
Корешок ивана-дурмана,
Почечуй-траву и стрелец
И сотворю для врага своего конец.
Ой вы, силы небесные, придите
И меня (имя) поддержите.
Пойдите и найдите того,
Кто виновник горя моего,
Кто меня захотел сгубить,
Колдовством своим, делом убить.
– Старый, седой, помощник его молодой,
Колдун, колдуница, ведун, ведуница
И их ученица новца-отроковица,
Ведьма киевская и шаман,
И кудесник из дальних стран,
Кто из вас меня вздумал убить,
Колдовством своим погубить,
Кол тому в грудь, соль в десницы,
Огонь на его шары и ресницы.
Морда его пусть опухает,
Живот его раздувает.
Сердце его, встань,
Стучать перестань.
Кровь, остановись,
Печень тезя, усмирись.
Ключ, замок, язык.
Аминь. Аминь.
Аминь.
Из рассказов и воспоминаний о бабушке Евдокии
Из письма мастера Василия Осьмина:
«Здравствуйте и живите бесконечно долго, многоуважаемая Наталья Ивановна. Пишет Вам мастер из старинного рода Осьминых. Мне восемьдесят два года, и я благодарю Господа Бога, что у меня есть счастливая возможность выразить Вам свое искреннее уважение и почтение. О Вашей славной бабушке я слышал еще от своих родных, а Ваши книги являются для меня настольными, и я заранее прошу прощения за то, что отниму Ваше время. У меня множество вопросов, но я спрошу только то, что меня крайне интересует. Знаете ли Вы, Наталья Ивановна, что означает «лампада жизни»? Если да, то поделитесь с нами своим знанием».
Бабушка Евдокия учила меня очень многому. Некоторые опыты для меня казались совершенно ужасными, и она всякий раз перед сеансом заговаривала меня от страха. Я слепо и преданно верила в то, что моя бабушка не допустит ничего плохого, и я буду полностью ею защищена. Дорогая моя бабушка обучала меня разумно, чередуя постижение тайных знаний с играми и забавой. Она умела это делать так, что я с большой радостью училась тому, что мне было необходимо знать и запоминать. Когда, например, мы были в лесу, она тихим голосом заклинала змей, и они целыми семьями сползались к нашим ногам, не причиняя нам никакого вреда. Заяц, бежавший мимо нас, застывал на тропинке и не двигаясь сидел, как плюшевая игрушка. Она звала к себе дичь, чтобы я запоминала колдовские чары, слова из заклинаний для хорошей и удачной охоты. Она на конкретных примерах показывала мне, как можно словом приручить или остановить зверя. На своей крови она учила, как можно ее заговорить или остановить. А когда она учила меня искусству оморочки, я с удивлением видела, как палка начинала казаться веревкой. Она водила меня к больной, полудохлой корове в соседнем селе, и я видела, как эта же самая корова уже после третьей бабушкиной отчитки давала целое ведро молока, а глаза у нее из мутных превращались в блестящие, волоокие. Конь останавливался на скаку как вкопанный, а больная кобыла, которую уже готовили к живодерне, вдруг поднималась, крепла и впоследствии давала крепких и веселых жеребят.