Когда мы говорим о том, что произведения искусства, прекрасная музыка или красоты природы нас «очаровывают», мы не думаем буквально о «чародее», который ассоциируется у нас лишь с негативными эмоциями и который способен вызывать у других людей галлюцинации, пробуждать иллюзии и ложные состояния сознания. Точно так же забыто нами первоначальное значение новоанглийского слова «witch», «мудрый», Современная история отняла у нас не только способность очаровывать естественными ритмами и чудесами человеческого бытия, но исказила роль «чародея», истинного психотерапевта, святого мага, превратив его в негативную противоположность самому себе. Понятие «чародей», «колдун» из-за негативного отношения в обществе стало восприниматься как нечто примитивное и злое, воплощающее абсурд, стало благодатной почвой для инквизиторских теорий церкви и науки. Несмотря на просветительскую ориентированность современных теорий, они не рискуют выйти из накатанной колеи исторической дискриминации и когда начинают сами ощупью продвигаться, то часто это заканчивается скачком совсем в другую сторону — к романтическому прославлению примитивного естественного существования или к наделению проявлений шаманской магии особым символическим смыслом.
В наших западно-европейских сказках, легендах и мифах чародей связан, как правило, с темной стороной магии. И в отторгнутых родовых культурах, утративших мудрость традиций и связь с природным космосом, искусство черной магии берет верх, а целители и религиозные лидеры гибнут. Так, например, многие представители гавайской культуры вспоминают еще сегодня об Ана-ана, злом колдуне; коренное население в союзе с этнологами и американскими завоевателями видит в прошлых религиях лишь дурное. Этнологи, собирающие мнения простых людей и получающие подтверждения своим ожиданиям по поводу разложения культуры, радуются той прочности, которой отличается их теоретическое здание. Но ограниченности, которая лежит в основе их воззрений, они не признают. Сначала западная культура грубо разрушает местные традиции и низвергает мудрый опыт и самих духовных вождей, чтобы освободить поле деятельности следующим этнологам, которые, утверждая своими действиями духовный империализм, уже на бумаге увековечивают идею примитивизма и отсутствия Культуры народа племени. Таким образом, этнологи упустили возможность Изучить принцип действия магии, жизнь чародея и используемые им психофизические приемы, а также возможность, в случае необходимости, использовать их на себе. Поэтому и от них мы получаем изображение других культур, которое столь же незаконченно и искаженно, как и теория ученых. Редко встречается достойное внимания читателя описание черной магии, ее приемов и теоретических принципов. По этой причине мы должны довольствоваться теми историями, которые, к сожалению, едва ли приоткрывают нам доступ к внутренним приемам тренировки психики и трансформации энергетических и психических процессов. Такого рода истории о чудесах, — а именно так они воспринимаются, так как мы не занимаемся изучением стоящих за ними принципов трансперсонального, — заслоняют собой мир истинной магии, возможностей сознания и законы духовного уровня психики.
Наше сознание ориентировано нейтрально, но оно не различает ни добра, ни зла, оно стоит по ту сторону системы человеческих ценностей. Силы, с которыми имеют дело шаманы, нельзя характеризовать ни как белые, ни как черные, ни как позитивные, ни как негативно направленные; они могут быть использованы для воплощения любого человеческого требования. Шаманы могут одним духом исцелить или убить, преследуя то цель возрождения к жизни, то умерщвления, когда они совершенно злокозненно отдаются колдовству. Само представление о злом шамане является выражением раздутых страхов и механизмов защиты, выработанных как этнографами, так и членами тех племен, на культуру которых лег отпечаток культуры исследователя.
Наши представления о черных колдунах порождают разные негативные концепции, которые здесь должны быть еще раз в общем виде перечислены.
1. Этнологи, к сожалению, обращались, проводя свои исследования шаманства, часто не к тем информантам, а именно к обычным представителям племени, вместо того чтобы обращаться к хранителям святой традиции. Поэтому в их распоряжении оказывалось собрание фольклорных историй нешаманов о шаманах, что не имело ничего общего с шаманским универсумом. Они описывали изображение пейзажа, а не сам пейзаж.
2. Возникшая еще во времена средневековья, разогретая институтом инквизиции война с ведьмами, преследование традиционных культов и церемоний придало шаманству и чародейству привкус запретного, сатанинского, а со времени научной революции за ними водится дурная слава суеверия, которое должно быть обуздано разумом. Церковь уничтожила все трансперсональные идеи западного мира, а наука, ошибочно полагая, что не имеет ничего общего с церковными догмами, продолжает все то же «инквизиторское» наступление, руководствуясь здравым смыслом с не меньшей жесткостью, жестокостью и не менее невежественно. Если церкви виделись лишь пустыни, где духовные вожди, крайне продвинутые в своем развитии, встречались с просвещенными проповедниками, то ученый видит лишь черных магов, перед которыми стоят наставники человеческого духа и мастера психологического преодоления самих себя. Охота на ведьм существует и по сей день, лишь укрывшись под покров научности.
3. Чародеи и колдуны действуют в сфере альтернативных состояний сознания. Они живут, руководствуясь такой концепцией пространства и времени, к которой с недоверием относится наше здравомыслящее сознание. Не является ли наше высокомерие по отношению к магии и защита от нее обыденным сознанием, сном спящей красавицы?
4. Сторонники механистических проектов мира, которые укрепляются в своем мелочном величии, которые не могут абстрагироваться от линейного восприятия времени и которые закрываются в мире с четко обозначенными представлениями о верхе и низе, левой и правой стороне, и которые не приемлют пространства как продолжения времени, а времени как продолжения пространства, — все они никогда не протянут руки чародею, даже ради того, чтобы подвести его к позорному столбу.
5. Этнолог потерял контакт с современной наукой, но все еще цепляется за картину мира, созданную на рубеже веков. Научные теории его общества перегнали его. Вместе с классическими этнологиями Тейлора и Фрауера он погружен в сон в материальном мире, сложенном из кубиков и получает чистое удовлетворение от классической механической физики. Его трагическая несостоятельность состоит в следующем: он пережил сам себя и оказался заключенным в трехмерном кубе, над которым сочувственно подсмеивается физик, как над ископаемым современной науки.
12. Состязания шаманов — духовные дуэли
Сверхъестественное, метафизическое и трансперсональное борются за существование в спорах и состязаниях, точно так же, как и обыденное. Как в повседневной жизни любой учебный процесс сопровождается экзаменами, так и в традиции постижения мастерства магии устраивать испытательные состязания. Экзамен, состязание, публичная демонстрация достигнутых успехов не только завершают процесс обучения шамана, но и являются его обязательной составной частью. Опытные шаманы проверяют степень продвинутости своих учеников, и, как в любом учебном процессе, есть такие, кто добивается лучших успехов, весьма посредственных или вообще не выдерживает экзамена. Шаманы нуждаются для самих себя в подтверждении собственной силы, для чего они перепроверяют свои возможности и подвергают себя испытаниям, чтобы сравниться с другими. Имманентная дуэль любого шаманского состязания — часть традиции, связанной с магией. Состязание — это составная часть обучения шамана, поэтому принадлежит к тем социальным обязанностям, выполнение которых необходимо. Каждый шаман должен быть готов в любой момент помериться силами с противником, так как опасность, являясь из других миров в облике духов, полиморфных сущностей или враждебно настроенных земных шаманов, многолика и непредсказуема. Способность подвергать длительному наблюдению самого себя, свою семью, все племя делают шамана властителем жизни и смерти, хранителем нашего среднего измерения, которое парит между сферами двух миров, высшего и низшего, в подвижном равновесии. Ясно, что элемент состязательности в культуре шаманства является выражением особых жизненных условий родового общества, окруженного враждебными культурами, когда его выживание еще долго будет находиться в зависимости от охотничьей удачи и от экологических и климатических условий.
Состязания шаманов принимают различные формы, которые мы, изучившие законы транспсихического еще весьма слабо, с трудом можем воспринимать. Кроме того, адекватно воспринимать трансперсональное мешает нам незнакомая символика и метафоры их культуры. Например, йекамус йаманов Огненной Земли обладает способностью раздуваться до размеров горного хребта, когда хочет заслонить своих пациентов от нападений враждебных шаманов. Он протискивается, как защитная стена, между исцеляемым и злокозненной силой. Если враждебно настроенный чародей сильнее, тo он отодвигает эту «духовную гору» в сторону; если это ему не удается, он должен отступить [223]. Как нам следует понимать эту символическую картину? Свойственная всем культурам тяга к мифологизации и мистификации трансперсональных явлений часто мешает непосредственному описанию духовных дуэлей шаманов. Если речь идет о состязаниях, происходивших уже давно, то они приобретают характер легенд и образцовых примеров, с нашей точки зрения почти сказочных, возникновение которых мы приписываем свободной фантазии. Состязания шаманов с их паранормальной техникой боя не входят в разряд сказочных, но являются живой полноценной реальностью. Так как о тех трансперсональных техниках и ритуалах, которые необходимы для защиты и нападения, знают лишь посвященные, а члены рода больше склонны к слишком буквальному и часто механическому изложению происходящего, отложившегося в их восприятии [224], то понятно, что сегодня мы все еще стоим перед стеной молчания и незнания.
