Некоторые философы утверждали, что нахождение души в плену у тела является наказанием за прегрешения в предшествовавшем существовании. Неясным остается, однако, насколько им удавалось увязывать это утверждение с понятием о полном забвении душой всех предыдущих воплощений и совершенных в них прегрешений. Другие утверждали, что это Бог Своим немотивированным волеизъявлением отправил душу в материальное тело. Каббалистам удавалось каким-то образом объединить эти два утверждения. Они говорили, что существуют четыре мира: Ацилут, Бриа, Йецира и Асия, то есть мир эманации, мир творения, мир форм и материальный мир, причем каждый следующий из них находился ниже предыдущего и был менее совершенен, чем он; это касалось и самих миров, и обитающих в них существ. Все души изначально пребывали в мире Ацилут, высших Небесах, обители Бога и чистых бессмертных духов. Те души, которые нисходят из этого мира не в силу своих прегрешений, а по одной только неисповедимой воле Господней, наделяются Божественным Огнем, предохраняющим их от гнилостного влияния материи, и возвращаются в высшие сферы сразу по завершении их миссии в нижних мирах. Те же, которые покинули верхний мир по своей вине, переходят из мира в мир, постепенно бессознательно теряя способность к самосозерцанию и любовь ко всему возвышенному и божественному; наконец, под давлением собственного веса они опускаются в мир Асия. В общем и целом, это чисто платоническое учение, лишь сверху прикрытое каббалистической терминологией. Это учение ессеев, которые, если положиться на слова Порфирия, «верили в то, что души нисходят из сиятельного прозрачного эфира, влекомые к материальным телам притяжением материи». Чем-то это учение напоминает доктрину Оригена, имеющую явно халдейское происхождение, потому что именно халдеи много времени посвящали изучению неба, сфер и влияния созвездий на жизнь человека.
По учению гностиков, души нисходят и восходят через восемь небес, управляемых теми или иными силами, противящимися их движению вверх и часто прогоняющими их обратно на Землю, если они недостаточно чисты. Последней из этих сил, управляющей последним небом на пути к окончательной цели странствия души, является Великий Змей, или Дракон.
По учению древних, за странствие души по небесным сферам и ее вселение в предназначенное для нее земное тело, а также за своевременное покидание ею этого тела несли ответственность особые гении. Плутарх пишет, что это были Меркурий и Прозерпина. По Платону, дух-охранитель наблюдал за рождением человека в материальном теле, сопровождал его на протяжении всей жизни, а потом – после смерти – препровождал его душу на Последний Суд. Эти гении были посредниками в общении между человеком и богами; они никогда не оставляли душу без внимания. Этому учил в своих проповедях и Зороастр; эти гении были также и Разумами, управляющими различными планетами.
Следовательно, вся тайная наука и мистические эмблемы посвящения были связаны с небом, сферами и созвездиями, и эти связи необходимо тщательно изучать каждому стремящемуся проникнуть в образ мышления древних мудрецов и истолковать аллегории, понять смысл символов, используемых древними для того, чтобы выразить идеи, которые бурлили в их умах и не находили соответствующего их значению выражения в человеческом языке, способном лишь присвоить этим понятиям и идеям имена, воспринимаемые человеческими несовершенными чувствами.
Нам в наше время уже не суждено во всей полноте осознать чувства, обуревавшие древних при созерцании небесных тел, и мысли, посещавшие их во время наблюдения за протекающими в небе процессами, поскольку мы не в силах поставить себя на их место, смотреть на небо и звезды глазами человека времен зари существования этого мира, избавиться от груза знаний, которыми обладает даже самый необразованный из современных людей и которые заставляют нас считать звезды и планеты, всю великую Вселенную – вместилище неисчислимых звезд и миров – всего лишь бездушным механизмом, сплетением безжизненных орбит, не более удивительным, если не считать размера, чем, например, часы или паровая машина. Нас поражает и восхищает сила и мудрость (хотя большинству людей они видятся всего лишь бескрайней властью) Творца; а древние восхищались Его творением и наделяли его жизнью, силой и таинственной властью и влиянием на самих себя.
Мемфис Египетский находился на 29° 5' северной широты и 30° 18' восточной долготы. Фивы в Верхнем Египте – на 25° 45' северной широты и 32°43' восточной долготы. Вавилон – на 32° 30' северной широты и 44° 23' восточной долготы. Сава – древняя столица Царства Савского в Эфиопии – на 15° северной широты.
Через Египетское царство с юга на север протекала великая река Нил, истоки которой в Эфиопии находились в совершенно неисследованных областях, в мире жары и огня. В ее дельте сформировались плодородные земли Верхнего и Нижнего Египта, которые продолжали разрастаться, в частности, усилиями людей, на них работавших. Каждый год происходили знаменитые разливы Нила, которые были катастрофами для населения страны, особенно на первом этапе ее развития и становления; затем при помощи обводных и осушительных каналов, резервуаров, искусственных озер и других средств ирригации они превратились в настоящее благословение для сельскохозяйственных работников; их начали ожидать с такими же радостью и нетерпением, с какими ужасом и отчаянием их ждали раньше. В плодородный слой, который оставался на заливных лугах после того, как великая река возвращалась в русло, люди сеяли зерно; плодородная почва и живительные солнечные лучи неизменно порождали богатый урожай.
Вавилон стоял на Евфрате, текшем с юго-востока на северо-запад, напаивая, как и все реки Востока, засушливые земли, но в то же время частыми и жестокими разливами принося им горе.
Для древних, еще не изобретших астрономические приборы и смотревших на небо чистыми глазами детей, наша Земля была плоскостью непостижимо огромного размера. Относительно ее границ строилось огромное множество предположений, но точных знаний не было. Неровности ее поверхности были для древних неровностями этой плоскости. Они не знали ни что она имеет форму шара, ни что под ее поверхностью также протекает жизнь, ни на чем она держится в пространстве. Каждое утро солнце неизменно вставало на востоке, совершало свой путь по небосклону, то выше, то ниже точки в небе прямо над головой наблюдателя, и столь же неизменно садилось на западе. С его восходом приходил свет, с его закатом наступала тьма.
Также каждые двадцать четыре часа появлялось и другое небесное тело, видимое в основном по ночам, но также иногда появляющееся и при ярко светящем солнце; оно также проходило по небосклону, на том или ином удалении от солнца; сначала оно представляло собой тонкую дугу, но со временем начинало расти и в конце концов превращалось в серебряный круг сияющего в ночной темноте света; время от времени оно, подобно солнцу, также отклонялось к югу от орбиты своего движения, ровно настолько же, насколько отклонялось и солнце.
Ночью человек ощущал себя совершенно одиноким пред полной и непроницаемой тьмой, окутывавшей его со всех сторон, заставляя исчезать в небытие все ранее видимые предметы; наедине с чернотой ночи он начинал ощущать, что все его бытие – ничто, что все оно неразрывно связано с дневным светом, потому что только при нем способно протекать. Ночью для человека все умирало, как и он сам умирал для Природы. Как же ужасна, как отчаянна и безнадежна могла быть для него мысль, что эта тьма может продлиться вечно и солнце с его живительным светом может больше никогда не возвратиться на небо! Если она только приходила человеку в голову, каким же непроницаемым отчаянием охватывала она его! Что же, в таком случае, могло возродить его к жизни, вернуть ему энергию, деятельность, дружбу и любовь, рассеянные Богом для него по всему необъятному миру, коль скоро тьма – пусть временно, но кто знает? – убивает все это? Только Свет возвращал ему его собственную жизнь и все окружающее. Нет поэтому ничего удивительного в том, что древние считали свет источником собственного бытия, которое без света превратилось бы тягостное и исполненное отчаяния не-бытие. Нужду в свете и несомой им живительной энергии испытывали все люди без исключения, и ничто так не пугало их, как темнота. Свет стал их первым богом, единственный живительный луч которого в незапамятные времена пронзил темный и неорганизованный Хаос для того, чтобы зачать в его центре Вселенную и все вещи в ней. Такова была космогония всех великих поэтов древности; таковы были первые догмы учений Орфея, Моисея и прочих теологов. Свет – это Ормузд, которому поклонялись персы, в то время как Тьма – это Ариман, источник всякого зла. Свет для них был самой жизнью Вселенной, другом человека, субстанцией, из которой состоят боги и человеческие души.
