— Да пошел ты вместе со своим Шубиным! — поднялся реаниматолог. — Капсулу вскрою, когда из Москвы прибудет лекарство. Сейчас у нас, — он взглянул на часы, — третий час. То есть примерно через пять часов. И ни секундой раньше. И вообще, шли бы вы домой, Петр Петрович. Толку от вас никакого, геморрой один. Извините, мне надо к больному.
— Ты же уволился? — зло и ехидно осведомился главный.
— Но приказ-то вами еще не подписан! — спокойно парировал зав отделением. — Поэтому буду на посту до конца. — И быстро вышел из кабинета.
* * *
В каменном склепе было так тихо, что Ольга слышала дыхание Макса. Не очень спокойное и, как ей показалось, грустное.
Дыхание может быть грустным? — спросила она у себя. И тут же ответила: а каким еще оно может быть в такой ситуации? Наверху — пять трупов. А может быть, и шесть. Они в каменном мешке, без связи с внешним миром. Без воды и еды. Воздух, наверное, тоже скоро закончится. И тогда что, мучительная смерть от удушья? Как в подводной лодке?
При мыслях о лодке снова вспомнился Леша. Тот, давний, из счастливого метельного лета.
Как он погиб? Может быть, так же, как она сейчас, надеялся на то, что спасут? А воздуха становилось все меньше и меньше? А за корпусом лодки бушевал Ледовитый океан? Она не в океане, вокруг нее — мертвый молчаливый камень. А толку? Кричи — не кричи, зови — не зови, никто не услышит… Хорошо, если жив Влад. Тогда, через много дней, сюда смогут пригнать тяжелую технику, поднимут многотонный камень, запечатавший им путь к спасению, извлекут тела, похоронят…
А если Влада тоже убили, то этот каменный мешок станет для них с Бартом местом вечного упокоения. Где, в какой стране замуровывали людей живьем в склепы, заставляя их погибать одной из самых мучительных смертей? Им с Максом грозит такая же. Только она, известная журналистка Ольга Славина, уже никогда не сможет поделиться с людьми своими последними ощущениями: каково это, умирать, похороненной заживо… И никогда не узнает, кто и за что убил близнецов.
— Оля, ты не против, я погашу фонарик? — прозвучал вдруг виноватый и ласковый голос Барта. — Думать он не помогает, а батарейка не бесконечна. Лучше поберечь, правда?
— Правда, — равнодушно согласилась Ольга. — А о чем ты думаешь? Анализируешь прошедшую жизнь? Подводишь итоги?
— Какие итоги, Оль, — вполне искренне рассмеялся Макс. — До итогов нам с тобой далеко. Я думаю, как отсюда выбраться.
— Да? — Славина хмыкнула. — И какие у нас есть варианты? Прорыть подземный ход? Стучать по камням «SOS»? Превратиться в червячка и выползти наружу через какую-нибудь трещину?
— Хорошая идея! — развеселился Барт. — Вот насчет червячка я не догадался! Я знаю, пожалуй, около сотни заклинаний, давай попробуем?
— Макс, ты что, в самом деле думаешь, что мы сможем отсюда выбраться? — горько усмехнулась девушка.
— Не думаю, уверен, — совершенно серьезно ответил Барт. — Надо только придумать, как.
— Ну, думай, — равнодушно разрешила Славина. И замолчала.
Тишина и темнота были абсолютными. И единственно реальными в этот миг. О солнце, свете и воздухе, оставшимися там, в другой жизни, думать не хотелось. Конечно, можно закрыть глаза и представить себя дома, в Москве. Или хотя бы тут, на вершине сопки, среди невероятного божественного простора. Только — зачем? В этой вязкой и обволакивающей тьме глаза можно было и вовсе не закрывать. Грезить наяву. Тогда воспоминания станут обычным миражом. Или галлюцинациями. Что, собственно, одно и то же. Можно, например, представить, что Тимки — живы. Просто уснули там на камне, под теплым солнышком…
— Нет, так не пойдет! — откликнулся спутник. — Думать надо вместе. Одна голова — хорошо, а две, как ты знаешь…
— Макс, ты что, хочешь меня успокоить? Не стоит. Я не маленькая девочка. Без посторонней помощи нам из этой пещеры не выбраться.
— Вот! — почему-то обрадовался Барт. — Ты сказала ключевое слово — пещера. А пещера может быть как естественной, так и искусственной. И что-то мне подсказывает, что мы оказались как раз во второй.
— Искусственной? — удивилась Ольга. — Ну да, конечно. Я, когда первый раз сюда свалилась, тоже решила, что это — жилище мифических карликов, которые в период катаклизма ушли под землю, прорыли подземные ходы и живут тут до сих пор.
— Умница! — снова засмеялся Барт. — И что же заставило тебя отказаться от этой гипотезы?
— Дипломат, — коротко пояснила Ольга. — Откуда у карликов дипломат с современным кодовым замком и невероятным содержимым?
— Дипломат… дипломат… — раздумчиво повторил Макс. — Оля, можно тебя попросить? Я понимаю твое нынешнее состояние, но давай попробуем… Понимаешь, у моих мозгов есть строго индивидуальная особенность. Когда я решаю какую-то сложную загадку, мне нужно все время с кем-то говорить. Не важно, о чем. Просто — говорить. Тогда мозг сам по себе, без всякого моего участия, отыскивает решение. У тебя так не бывает?
— Нет, — покачала головой Ольга, будто Барт мог этот ее жест увидеть в кромешной темноте. — Нет. У меня — наоборот, мне нужны полная тишина и сосредоточенность.
— Тогда давай по очереди? — предложил Макс. — Сначала дадим поработать моим мозгам и поговорим, а потом замолчим, предоставив ту же возможность твоей голове?
— Давай, — согласилась Ольга. — Времени у нас — вся жизнь до смерти… О чем будем говорить?
— А о чем ты хочешь?
— Я не могу понять, кто и за что убил моих ребят. Почему пытались убить нас…
— На эти вопросы мы ответим, только выбравшись отсюда, — серьезно и жестко проговорил Барт. — Но ответим обязательно. Лучше ты мне скажи, как ты сюда попала? Почему вдруг — Арктида? Обычное совпадение? Или нечто иное?
— Теперь уже и сама не знаю. — И Ольга вдруг рассказала Максу о близнецах, о своей самой первой поездке в Мурманск, о Леше, о том, что пятнадцать лет не могла решиться. И вот — рискнула… — А ты? У тебя есть семья?
— Была, — через длинную паузу отозвался Барт. — Давно. Жена не смогла смириться с моей работой. Она считала, что муж и жена вообще не должны разлучаться. Впрочем, это неинтересно. Обычно.
— А потом?
— Что — потом?
— Почему ты не женился еще раз?
— Все мечтал встретить единственную, — усмехнулся Барт. — Необыкновенную, понимающую.
— И что? Не повезло?
— Так какие мои годы? — засмеялся Макс. — Еще повезет. Хотя мне кажется, что уже повезло.
— А она?
— Она пока об этом не знает. Но я скажу ей об этом сразу, как только выберемся отсюда.
— Ты всех женщин считаешь идиотками или только меня?
— Почему? — опешил мужчина.
— Потому что все время пытаешься меня успокоить. Будто я не осознаю полную безысходность нынешней ситуации. Будто не способна оценить, что произошло в реальности. Да, теперь я с тобой согласна: предостережений сегодня было много, даже больше, чем нужно. Мы… Я им не вняла. Вот и расплата. Хотя, если бы мы ушли из сопок, я бы до сих пор думала, что мои ребята… Что они живы…
— Оля, ты знаешь, я ученый, — задумчиво проговорил Барт. — Но область знаний, которой я занимаюсь, вплотную связана с историей человечества, с его верованиями и обычаями. Так вот, я давным-давно уяснил, что в этом мире каждый из нас выполняет какую-то свою, строго определенную миссию. И если вдруг через пятнадцать лет тебя занесло сюда, если тебя заставляют пройти через такие испытания, значит, так надо. И вовсе не для того, чтобы погубить тебя в этой пещере… Ведь если бы речь шла просто об окончании твоего жизненного пути, поверь, тот, кто все это задумал, не стал бы затевать столь сложную и чудовищную игру. Ты могла разбиться на машине еще тогда, по дороге из аэропорта, упасть с Машиного балкона, да мало ли способов?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что твоя миссия на этой Земле, как и моя, далеко не окончена. Более того, именно нам предстоит разгадать какую-то страшно занимательную загадку… А значит, наши похороны отменяются!
— Ты что, в самом деле веришь в то, о чем говоришь? В фатум? Рок? Судьбу?
— Я верю в предназначение. А оно строго индивидуально. Я верю в высший разум. А он, по большому счету, весьма справедлив.
— А Тимки? Им всего по двадцать! По-твоему, они должны были сюда приехать, чтобы умереть? В этом — высшая справедливость? А эти люди, которых расстреляли вместе с ними?
— Оля, — голос Барта стал необычайно серьезным, даже жестким. — Твои практиканты не были расстреляны с вертолета. Их убили гораздо раньше. Поверь, я в этом кое-что понимаю. А те трое… Когда я говорю о предназначении и предопределенности, я не исключаю случайности и чью-то злую волю. Тех троих, я, пожалуй, теперь соглашусь с тобой, убили по ошибке, вместо нас. А близнецы… Ты обратила внимание на их позы?
