слушавшая с обычным для неё отстранённым видом.
— Это не совсем правильное выражение, но вообще-то ты сказала верно.
Чимеккей улыбнулся и продолжил:
— Для того чтобы вода в роднике была прозрачной, а её напор — стабильным, он должен быть чист, поэтому и мы должны беспрерывно очищать себя — свой дух и своё тело. Для этого и существуют особые практики. Некоторым из которых я вас уже обучил.
Действительно, каждую нашу встречу с ним он использовал для обучения нас практикам очищения тела и расширения сознания, объяснения теоретических аспектов своего знания.
Чимеккей как будто прочитал мои мысли, потому что с улыбкой покачал головой и сказал:
— Для меня обучение других людей было совершенно новым делом. Я никогда не занимался такими вещами, и вообще, вы — первые, кому я объясняю и показываю свои знания в такой форме. Я понимаю это как задание, которое дала мне Вселенная.
— Вселенная это Бог? — осторожно спросил Кирилл.
— Кто-то может сказать и так, — ответил Чимеккей, — однако же, я предпочитаю говорить так, как говорю… Я ведь шаман, а шаманы могут говорить то, что думают, а не то, что от них ожидают окружающие.
Он задумался, подбирая слова, и принялся рассказывать нам, что в последнее время много путешествует и видит невероятную духовную жажду людей. Эти люди, живущие в разных концах планеты, с одинаковой силой стремятся выйти за рамки тех представлений, которые стали казаться им обыденными. Однако он заметил и тот факт, что часть таких людей попросту следует моде на всё экзотическое, в том числе и на экзотические виды верований.
— Это неправильно! — категорическим тоном сказал он. — Так можно пройти мимо своего истинного призвания, а это уже чревато последствиями.
— Это как грех, что ли, за который их Бог накажет и в ад отправит? — спросила Ника.
Чимеккей пояснил, что Бог никого не наказывает, это представление совершенно неверно, но мы должны понимать, что, являясь частью всего в мире, обязаны развиваться в соответствии с динамикой развития всего вселенского организма. Если же по причине своих эгоистических устремлений мы перестаём выковывать своё сознание, после смерти физического тела мы всё равно будем обязаны пройти прерванный путь: родник сознания пробьётся в каком-то другом месте.
— А ад мы сами себе на Земле создаём иной раз, — сказал он печально.
— Ты всё время говоришь о сознании. Но не очень понятно, что ты имеешь в виду, — сказала Ника.
Чимеккей задумался, а я набрался духу и, вмешавшись, принялся рассказывать о взглядах на эту проблему философов разных школ: о «теории отражения» Рене Декарта, полагавшего, что сознание есть реакция на внешнее воздействие, об идеалистах и материалистах, споривших о первичности материи и сознания, о мнении Бенедикта Спинозы, считавшего, что материя есть место «развёртывания Духа» для познания им самого себя, о теориях, связавших материю и сознание воедино — в некую «материю-сознание», о точке зрения Циолковского на живую материю, как на материю, которая «имеет желание жить»… Я отчего-то не мог остановиться и, наверное, мог бы ещё говорить долго, но в этот момент мы уже подъехали к крупному гостиничному комплексу. Мы вышли из автобуса и пошли провожать Чимеккея.
Неторопливо идя по тротуару мимо ряда торговых точек, он сказал, что не имеет однозначного определения сознания, и что понимание этого вопроса относится, скорее, к области духовного видения. Однако и в самом деле нужно отличать материю первичную — косную или не просветлённую, от «живой» материи, то есть той, которая имеет «желание жить». Но нельзя просто сводить всю Вселенную к материи или энергии, то есть субстанции, даже пусть осознающей саму себя в разной степени. Материя, без сомнения, является полем для «проявления сверхвселенского сознания», хотя и это тоже не исчерпывающий ответ. Материальная Вселенная является только частью чего-то большего, причём не просто в физическом или энергетическом смысле. Она находится в духовном единстве с ещё более гигантским «организмом».
— Не нужно думать, что наша Вселенная единственная и уникальная, — сказал Чимеккей. — Можете не сомневаться, что есть и другие вселенные, в том числе и не имеющие материальной составляющей. И их бесконечное множество. И все они не похожи друг на друга. И все они — живые.
В этот момент мы подошли к входу в гостиницу. Перед тем, как попрощаться, он сказал нам, что уезжает на некоторое время в другую страну, а мы должны будем приехать в Туву копределённому сроку.
— А куда ты едешь? — с любопытством спросила Ника.
— В Японию поеду, буду там джаз петь, — ответил Чимеккей и улыбнулся.
Не зная, как реагировать на его слова, мы неуверенно засмеялись, однако, внутри каждого из нас осталось чувство, что он не шутит, и какаято доля правды в его словах есть.
Он попрощался с нами и вошёл во вращающиеся стеклянные двери гостиницы. Мы увидели, как он показал охраннику карточку гостя и, не оглядываясь, прошёл к лифту.
***
— И всё-таки я не понимаю, кто он на самом деле, — сказал Иван.
Мы сидели в зале ожидания на втором этаже Ярославского вокзала в ожидании отбывающего в северном направлении поезда, на который мне удалось приобрести билет. Сидевшие в неудобных железных креслах люди, ожидавшие свои поезда, негромко переговаривались, их голоса, отражаясь от стен и высокого потолка полупустого зала, сливались и заполняли всё его пространство цельным ровным гулом, в котором чувствовался даже какой-то уют.
— И так-то мне было ничего не понятно после наших встреч в Туве, — продолжил Иван, обмахиваясь сложенной газетой, — а теперь уж и вовсе всё запуталось… Слишком уж многогранная личность… И ещё эти крылья… Может быть, у нас были галлюцинации? Ведь не ангел же он в самом-то деле! Хотя, кто знает…
— Ну, имя, по крайней мере, у него другое, — сказала Ника, разворачивая пакет с гамбургерами. — Он сам нам говорил, что взял имя одного шамана, который жил сто лет назад где-то в таёжной части Тувы.
Кирилл заметил:
Мне кажется, это были не совсем иллюзии… Ведь ятоже видел, как шаманы Еннгиды стали птицами.
Я неуверенно сказал:
— А что, если и на самом деле существуют люди, представляющие остатки тех древних цивилизаций, о которых говорил Марк? Ну, то есть, они скрываются от всех, но иногда появляются для каких-то целей…
— Для каких же таких целей? — скептически спросил Иван. — Научить четырёх ничем не примечательных людей шаманизму? Не очень-то интересная цель.
— А почему вы думаете, что нас обучают шаманизму? Очевидно же, что как будущие шаманы мы совершенно бесперспективны, — произнося эту фразу, Кирилл задумчиво глядел в тёмное окно вокзала. — Чтобы
