Многие авторы, между прочим Гибберт, доказали, что в последний период гектических болезней и многих хронических страданий, нередко замечаются у больных галлюцинации весьма приятной природы. Быть может, это явление следует приписать слабости и чувству благополучия, которое испытывают больные, особенно чахоточные, в минуты смерти, и которое побуждает их составлять самые разнообразные и прекрасные проекты. Не следует терять из виду, что потеря сознания, синкопа, асфиксия, благоприятствует образованию галлюцинаций.
Из числа галлюцинаций, замеченных в последний период болезни, я расскажу одну, которая никогда не изгладится из моей памяти.
1 июня 1842 г., я получил печальное известие, что моя мать, много лет страдавшая серьезною болезнью матки, подверглась, два дня тому назад, припадкам в роде эпилепсии, с потерею сознания; припадки были до того сильны, что отчаивались в ее жизни и боялись, что она умрет до моего приезда, если припадки возобновятся. В письме говорилось, что последние мгновенно прекратились и их место заступил спокойный бред, в котором моя мать видела тени, лица, посторонних особ, говорила о разных предметах, не имевших отношения к ее положению; она не узнавала более окружающих лиц, воображала, что они дурно обходятся с нею, хотела избавиться от них; даже к моей сестре, которая никогда не расставалась с нею, она сделалась равнодушна. Среди бессвязных слов, можно было заметить одну преобладающую мысль, мысль о том, что она никогда более не увидит меня; она ежеминутно звала меня.
В ночь я проехал разделявшее нас пространство. Войдя в комнату матери, около часу утра, я нашел ее в постели, с пристальным взглядом, с теми словами бреда на устах, которые с того времени болезненно раздаются в моих ушах; она просила избавить ее от лиц и купцов, которые будто бы вошли в ее комнату, особенно от злой женщины, не перестававшей мучить ее. Она пыталась сама удалить их рукой: «Но уведите же их! – повторяла она. – Вы же слышите как они шумят! – В комнате царило давящее молчание. – Они препятствуют мне видеть моего сына. Бедный мой сын! Он не приедет! Меня уже не будет на свете, когда он приедет. – Бред ее продолжался уже сутки.
При этом зрелище я заплакал и, взяв ее за руку, вскричал: «Успокойся, моя добрая матушка, я около тебя, я более не расстанусь с тобой». В то же время я прижал ее к сердцу. Едва я окончил эти слова, как моя мать замолчала, как будто собиралась с мыслями, и, придя в себя, сказала: «Отвечай, ты ли это, мой сын? Ах, я узнаю твой голос. Где ты? Я не вижу тебя!» Наконец она заметила меня; в ее взглядах выражалась радость. «Вот и ты, – прибавила она, – я умираю спокойно!» Бред прекратился, произошла чудесная перемена: рассудок нашел в материнской любви силу побороть призраки. В течение пяти прожитых еще ею дней я имел счастье слышать ее и видеть в полном рассудке. 5-го, в день ее смерти, живописец снимал портрет с нее; было 11 часов утра, когда художник, заметив ее бледность, сказал: отложим сеанс до другого времени. Продолжайте, отвечала она, в другое время будет слишком поздно». – Она умерла в три часа.
Теория образования галлюцинаций
Уже из предыдущих глав можно заметить множество влияний, благоприятствующих образованию галлюцинаций. Так, энтузиазм, верования, сосредоточение мысли, продолжительное размышление об одном и том же предмете, стремление духа к идеалу, производят галлюцинации у многих знаменитых лиц, что однако нисколько не значит, что мы ограничивали это явление упомянутою категорией людей.
С другой стороны, рассматривая теорию Бальярже, мы не колеблемся сказать, что эта теория вполне объясняет, по нашему мнению, галлюцинации, которые замечаются в известных грезах, в переходном состоянии от сна к бодрствованию и наоборот. Наконец, мы видели, что нарушение мозговой деятельности некоторыми веществами, лихорадкой, многими болезнями, было довольно обыкновенною причиной галлюцинаций. Из всего этого ясно, что к целому ряду фактов, по-видимому, тождественных, нельзя прилагать одного и того же объяснения.
В наших этиологических исследованиях, мы обращаем все внимание на второстепенные, единственно доступные причины; действительно, не может прийти на ум проникнуть глубже в процесс образования галлюцинаций, точно так же, как невозможно проникнуть в процесс образования мысли; это убеждение можно выразить так: «Первая причина галлюцинаций всегда будет недоступна нам, как первая причина всех вещей в этом мире. Это предел, отделяющий конечное от бесконечного, к которому мы все стремимся часто вопреки желанию, и через который никогда не переступит здесь наша пылкая любознательность.»
Прежде всего мы видим, что ощущение, начало галлюцинации, имеет две природы: физическую вследствие впечатления, и умственную вследствие своего преобразования в мысль; удаляться от этого положения, для того, чтобы взять в расчет один из двух упомянутых элементов, значит вдаваться или в чистый спиритуализм или в чистый материализм, которые оба не могут привести нас на истинную дорогу.
Но самое ощущение значительно изменяется от восприимчивости органа, впечатлительности субъекта. В этих степенях чувствительности уже начинают рисоваться первые очерки иллюзий и галлюцинаций. Действительно, находящие не выносимым звук, очень обыкновенный для других, чувствующие запах, едва заметный для их соседей, находятся в совершенно особых условиях, чтобы воспринимать ощущения и объяснять их.
Если эта чрезмерная чувствительность развивается в больном органе, то образует здесь первое зерно иллюзии. Так, при известных патологических условиях радужной оболочки, больной видит несуществующие предметы и лица. Равным образом, под влиянием болезненности слухового органа, воображают, что слышат звон колоколов, всякого рода звуки.
Разбор ощущений ипохондрика помогает нам глубже проникнуть в феномен иллюзий и галлюцинаций. Его страдания суть самая близкая ступень к иллюзии. Когда он жалуется на палящий его жар, на судороги, препятствующие ему есть, на страдания брюха, остается только один шаг, чтобы сказать: в теле находится яд, желудок закрыт, животные гложут внутренности. Это истолкование болезненных ощущений имеет сходство с толкованием, которое мы замечаем у большей части помешанных, подверженных галлюцинации.
Несмотря на неправильное толкование нарушений внутренней чувствительности, эти несчастные могут еще правильно рассуждать о предметах, не относящихся к их болезни, и даже исполнять важные работы. «Среди жестокой ипохондрии, говорит Кабанис, Сваммердам[59] делал свои самые блестящие исследования. Но, убедив себя, что Творец оскорбится столь подробным рассматриванием Его созданий, он отказался сперва продолжать опыты над вспрыскиванием, и в жестоком припадке сжег наконец большую часть своих рукописей». Это не единственный пример.
В этот период, подверженный иллюзии превращает свои действительные ощущения в ложные, обыкновенно имеющие связь с его неправильным мышлением: незнакомый становится другом или врагом; напитки издают зловонный запах; ревматические боли превращаются в контузии, удары, и проч. Если его уколет соломинка, он принимает ее за ранивший его кинжал; он старается отнять его и кричит, чтоб прогнать страшных преследователей. Болезненное истолкование указывает здесь на преобладание иллюзии над умом, и на то, что ощутительность, память и воображение содействуют, каждая с своей стороны, образованно ложных идей. Все чувства находятся, в подобных случаях, в патогенических условиях, но преимущественно в лицемании и мономании можно наблюдать зарождение феноменов, предшествующих болезни или последующих за нею. В этом легко убедиться, обратив внимание на распространение галлюцинации на другие чувства, галлюцинации, которая сначала поражает обыкновенно только одно чувство.
Если рассматривать этот начальный период иллюзий и галлюцинаций, в лицемании например, то прежде всего замечаешь чрезмерную чувствительность, большую тонкость чувств, болезненную натуру впечатлений; находясь в подобных условиях, больной увлекается в новый порядок идей, а как так последняя претерпевает влияние упомянутого болезненного состояния, то представляют только печальные образы; все изменилось вокруг больного, потому что его ощущения уже не те. Это же самое мы замечаем почти на каждом шагу в жизни; смотря по расположению духа, все кажется нам в розовом или черном свете. Такая впечатлительность центра побуждений может произвести глубокие перемены в идеях, привычках, убеждениях человека, смотря по его характеру и нраву.
Подобные перемены совершаются большей частью постепенно, но может случиться, что иллюзия и галлюцинация обнаружатся вдруг, как это замечается не редко у людей со здравым рассудком, которые вследствие сильного впечатления теряют рассудок в одну ночь. То же самое бывает вследствие дурного пищеварения, лихорадки, перемены положения, и проч.
