Само человеческое существование предназначено для духовного роста. Рождаясь на Земле, мы попадаем в земную школу, чтобы учиться и развиваться, но существуют разные пути прохождения этой школы. Самый длинный — пассивно следовать курсу нашей кармы, петляя из долины в долину. Чем меньше мы осознаем правила игры, тем медленнее будет наш прогресс, но он все равно будет. Когда мы начинаем лучше понимать причинно-следственные законы, управляющие жизненными процессами, то обретаем способность делать более осознанные выборы, и, следовательно, прогресс будет более быстрым и плавным. Мировые духовные традиции более двух тысяч лет учат нас этим основным законам и таким образом дают нам необходимые инструменты, чтобы мы могли выбраться из лабиринта жизненных условий, держащих в плену нашу настоящую природу, заключенную в этих сменяющих друг друга тождественностях мозг — тело.
Однако вклад мировых религий в духовную эволюцию этим не ограничивается. Эзотерические ветви этих традиций положили начало многочисленным практикам, в которых люди создают для себя специальные условия жизни, тем самым, ускоряя процесс освобождения от иллюзий, созданных земным существованием. Такие практики включают в себя аскетичный образ жизни, продолжительный обет молчания, групповые песнопения, медитации, различные дыхательные упражнения, работу с телом и прочее. Не преуменьшая возможности этих практик влиять на наши тела и души, мы все же можем сказать, что главным является их кумулятивный эффект — ускорять эволюцию, которая продвигалась бы значительно медленнее, если бы мы просто жили в соответствии с моральными заповедями. Чем более усовершенствованной практики мы придерживаемся, чем последовательнее проводим ее в жизнь, тем быстрее будет идти процесс эволюции. Все зависит от того, насколько осознанно стремимся мы к этому развитию и насколько настойчиво идем к нему. В конечном итоге самый интенсивный вид духовной практики — жить полностью в настоящем, быть в высшей степени сознательным по отношению к потоку жизни, к тому, как он разворачивается вокруг нас и через нас минута за минутой. Настоящее — это и средство нашего пробуждения, и конечный итог его.
И два последних замечания. Первое: хотя религии мира сделали возможным наше более сознательное участие в собственном эволюционном процессе, у них нет монополии на духовное развитие. Мы живем на Земле, чтобы совершенствоваться, и будем совершенствоваться независимо от того, связаны ли мы с религиями вообще, не говоря уже о какой-то определенной. Религии — не единственные институты, поддерживающие этот эволюционный процесс, и, согласитесь, иногда они даже встают у него на пути. История религиозных ошибок хорошо известна. Как и все исторические институты, религии переживают периоды расцвета и упадка. Тем не менее, они привлекли к себе огромное количество людей по всему миру и сумели сохранить важные истины, которые вне религиозного контекста могли быть утеряны.
Второе: хотя мы часто склонны описывать духовное странствие только на его последних этапах, на самом деле каждый этап человеческого развития — часть его духовной эволюции. Говоря о выходе на духовный путь, мы часто описываем тот момент, когда путь, по которому мы уже шли, осознанно начинает восприниматься как духовный. Это важный момент в нашем странствии, но определенно не начальный его пункт. В своих личных жизнях, если рассматривать их в планетарном масштабе, мы пробуждаемся для того, что уже биллионы лет движется своим чередом. Если темы конечного этапа странствия связаны с тем, что мы вновь обретаем свою неотъемлемую божественность и усваиваем урок, как сочетаются отдельность и общность, то есть немало других уроков, которые мы извлекаем до этого, и ни один из них не был незначительным[145].
Это заставляет нас понять, что, вопреки расхожему мнению, будто лишь избранные, принявшие формальный обет, следуют духовным путем, мы несем на себе духовное призвание. Своим присутствием на Земле мы показываем нашу приверженность суровому пути духовного опыта. Следовательно, среди нас нет ни одного, кто не заслуживал бы глубочайшего уважения.
Приложение. Реинкарнация в раннем христианстве
1. Реинкарнация в Новом Завете
Ряд отрывков в Новом Завете может показаться отражающим первоначальное принятие реинкарнации среди отдельных евреев, с которыми беседовал Иисус, и даже среди его учеников. Если это действительно так и Иисус не побеспокоился о том, чтобы опровергнуть это верование, можно ли предположить, что сам Иисус принимал реинкарнацию? И если он не учил этому прямо, то, может быть, только потому, что это было общепринятое верование среди слушающих его?[146]
К примеру, когда Иисус спрашивает учеников: “За кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?”, они отвечают: “Одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию или за одного из пророков” (Евангелие от Матфея, 16:13–14). (См. параллельные отрывки из Евангелия от Марка, 8:27–28 и от Луки, 9:18–19.) Довод строится на том, что если люди предполагают, будто один из пророков может возвратиться как Сын Человеческий, это подтверждает веру в реинкарнацию, иначе каким образом умерший пророк мог вернуться на Землю?
Однако этот довод работает только при условии, что люди непременно думали о Сыне Человеческом как о человеческом существе, которому необходимо физически родиться. Хотя именно это толкование в итоге стало ведущим в христианской теологии, было бы анахронизмом предполагать, что евреи — современники Христа думали обязательно в этих терминах. Во времена Христа о Сыне Человеческом нередко думали как об ангелическом образе, который, как предполагалось, будет рядом с Богом во время последнего пришествия, а вовсе не как о человеческом существе. Образ, взятый из книги Даниила, 7, имеет запутанную историю в “межзаветинской литературе”, то есть в работах, написанных между Ветхим и Новым Заветами. Приняв такую шаткую основу, мы не можем утверждать, что люди, цитируемые в Евангелии от Матфея, 16, обязательно представляли себе Сына Человеческого в образе человека, и, следовательно, нельзя делать вывод, что они мыслили в реинкарнационных терминах.
Второй ряд отрывков касается Иоанна Крестителя и отражает широко распространенное среди евреев верование, будто пророк Илия возвратится как предшественник Мессии. В этих отрывках Иисус прямо или косвенно утверждает, что Иоанн Креститель — это и есть Илия, и пророчество исполняется (Евангелие от Матфея, 11:2-14; 17:10–13; от Марка 9:11–13). Если Иисус поддерживал мысль, что Иоанн Креститель может быть вернувшимся Илией, и если Иоанн, как отмечает Лука, рожден женщиной (Евангелие от Луки, 1:13–17), разве это не свидетельствует о том, что сам Иисус принимал концепцию реинкарнации?
Однако проблема в том, что историческая достоверность этих отрывков сомнительна. Многие исследователи Библии не уверены, что эти заявления сделаны историческим Христом, они могут относиться к более позднему периоду, когда ученики Иисуса и Иоанна соперничали друг с другом, пытаясь завоевать одну и ту же аудиторию. Придавая Иоанну статус предшественника, ранние христиане отстаивали главенство Иисуса, одновременно провозглашая исполнение древнего пророчества. Эти отрывки были приписаны Иисусу, когда много лет спустя после его смерти были созданы Евангелия.
Тот же самый исторический скептицизм вызывают и другие отрывки, иногда цитируемые как отражающие веру Иисуса в реинкарнацию. Например, в Евангелии от Иоанна (10:15в — 18а) Иисус говорит: “…И жизнь мою полагаю за овец. Есть у меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит мне привесть: и они услышат голос мой, и будет одно стадо и один пастырь. Потому любит меня Отец, что я отдаю жизнь мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у меня, но я сам отдаю ее: имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее”.
Имел ли в виду Иисус, что он инкарнировал в истории не единожды, чтобы принести спасение не только евреям? Возможно, и так, но мы не можем быть совершенно в этом уверены. Если даже Иисус действительно сказал, что у него есть власть принять свою жизнь назад, эти слова больше воспринимаются как намек на воскресение, а “другие овцы” — это, скорее всего, неевреи, до которых Евангелие дойдет только после Троицы.
Точно так же мы не можем точно утверждать, что Иисус имел в виду реинкарнацию, когда в Евангелии от Иоанна (8:56–58) читаем ответ Иисуса на язвительные замечания, будто он ставит себя выше Авраама: “Авраам, отец ваш, рад был увидеть день мой: и увидел, и возрадовался”. На это сказали ему иудеи: “Тебе нет еще пятидесяти лет, и ты видел Авраама?" Иисус сказал им: “Истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, я есмь”.
Если этот отрывок исторически достоверен, что сомнительно, его можно понять как заявление о божественном статусе до рождения, а не о предыдущей жизни.
