как меня зовут? — вырвалось у меня.
Она беспечно рассмеялась:
— А мне он сказал, — она тонким пальцем указала на ту самую маленькую птичку, как ни в чём ни бывало сидевшую на спинке скамейки.
Я подумал, что она недостаточно хорошо говорит по-русски, и автоматически поправил:
— Не он, а она. Птица.
— Нет — он, — повторила Олчеймаа. — Это самец черноголовой славки, у него шапочка на голове чёрная, а у самочек она коричневая. Правда? — обратилась она к птичке.
Та не издала ни звука, только смотрела на нас чёрным глазомбусинкой, склонив набок маленькую головку. Этот «разговор» с птицей выглядел настолько нелепо, что я непроизвольно засмеялся и спросил полушутя-полусерьёзно.
— А мне он что-нибудь говорил?
— Да, — с серьёзным видом ответила она, — он сказал, что если ты будешь так часто врать, у тебя вырастет хвост.
И расхохоталась. Я не успел ничего ответить, потому что в этот момент к нам подошёл водитель и позвал нас садиться в машину, чтобы ехать дальше.
Спустя несколько часов мы приехали в город, я вышел на окраине, попрощавшись с попутчиками и водителем. Когда автомобиль отъезжал, я бросил взгляд ему вслед и увидел, что Олчеймаа, обернувшись, смотрит на меня. Я помахал ей рукой и увидел, что она тоже помахала мне, а потом отвернулась и стала смотреть вперёд, а через минуту автомобиль скрылся за поворотом дороги.
Трещина змеилась, уходя почти вертикально вверх, и исчезала за скальным перегибом. Иван попытался просунуть в неё пальцы, но трещина оказалась слишком узкой, поэтому, прощупав холодный гранит гладкой, словно отполированной стены в радиусе размаха рук, он нашёл небольшой выступ, за который смог уцепиться самыми кончиками пальцев левой руки. Он подумал, что, должно быть, выглядит довольно забавно в такой позе — прилипший всем телом к скале на высоте почти двух километров, ноги в ярко-зелёных штанах растянуты под максимальным углом, который позволяет сделать растяжка его мышц, и упираются в едва заметные выступы стены, а длинные руки раскинуты в поисках зацепок.
«Человек-лишайник», — подумал он и взглянул вниз на узкую скальную полку в тридцати метрах ниже, с которой стартовал час назад. До острого гребня, с которого открывался путь к вершине, было уже рукой подать. Нащупав подвешенную на поясе связку скальных «закладок» — сложной формы кусочков металла с приделанными к ним тонкими тросиками — он выбрал одну подходящего размера и просунул кусочек калёного металла в щель. Снаружи остался торчать только стальной тросик, подёргав за который Иван убедился, что закладка надёжно заклинилась в трещине и сможет выдержать его вес. Подтянувшись на правой руке, он вытянул вверх левую, одновременно ногами, обутыми в мягкие прорезиненные скалолазные туфли, уперся в гладкий камень скалы, словно пытаясь проползти вверх по отвесной стене. Самые кончики пальцев левой руки дотянулись уже до нависавшего над головой карниза, но в этот момент закладка со скрежетом выползла из щели, и Иван полетел вниз, не успев и вскрикнуть.
В голове его промелькнула мысль, что скальный крюк нужно было забить немного раньше. Пролетев несколько метров, он почувствовал сильный рывок — принял на себя нагрузку последний забитый им крюк. Ивана маятником с размаху ударило о стену, и он повис на двенадцатимиллиметровой толщины верёвке.
«Дзынннь!». Крюк вылетел с тихим звоном, следующий — тоже. Иван повис на третьем, выдержавшем рывок крюке, в голове его стоял колокольный звон от удара о стену. Он выплюнул раскрошившиеся при ударе зубы и крикнул, пытаясь перекричать звон в ушах:
— Всё нормально! Лезу ещё раз!
Ника, стоявшая внизу на страховке и трясущимися руками державшая жёсткую верёвку, крикнула в ответ:
— Нет, ты никуда не лезешь!
И для большей убедительности зафиксировала верёвку. Разочарованно вздохнув, Иван прокричал ей:
— Ладно, иду вниз!
Спустившись на полку, на которой стояла Ника, он сделал несколько глубоких вдохов и только сейчас почувствовал, что его тело будто бы долго били палками. Он привалился к скале, пытаясь восстановить дыхание, но мешала боль в правом боку, в голове крутилась фраза, заготовленная для отчёта о восхождении: «Оставлено на маршруте: закладных элементов — ноль». И подумал вдогонку: «Оставлено на маршруте: зубов — два». Иван засмеялся, тут же схватившись за бок, который пронзила острая боль.
— Кажется, ребро треснуло, — морщась, сказал он.
— Ты сам сможешь передвигаться? — спросила Ника.
— Смогу, конечно, — поспешно сказал Иван, не без оснований опасаясь, что решительная Ника вызовет по рации спасателей.
— Хорошо. Тогда давай осмотрим твои повреждения, отдохнёшь, и потом двинемся вниз, попробуем спуститься на плато, — и добавила:
— Смотри — погода ухудшается.
И действительно, безымянные пики хребта на противоположной стороне живописной, покрытой тайгой долины затянулись облаками, а сама долина, почти в километре ниже, словно подёрнулась серой дымкой. С северо-востока надвигался грозовой фронт, синяя масса туч, разбавленная серыми рваными облаками, занимала всю ширь горизонта. С высоты было видно, как, закрывая дальние горы, огромные косые и вертикальные столбы ливневых дождей протягиваются от туч к земле.
— Тучи идут своими ногами, — сказала Ника, зачарованно глядя вдаль.
В этот момент порыв холодного ветра ударил прямо в лицо, за первым ударом сразу же последовал второй, гораздо более резкий. Лежавшие на скале кожаные перчатки, которые Ника купила в Испании, в специализированном магазине снаряжения для путешествий, кувыркаясь, полетели вниз, а сиреневый шейный платок, наоборот, взлетел вверх, подхваченный восходящим потоком воздуха и долго метался среди скал, пока не исчез из виду.
— Придётся здесь ночевать, — сказал Иван через час после начала спуска, когда стало ясно, что спуститься на плато до грозы не удастся. Они стояли на неширокой травянистой скальной полке, находившейся в полусотне метров ниже того места, откуда начали спуск.
— Страшно…, — поёжилась Ника, думая одновременно, что спускаться в грозу ещё страшнее, и спросила: — Как твоё ребро?
— Почти не болит, — ответил Иван, хотя боль никуда не исчезла, из острой она превратилась в монотонную, не дающую о себе забыть. — Поспим тут спокойно. Привяжемся только покрепче.
Через полчаса стало темно, холодный дождь с градом хлестали по тенту, привязанному к небольшим скальным выступам. Штормовой ветер продавливал мельчайшие капельки воды сквозь невидимые поры между плотно сотканными нитями тента, внутри было сыро и холодно. Ника спала безмятежно, не обращая внимания на непрекращающиеся грохочущие водопады грома, накатывающиеся наскалу. Гром начинался как камнепад, с первого большого камня-удара, за ним вслед неслась нарастающая масса громыхающих друг о друга камней-раскатов размером поменьше, которые, отражаясь от скал, в кульминационный момент создавали немыслимое крещендо.
«Словно воздух рвётся», — подумал Иван, представляя пузырь воздуха,
