Христианство нам вводили, начиная с pIII века, по линии торгового пути «из варяг в греки» из недр еврейских общин, которые составляли ядро городов на этом пути. «Неполноценные» (с еврейской точки зрения, то есть отец — «юрист», а мать — местная шлюха) и составляли первые общины. Понятно, идея финансирования и обучения этих общин не могла быть плодом ума какого-то еврейского купчика. На это способен ум ранга главного раввина.
В 988 году Владимир, по летописям «равич» (сын раввина, но может, главного раввина?), южные племена славян только добил, под угрозой резни загнав креститься в Днепр. Закончилось это царство клеветы на волка, в сущности, в 1988 году — потому что именно в это время я, в то время ещё христианин, начал копаться по крупному в проблеме мировоззрения. Начал искать точку опоры.
Занятные всё-таки фортели выкидывает история.
Во всём мире, то тут, то там, на протяжении тысячелетий явлены были пророчества, дескать, в начале XXI века из «стран Гиперборейских» придёт очищенная древняя истина «солнца и огня». В другой системе пророчеств говорят так: «соединение науки и религии». Очень ехидная формулировка: из неё следует, что все до одной ныне циркулирующие религии суть враньё. Они не соответствует голосу Прапредка, не подтверждаются экспериментом, как основе истинной науки, адепты — простые клоуны. Отсюда и «соединение науки и религии».
Смысл всех этих предречений (Чур?!?) — возвращение волхвов из «пустыни».
Истина, возвращение которой предрекают тысячи лет, — не в плетении словес, и даже не в самом умном трактате.
Истина — это её носители, воплощение сталина — и вокруг него личности, посвященные Девы.
Так что ходит уже, похоже, по улицам какого-то из русских городов мальчик (а может это уже вполне зрелый мужчина, и не в центре России, а на границе, в месте, напоминающем Гори, скажем, среди адыгов или бурят), который и есть тот, кого провидят пророки сквозь века и тысячелетия.
Мальчишка этот всё больше молчит — но проявляет себя в том, что умеет ценить Льва Толстого, а перед памятью Иосифа Виссарионовича Сталина и вовсе преклоняется. Возможно, и до книг Меняйлова уже добрался — или вот-вот доберётся.
Если он взрослый, то — кузнец (возможно, закончил машиностроительный факультет, и с металлом работал мало, а может, наоборот, без диплома, но работал с горячим металлом) или начинал кузнецом, пусть этим делом занимался недолго, как Сталин. А может, с раскалённым металлом впервые соприкоснулся у Меняйлова в валдае — летом на горе или зимой на льду.
Не всякий побывавший у наковальни видит особенный смысл в простых, казалось бы, словах — «так закаляется сталь» — но тому, которого мы ждём, этот смысл не чужд.
Стихии огня, воды и планеты раскрываются, понятно, и вне центра евразийского Заполярья, но четыре «апостола» Девы в совершенном виде явлены только там. Только там Полярная звезда действительно стоит в зените, а Солнце являет себя во всей полноте, «большом круге энергий».
Только там человека пронизывает неповторимое сочетание инициирующих геомагнитных и иных полей Прародины. Только там встречается белый сокол, который, несмотря на невероятный мороз, остаётся вкушать благословения Прародины. Являет их ценность. Дескать, смотрите, смотрите внимательно, о, волки!
Да и куда лететь, если все его друзья, включая и полярного волка, здесь, в земле, где, как нигде, ждут восхода солнца. Да и те, кто оставит след на воде, знают, куда идти к нему в гости.
И вообще, для неугодника, Волка солнце всходит только над Лоном Девы.
Читающий да разумеет.
То, что было достигнуто хотя бы раз, может быть воспроизведено. И даже на более высоком уровне.
Я вот сейчас перечислю, кто ставил столб исконной русской веры — и вы удивитесь! Оказывается, участвовали почти те же люди, что и на Сольвычегодском Совете знающих слово!
Нас было человек не более пятнадцати.
Там был родственник купца Некрасова, Амосов Сергей Анатольевич. Разница между ним и Некрасовым та, что Некрасов назывался купцом и торговал лесом, а Амосов по советским временам назывался инженером по лесозаготовкам.
Там был мальчишка-полуцыган, лет пятнадцати. Внешне совершенно цыган. По молодости ещё не успел проявить себя как кузнец — но ставить столб пришёл.
Там был и хозяин единственного сохранившегося на 1000-километровой Вычегде стада В. В. Шишков. При Сталине на Вычегде были громадные стада, травы там местами в человеческий рост — антисталинисты всё уничтожили. Осталось последнее стадо — исключительно усилиями Шишкова. Знает слово.
Там был один человек из потомков жителей Пожарищ.
Был там и внук Сталина.
Был там Сергей Шевчук, представитель молодёжи Киева, а ведь ему несравнимо дольше было добираться по сравнению с другими, пересадки, затраты. Не, ще не вмерла Украина, колы там таки люды е …
Я об украинце потому, что до полного комплекта Совета знающих слово не хватает только чеченца в два двадцать ростом. Среди остальных участников постановки столба были два потомка неизвестных — бывшие воспитанники детских домов, но на чеченцев они что-то не похожи, разве что квартероны. Так что если можно прировнять молодого киевлянина к чеченцу, то всё, полный комплект.
Это воспроизведение состава более чем символично. Ничего не изменилось со времени смерти молодости Сталина. Сменились только поколения, а остались те же люди, с теми же вкусами. А это значит, что мы можем всё. Любая победа нам по плечу. Будет у нас опять и песня о кузнецах, у которых дух молод и которые куют счастия ключи, будут и великие победы. Захотим, как и раньше, американские сенаторы будут выкидываться из небоскрёбов к воплем: «Русские идут!». Всё будет. Не будет другого — не будет ни смертей наркоманов, единственная вина которых в том, что их посадили на иглу, а это произошло только потому, что во главе страны стоит карлик. Не будет бессмысленных чеченских войн. Кривляющимся пидарасам с телеэкранов дадут пинка под зад.
Всё у нас будет. Надо только, чтобы закончилась эпоха политических карликов, и во главе России встал гений, уважающий веру отцов. Умеющий вобрать Прародину и Прапредка. Наслаждающийся от созерцания истины и красоты, прорусский правитель, святослав, сталин, неугодник.
Для этого надо, чтобы некий молодой человек — а может, и чистая девушка! — сказал бы: «Волк-Волчок! Я иду тебя спасти!». И пошёл бы спасать, зная, что, может быть, этот путь займёт у него много лет, даже двадцать пять — как в случае Сталина. Что многому ему предстоит научиться и наступит такая трудная пора, что и поговорить-то на равных станет не с кем. Возможно, придётся претерпеть истязания в христианских застенках — как некогда Сталину.
«…Братья и сёстры!
Враг будет разбит.
Победа будет за нами!..»
Егор: в древней обсерватории
Я не знаю, кто как читает, но когда читал «Весьёгонскую волчицу» я, меня мучил вопрос: а почему автор, который опубликовал своё произведение в 1987-м, писал о временах ушедших, причём точно указав дату: «два года после смерти Сталина». Почему, ведь коммерчески это не оправдано?
Нет, так прямо во времена начала демократизации сказать было невозможно — тогда была запрещена не только о Сталине правда, но даже упоминание имени было, так сказать, чревато. Однако, для того, кто умеет считать всё предельно ясно: «десять лет прошло с окончания Войны» — это как раз и есть «два года после смерти Сталина. Итак, Сталин умер, а новое начальство приказало уничтожать волков. Внезапно со смертью Сталина расплодившихся.
Природа говорила прямей некуда…
«Весьёгонская волчица» потому места всех русских, что это голос в нас предка.
«…Прислонившись спиной к берёзовому стволу, Егор время от времени поправлял палкой костёр, сгребал поближе к поленьям откатившиеся уголья и поглядывал на волчицу. Она почти не дышала, и, только присмотревшись, можно было заметить, как еле-еле поднимаются и опускаются подвздошины. Кровь из раны больше не текла, видно, и течь-то было нечему…
…Время шло всё быстрее к ночи, мороз усиливался. Впотьмах Егор нарубил ещё лапника и, устроив себе настоящую постель, лёг. Никакая опасность не угрожала ему в этой темени. Стаи больше не было, другие волки рыскали далеко, а всех прочих отгонял огонь костра и волчицын запах. Зарывшись в лапник, Егор лежал и смотрел на небо.
Оно было всё в звёздах и всё дрожало, как будто еле выдерживало тяжесть звёзд. Их вид никогда особенно не волновал Егора. Он относился к ним как к чему-то само собой разумеющемуся — как к листьям на деревьях или к перьям на курице. Ну звёзды. Ну есть и есть. Не было бы их, было б что-нибудь другое. Гармония звёздного неба была ему незнакома, и если б ему сказали, что на небе можно найти чуть ли не сотню созвездий, он удивился бы, потому что знал из них одно-единственное — Большую Медведицу. Как-то так получилось в жизни, что некогда было разглядывать звёзды. И вот, в кои-то веки, он смотрел на них, и постепенно звёздная картина всё сильнее захватывала его. В прозрачности белых и голубых огней звёзды казались такими чуждыми, что брала оторопь. Это ж сколько до них?! Он и представить не мог, сколько, и лишь смутно, словно бы инстинктом живущего в нём другого существа, угадывал чудовищность расстояний. До звёзд было так далеко, что всякий путь к ним искривлялся, но никакое тяготение и никакие иные поля не могли отклонить мысль. Всепроникающая, она в кратчайший миг перенесла его к звёздам, и он ужаснулся, посмотрев с этой страшной высоты вниз.
