Не растет на земле ничего более радостного, о, Заратустра... Мы не видели ничего более радостного. Наши сердца танцуют. Мы не можем в это поверить, но приходится верить вопреки самим себе. Одно твое присутствие делает нас моложе. У тебя крепкая воля, высокая. Это самое прекрасное, что вырастает на земле. Мы видели миллионы людей, но ты - самое прекрасное, что растет на земле. Одно такое дерево оживляет всю местность. Даже когда ты один, все окружающее меняется от твоего присутствия.
Кедру уподобляю я того, кто вырастает подобным тебе, о, Заратустра: высокий и молчаливый, суровый и одинокий, величественный, гибкий и упругий,
— и простирающий сильные зеленые ветви к владениям своим, смело вопрошающий ветры, и бури, и все, что от века близко высотам...
Король говорит Заратустре: "Я могу уподобить тебя лишь кедру — уходящему высоко в небеса, танцующему на ветру, под дождем, под солнцем, достающим до звезд и властью необычайной вопрошающему бури. Одно твое присутствие делает эти вершины божественными, величественными".
Еще более смело отвечающий, господствующий и победоносный: кто не поднялся бы на высокую гору, чтобы увидеть такие деревья?
О, Заратустра, глядя на тебя, успокаивается и скиталец, и исцеляется сердце его...
Возникло великое томление, и многие спрашивают: кто такой Заратустра? Может быть, ты не знаешь об этом — ты ведь живешь в горах — но тысячи людей в долинах задают один-единственный вопрос: кто такой Заратустра?
Твой аромат разносится далеко вокруг. Твое имя звенит в миллионах сердец, создавая великое желание, огромное стремление, о котором они даже не догадывались — достичь вершин, найти способы, чтобы превратить свой потенциал в реальность, воплотить мечты в действительность. Все, что дремало в них... стоило им услышать о тебе и чудесах, которые здесь происходят, как все дремлющие, все спящие возможности в них стали медленно разворачиваться, подобно змее.
И все, в чей слух некогда по каплям вливал ты песнь свою и мед свой: все ушедшие от мира, отшельники и те, кто одинок вдвоем, стали говорить в сердце своем:
"Жив ли еще Заратустра? Не стоит жить больше, все равно все тщетно, или же — мы должны жить с Заратустрой!"
Те, что вкусили твоих песен, в чей слух ты вливал своей мед, свою любовь, свою сознательность, — все они чувствуют: если тебя нет в живых, то и им незачем жить. Вся земля становится без тебя бессмысленной. Ты — сама земля и смысл земли. Ты — сама жизнь и соль жизни для многих, многих людей. Тот, кто хоть чуть-чуть испробовал твоего существования, уже не может быть прежним: он начал движение от обычного человека к некоему высшему, более великому существованию.
Все выше и выше вздымаются волны вокруг горы твоей, о, Заратустра. И как бы ни была высока она, многие достигнут твоей высоты: недолго еще челн твой пребудет на суше.
Король говорит с Заратустрой в высшей степени поэтично, изящно, учено: "Волны одна за другой поднимаются вокруг горы твоей, чтобы добраться до тебя". Все, что говорит король, рождается под магнетическим, харизматическим влиянием Заратустры.
Так происходит всегда.
Люди, которые пришли к Гаутаме Будде, забыли о своей личности, забыли о своих масках, открыли сердца. Люди, которые приходили к Пифагору или Гераклиту, вдруг обнаруживали, что могут сбросить одежды и остаться абсолютно нагими; прятать нечего. На самом деле, им хотелось, чтобы человек, подобный Заратустре или Гаутаме Будде, взглянул на них и увидел бы их насквозь, потому что один этот взгляд очистит их от всей чепухи, которую они носили в себе, может быть, много жизней.
И как бы ни была высока она, многие достигнут твоей высоты: недолго еще челн твой пребудет на суше.
И что мы, отчаявшиеся, пришли теперь в пещеру твою и уже освободились от отчаяния...
Король сказал: "Мы пришли сюда в печали, отчаявшиеся и глубоко разочарованные. А ты не произнес ни слова. Ты ничего не сделал для нас, но мы уже свободны от отчаяния. Мы больше не печальны".
На Востоке это называется сатсанг. Сатсанг — нечто исключительно восточное. На Западе никогда не развивалось ничего подобного, потому что это значит: просто быть с человеком, который достиг. Совершенно необязательно, чтобы он говорил. Необязательно также, чтобы вы спрашивали: просто быть в его присутствии — очень сильное переживание. Его вибрации трансформируют; его радость заразительна; его тишина находит способы, чтобы проникнуть в вас; его сердце внезапно заставляет ваше сердце танцевать в одном гармоничном танце.
Это есть знамение и предзнаменование того, что лучшие, чем мы, находятся в пути к тебе. И это удивительно — узнать, что к тебе направляются люди лучше нас, ведь король высший в своем мире — кто может быть лучше его?
Но рядом с Заратустрой он неожиданно чувствует свое ничтожество; он чувствует, что все его царства и сокровища не имеют никакой ценности. Царство этого человека — царство вечности; царство этого человека нельзя завоевать. Даже смерть не отнимет его. А мы всегда тратим время, забавляясь игрушками; мы как малые дети. В момент великой истины он говорит: "Возможно, мы — всего лишь начало, а в пути к тебе находятся лучшие, чем мы".
Ибо уже в пути к тебе то последнее, что осталось от Бога среди людей, а именно: все люди великой тоски, великого отвращения, великого пресыщения. Люди, полностью удовлетворенные в обычном мире, в присутствии Заратустры внезапно осознают, что есть нечто неизмеримо большее, что еще не открыто. Они слишком рано успокоились. Может быть, их страсть была недостаточно велика.
Придут люди, которым отвратительна низость и безобразие человечества, и увидев тебя, они вдруг поймут, что если человек и отвратителен, то это не его природа; возможно, он сбился с пути. Это не его вина; быть может, не было никого, чтобы помочь ему, наставить на путь истинный. Вот человек, видеть которого — радость, чувствовать которого — благословение. И придут люди, объятые великим стремлением, которые не знают точно, чего они хотят. Но одно определенно: того, что может дать этот мир, недостаточно.
Они хотят большего. Они желают того, что бессмертно, они хотят вечного, они хотят того, что божественно. Все обыденное не имеет для них никакого смысла; все, что смерть может отнять, не имеет для них значения. Они хотят отыскать нечто превосходящее смерть, что не может быть уничтожено смертью. Быть может, они не знают, чего на самом деле ищут, но услышав твое имя, они, должно быть, поспешили к тебе.
Все, кто не хочет жить иначе, чем научившись опять надеяться, научившись у тебя, о, Заратустра, великой надежде!
При виде тебя на ум приходит лишь одно слово, вновь и вновь: ты — великая надежда. Видя тебя, можно поверить, что человек способен достичь невообразимых высот, что человек способен проникнуть в глубочайшие бездны, что человек может достать до звезд, что человек может вместить всю вселенную, может расширить свое сознание до безграничности вселенной.
Все, кто не хочет жить... Они устали от обычной жизни: повседневности, рутины, механичности. Все, кто потерял надежду, придут к тебе, ибо до них долетел твой аромат.
...иначе, чем научившись опять надеяться, научившись у тебя, о, Заратустра, великой надежде!
"Пусть даже все вы, вместе взятые, — высшие люди, — отвечал Заратустра; — но для меня вы недостаточно высоки и сильны."
Король произнес в честь Заратустры все хвалебные слова. Лучше не скажешь. Что к этому можно добавить? Но Заратустре нет дела до того, что сказал о нем король. Его заботит то, в каком состоянии находятся король и остальные, ожидающие в пещере. Когда вы приходите к Мастеру, его не интересует, что вы говорите о нем; его больше интересует, кто вы такой.
"Пусть даже все вы, вместе взятые, — высшие люди, — отвечал Заратустра; — но для меня вы недостаточно высоки и сильны.
Для меня — это значит: для того неумолимого, что безмолвствует во мне, но не вечно он будет молчать".
Мое внутреннее безмолвие прекрасно знает, что вы весьма мелки. Ваши слова не обманут меня. Вот почему говорится, что Мастер мягок как лепестки розы и тверд как меч. Для того неумолимого, что безмолвствует во мне... вы недостаточно высоки и сильны. И мое безмолвие не всегда будет молчать. Приближается время, когда мое безмолвие разразится подобно грому и выльется через миллионы проявлений. Но эти проявления поймут лишь те, кто действительно имеет уши, чтобы слышать музыку тишины, кто имеет глаза, чтобы видеть самый чистый свет.
А если вы и не чужие мне, то не так близки, как правая рука моя... Даже если вы хотите стать близкими мне, вы не можете стать мне правой рукой. Вы не можете достичь этой близости, ибо с высоты мне видно, что вы слишком мелки. Вы научились произносить красивые слова. Да, вы чувствительны. Быть может, в вас теплится какое-то желание трансформации. Безусловно, вы под впечатлением места, в котором я обитаю, и вибраций, окружающих меня; но вы - не искатели. Вы пришли сюда из любопытства, а не из-за глубокого желания преобразиться, превратиться в нового человека, сверхчеловека.
