— Побежали! — она потянула Виктора к ручью. — Я первая!
Как дети, они припустили к источнику наперегонки.
— Стой! — кричал Виктор. — Так не честно! Ты не хромаешь!
Но девушка уже склонилась над водой. Когда Виктор подошел к ней, она протянула ему наполненные ладошки:
— Попробуй, какая вкусная!
Виктор осторожно отпил и взглянул ей в сияющие глаза:
— Спасибо, фея, за живую воду!
Дина хитро посмотрела на него:
— А вот и не фея! — и, хохоча, окропила его холодными брызгами.
— Ага! — Он шутливо сдвинул брови и поймал ее руки. — Тогда кто это тут расшалился?
— Не я, — смеялась Дина, — это только мои руки…
— Ах ты! Игривый котенок! — говорил Виктор. — Такого только под мышку и айда!
— Да что вы говорите, господин ученый! — Дина смешно гримасничала.
— Вот-вот, ученый! С наукой не спорят, — строго сказал Виктор и поймал ее губы своими.
Когда они, наконец, оторвались друг от друга, Дина тихо сказала:
— Знаешь, по-моему, все уже позади. Все плохое кончилось.
— Да, ты со мной! И все будет хорошо! Пойдем?
— Пойдем, — кивнула она.
И они поторопились к уже показавшимся внизу крошечным домикам, утопающим в цветущих яблоневых садах.
Глава XXIV. Ритуальная магия
Отворачиваясь от страдающего лица девушки, Сет решил щелчком пальцев остановить ее истерику и не смог. Ему претило собственное бесконтрольное желание поцеловать распухшие от слез щеки. «Мне не нужны человеческие отношения, — сказал он ей. — Уходи сейчас же». Безотчетно маг опасался, что это существо смягчит его непробиваемый панцирь, и потому грубо выставил девчонку с поляны, где почти все было готово к действу. Глядя с возвышения, как согбенная фигурка удаляется вниз, Сет отогнал от себя тень сожаления. Он не позволит никому делать его уязвимым. Магу понадобилось совсем немного, чтобы вновь почувствовать привычное хладное спокойствие ума и тела.
Расписанная колода Таро ожила в его пальцах. Впрочем, он и так чувствовал ответ на поставленный вопрос. Жрица вот-вот найдется. И план, подобный сооружению, кропотливо выстроенному из карт, реализуется в назначенный срок. Взглянув на двурогую богиню на картинке карты, Сет теперь знал наверняка — завтра беглянка появится в деревне, и не одна.
Вскоре вернулся помощник, и трое мужчин сели в круг.
— Надеюсь, все готовы, — произнес Сет.
Соратники кивнули в ответ.
— Мы должны действовать, как единое целое, как совершенное орудие, проникающее из материального плана в тонкий. Физические законы — жернова, в которых каждый, кто не сумел стать мельником, становится зерном. Помните, что умение страдать, воздерживаться и умирать — это первые секреты, ставящие нас выше страдания, чувственных похотей и страха небытия.
Сет пустил по кругу чашу, наполненную чистой водой, и продолжил:
— В последние сутки пост должен быть особенно строгим, и ничего, кроме воды, не осквернит вас. Итак, все оговорено множество раз, но если у вас есть вопросы, самое время их задать.
— Как вы получите «части жертвы, разорванной толпой» для заключительной части церемонии? — спросил Евгений.
— Над этим работает Миша. Жертвоприношение будет стоящим, — сказал Сет.
— Честно, никак не предполагал, что это будет Миллер, — усмехнулся Вольф.
— Его карма соответствует нашим планам, — ответил Сет.
— Вы уверены, что все получится? Ведь вы не думали, что Миллер появится здесь? — с сомнением в голосе сказал помощник.
— Мы выстраиваем паутину, а попадает в нее тот, кто должен. Когда ты, Женя, платил нацболу в Москве за кавказского студента, неужели думал, что тот был мне просто неугоден? Маг, как шахматист, должен предвидеть все события в будущем, за исключением тех, что зависят от свободной высшей воли или непостижимой причины. Его искусство в том, чтобы понимать, что произойдет через три-пять-сто шагов после инициированного им действия. Спасибо Миллеру, он сделал за нас полдела. На редкость облегчил задачу, напав на местного вожака. Но произошло это по моей воле и тогда, когда это стало нужным, — Сет повернулся к гипнотизеру. — Кстати, Миша, твое яростное выступление на городском радио меня покорило. До сих пор удивляюсь, что они приняли тебя за своего.
— Совершенствуюсь, — довольно потер руки Вольф.
— Я так и не понял, — признался Евгений, — зачем нужен был тот семинар о Египте в Денебе…
— Да будь он хоть о психологии котов! — смеясь, ответил Вольф. — Мне надо было увидеть аудиторию, а ей услышать пару моих вступительных слов. Можно, конечно, было обойтись и без этого, но так выходило наверняка: больно уж разномастная публика.
— В мире зарождающегося хаоса, раскрученного нашей волей, возникнет большая потребность в порядке, — сказал Сет, — но сначала из малых зерен ненависти вспенится буря негодования. Мы взрыхлили почву для оплодотворения семенем наших идей, для создания нового мира, для других энергий и иных законов.
* * *
Воскресное утро не сулило жителям деревни ничего необычного. Как всегда, многие отправились в город: за покупками на большой базар или пошататься среди асфальтированных улочек и маленьких пластиковых кафе, посмотреть кино в приземистом кинотеатрике, выгулять «в свете» обновки. Забитый до отказа пассажирский «Урал» на громадных колесах в одной части дремал с пустыми кошелками, в другой — возбужденно переговаривался о дневных планах и вчерашней дискотеке.
Но это воскресенье оказалось непохожим на другие. Где бы ни появлялись деревенские со славянской внешностью, закипал конфликт. На базаре скандалистку Алексеевну повалили с ног и стали бить чем попало толстые усатые торговки. Намяли бока трем мужикам из Денеба ни за то не про что. Девчонок, завернувших в магазинчик за туфельками, выставили вон, обсыпав ругательствами. Отказались продавать фрукты худым местным йогам. Выгнали монаха из павильона МТС. Мелкая ссора городских с деревенскими переросла в страшную драку возле кинотеатра, в которой взъерошенному Пашке Амосову кто-то выстрелил промеж глаз.
Вечером воскресенья растерянные сельчане делились друг с другом кошмарными событиями, чувствуя озноб накатывающего ужаса. На каждой улице что-то да случилось.
Панихиду по Пашке откладывать не стали. На следующий день люди стекались к клубу, возле которого был установлен дешевый, красный с черной каймой гроб. Молодежь и старики. Алкоголики и мозолистые работяги. Христиане и язычники. Женщины с покрасневшими лицами и притихшие ребятишки. Их объединил траур. Их сковал вместе страх. Привычный, спокойный уклад жизни был нарушен. Выключающий здравый смысл голос нутра шептал «Война-а-а». А в воздухе стоял общий вопрос: «Что дальше?».
Панихида разрослась во всеобщее вече, наполненное негодующими криками и слезами. Выждав нужное время, Вольф взобрался на пьедестал возле обелиска и, будто коренной денебовец, закричал:
— Вчера наша жизнь изменилась. Убили нашего друга! Убили такого веселого говоруна Пашу! Вчера в каждом доме пролились слезы! Вы спросите, почему? Я скажу вам, в чем дело! Кто-то, наверное, слышал, что от рук чужаков, приходящих к нам с оружием, ждать добра не стоит!
— Да! Да! — раздалось множество голосов в толпе.
— Мы жили веками рядом с адыгами, ингушами, кабардинцами, карачаевцами в мире и уважении друг к другу, — продолжил Вольф, — мы наслаждались покоем и красотой этого края. И все было хорошо, пока не появился человек, нарушивший это! Он поднял руку на их лидера, он пришел с мечом! Не ваш. Не местный. Чужак. Его сюда никто не звал! Из-за него на вас обозлен весь город! Вы отрезаны от мира! Вы не можете спокойно выехать за перевал, не опасаясь за жизнь! Сюда не приедут туристы! И вы не прокормите ваши семьи!
— Что теперь будет? Все пропало! Надо что-то делать… Да кто он? — летело с разных сторон.
— Его ищет милиция. Его ищут городские банды, чтобы отомстить за своих братьев, — продолжил Вольф. — Стоит ли погибать нам всем из-за этого мерзавца?!
— Нет. Нет… Да убить его мало!
— Мало, — согласился Вольф, — но живого или мертвого его надо отдать кавказцам! И вы покажете, что уважаете их. И будете дальше жить хорошо! Этот наглец украл вашу нормальную жизнь! Ее надо вернуть! Лучше принести ЕГО в жертву, чем ваших родных!
— Правильно! Отдать! Убить! Убить!…
Разъяренная толпа шевелилась, как щупальца страшного спрута. Больше не существовало отдельных личностей, здесь не было земледельцев, продавцов, художников, христиан, буддистов, домохозяек. Все они стали клетками яростного чудовища, срывающегося с цепи, вынюхивающего запах виновного. И достаточно было показать пальцем и крикнуть «Ату его!», чтобы оно, сметая все на пути, кинулось разрывать зубами и пальцами плоть козла отпущения.
