И тут возникает неожиданная гипотеза.
В Южной Туркмении, на окраине пустыни Каракумы, в бронзовом веке располагался город Гонур. В 2011 году исследователи из Германского археологического института отыскали в радиусе 7 км от города два десятка деревень, жители которых занимались сельским хозяйством и снабжали столичное население продовольствием. В их погребениях обнаружены металлические орудия, а еще — керамические сосуды, очень напоминающие те, которыми пользовались жители «степных городов» Урала. Изготавливались подобные сосуды без применения гончарного круга.
При раскопках в Средней Азии и раньше находили керамику, которая была в ходу у кочевников, населявших бескрайние степи Сибири. Но открытия, сделанные в окрестностях Гонура, свидетельствуют о том, что жители богатых городов Средней Азии поддерживали торговые отношения со степняками гораздо раньше, чем представлялось ученым, — около 4000 лет назад, то есть как раз в ту пору, когда в степях Южного Урала стали вырастать города. Возможно, сама идея города, укрепленного поселения, заимствована степными жителями Урала именно у создателей «пятой цивилизации», как называл Виктор Сарианиди эту культуру, возникшую «в далеком Туркменистане, в безжизненных ныне песках Каракумов», возникшую в те времена, когда сложились четыре основных центра цивилизации: Месопотамия и Египет, Индия и Китай.
В самом деле, Гонур, столица страны Маргуш, и Аркаим, Ольгинское и другие «степные города» все больше кажутся частями одной и той же мозаики, рассыпанной на территории в тысячи километров.
Так, жители Гонура были людьми очень богатыми: в их захоронениях археологи постоянно находят украшения из драгоценных металлов. Но Маргиана была лишена подземных сокровищ. Металлы надо было привозить откуда-то издалека. Зато местные земледельцы производили большое количество продовольствия. Часть его, несомненно, шла на продажу.
Ольгинское, Аркаим и другие «степные города» располагались в стране, которая изобиловала ценной рудой. Они наладили массовое производство металлургической продукции. Придумали самые совершенные для того времени средства транспорта — быстроходную колесницу, новый тип конской сбруи, но очень нуждались в продовольствии, в пище, богатой углеводами.
Разделяла две эти страны лишь степь. Степь, которую конные кочевники пересекали так же легко, как жившие в ту эпоху минойцы — Средиземное море. Таким образом кочевники связывали так нуждавшихся друг в друге жителей этих далеких городов. Кем бы ни были обитатели Аркаима, любовь к путешествиям была у них в крови.
Подобная гипотеза легко объясняет, почему в стране Маргуш появляется характерная степная керамика и почему в окрестности Аркаима и других городов Урала нет никаких следов возделывания зерновых культур. Их жители покупали зерно (или даже муку), расплачиваясь за него металлом.
Конечно, их разделяло огромное расстояние — почти 1700 км. Но предположим, что сезонная миграция отдельных групп населения сближала обе культуры. Часть жителей страны Маргуш перебиралась далеко на север, к берегам Аральского моря. Часть степняков перекочевывала далеко на юг, к берегам Аральского моря. Здесь они и встречались, обмениваясь припасенными товарами.
В этой гипотезе нет ничего удивительного. Еще не так давно схожими были маршруты сезонных миграций кочевых народов, населявших эти регионы. Что же касается жителей поселений, основанных на побережье Аральского моря в бронзовом веке, то они и вовсе имели счастливую возможность, не пускаясь в тяжкие переезды, ставить на стол посуду, изготовленную где-то на севере, и наполнять ее продуктами, выращенными на юге. Так была устроена глобальная экономика в те времена, когда, как ошибочно кажется многим, народы были разобщены, а страны разделены степями, лесами и горами надежнее, чем границами и таможнями наших дней.
По оценкам археологов, «страна городов» просуществовала на Урале около трех столетий. По непонятным причинам жители Аркаима покинули свой город, полностью выгоревший. Куда они переселились? По предположению Геннадия Здановича, они ушли через степи на юг — в Поволжье, Иран или Индию. Но эту тайну археологам еще предстоит разгадать.
Большинство государств рождаются, живут и исчезают, как и люди: некоторые оставляют после себя богатое наследство, другие — память, третьи — обломки и руины. О Кушанском царстве, процветавшем на рубеже нашей эры в Центральной Азии, мало что известно: его обитатели, грубо потеснив местных правителей, пришли на территории современных Афганистана, Пакистана и Средней Азии неизвестно откуда, а спустя три с половиной века бесследно растворились в истории, будто их и не было никогда. Впрочем, бесследно — слово неточное. Загадочное царство оставило о себе дипломатическую память на просторах от Рима до Китая и создало удивительную эклектическую культуру, где эллинизм соединился с буддизмом.
Историки впервые узнали об этом царстве, сопоставимом по могуществу с Римом, Парфией и Китаем, лишь в середине XIX века. Как раз тогда несколько владельцев европейских нумизматических коллекций обратили внимание на эллинистические монеты с выбитыми на них именами царей какого-то Кушана. Пo географии находок археологи вскоре установили, что вынырнувшая из пучины прошлого страна образовалась к югу от Амударьи на развалинах Греко-Бактрийского царства — восточного осколка империи Александра Македонского. А раскрутив цепочку дальше, они с изумлением обнаружили огромное государство с территорией в тысячи квадратных километров. Населяли его десятки народов — носители десятков культур.
За три века до начала нашей эры на обширных просторах Центральной Азии и Дальнего Востока разыгрывался сложный геополитический спектакль. Китайская империя Цинь прибегала к хитрым тактическим приемам — лавировала между временными союзниками, чтобы обуздать главных врагов — сюнну, грозных кочевников северных степей. Поначалу китайцам успешно помогало в этом одно из 5 племен, говоривших на тохарском языке. В документах Поднебесной они назывались гуйшуанами (отсюда позднее «кушаны») и входили в конгломерат кочевых племен юэчжи.
Удача от них отвернулась, когда в III веке до н. э. в заложники к юэчжи попал Маодунь, принц из племени сюнну, при этом его отец Тоумань не только не боялся гибели наследника, но даже надеялся, что он будет убит. Однако Маодунь, которому удалось бежать из плена, лишил жизни коварного родителя и покорил племена юэчжи. Но некоторым из них удалось бежать от мести Маодуня. Им, отброшенным от западных пределов древнекитайского мира, пришлось перейти восточные рубежи мира греческого.
Год за годом «люди луны» (так часто переводят название «юэчжи») отступали все дальше на запад и там, в свою очередь, вторглись в государство Дася, которое греки называли Бактрией. Его относительно достоверная история начинается с захвата этих земель персидским царем Киром. А несколько веков спустя Бактрию без особого труда завоевал Александр Македонский, превратив ее в провинцию своей империи. Позже эта территория отошла к военачальнику Александра Селевку. Наконец около 225 года до н. э. его наследники, селевкиды, выделили Бактрию в отдельное владение, которое возглавил сатрап Диодот. Получившееся Греко-Бактрийское царство оказалось вполне успешным и вобрало в себя даже земли севера Индии. Прославленный историк и географ Сграбон свидетельствовал: «Те греки, что дали Бактрии свободу, стали так могучи на ее плодородных землях, что владеть стали не одной лишь Арианой, но и Мидией… и больше племен подчинили они, чем Александр».
Тем временем царь Бактрии Евфидем пересек Гиндукуш и захватил восточный Иран и долину Инда, завоевывая новые территории. Могло сложиться впечатление, что великая империя Александра снова возродилась на Востоке, но ненадолго — эти владения быстро рассыпались в руках завоевателей.
Достоверно известно то, что примерно к 135 году до н. э. народ, говоривший на одном из тохарских языков, уже владел землями Бактрианы на севере нынешнего Афганистана, в Узбекистане и Таджикистане. В это время китайский посол Чжан Нянь сообщает своему императору, что «Большое Юэчжи» представляет собой мощное царство с населением около 400 тыс. человек, но утверждает, что все они живут, «перемещаясь вслед за скотом». По его свидетельству, даже столица кушан в те времена походила скорее на гигантский караван-сарай, чем на город.
Однако, судя по всему, вскоре завоеватели Бактрии принялись активно возводить свои крепости на руинах ее городов. А там, где начинается городская цивилизация, возникает и государственная мифология. И вот у кушан появляется свой культурный герой — царь Герайос, подобный легендарному Скорпиону — первому фараону Египта. Имя Герайоса позже стало считаться одним из титулов кушанских царей, но на начальном этапе оно, скорее всего, указывало на конкретную личность. На монетах Герайос называется «тираном» — следовательно, титул от имени в те времена отличался.
