«Барченко информировал меня о трудностях проникновения в круги руководителей партийных и советских работников, высказывал неудовлетворенность деятельностью Бокия, который недостаточно энергично добивается выполнения его, Барченко, указаний и не может добиться встречи со Сталиным. Тогда я изъявил желание взяться за выполнение этого задания. Барченко дал согласие и при этом заявил: «Постарайся добиться встречи со Сталиным».[342]
Но и эта попытка закончилась неудачей. «Я два раза пытался попасть на прием к Сталину, — сообщил следователю Шварц, — первый раз в конце апреля я дал телеграмму на имя Сталина с просьбой принять меня. Ответа на эту телеграмму я не получил, тогда в июне месяце я лично сам поехал в Москву с целью добиться приема, но к Сталину меня не допустили, и я уехал из Москвы, не выполнив поручения Барченко. <…> При встрече со Сталиным я хотел рассказать ему о существовании древней науки и убедить его в необходимости личного свидания с Барченко».[343]
Что касается Тамиила, то, расставшись со своим другом, он не утратил интереса к общему делу и самостоятельно продолжал работать с универсальной схемой. Его жена Э.М. Кондиайн в 1929 г. поступила в издательство «Молодая гвардия» художником-оформителем. Летом 1934 г. она побывала с экспедицией в Восточной Сибири (район Витима и Олекмы), собирая материалы для учебника эвенкийского языка. Прежние связи Кондиайнов с другими членами «трудового братства» постепенно распались. Теплые, дружеские отношения сохранились только с К.Ф. Шварцем и его семьей. «Не покидал нас только Карлуша — верный товарищ, — вспоминала Э.М, — Одно лето он провел с нами на Кавказе в Красной Поляне с дочкой Элей. В 1936 г. он прошел с нами Военно-Сухумскую дорогу».[344]
16 мая 1937 г. был арестован Г.И, Бокий — хранитель гос. тайны и тайный собиратель компромата на советских вождей. Уже на первых двух допросах 17 и 18 мая Глеб Иванович «покаялся» следователям — заместителю наркома внутренних дел, комиссару гос. безопасности 2-го ранга Вельскому и старшему лейтенанту Али Кутебарову — в своих прегрешениях. Сообщил о созданной им еще в 1921 г. из сотрудников спецотдела «Дачной коммуне», а также об организованной в 1925 г. вместе с Барченко масонской ложе. «Органы» отреагировали на последнее заявление Бокия серией арестов — один за другим с небольшими интервалами под стражу были взяты А,В, Барченко (22 мая) и другие бывшие члены ЕТБ в Ленинграде и Москве — Л.Н. Щишелова-Маркова (26 мая), А,А. Кондиайн (7 июня), К.Ф. Шварц (2 июля), В.Н. Ковалев (8 июля). Та же участь постигла и наиболее высокопоставленных «учеников» А,В. Барченко, входивших в московскую группу — И.М. Москвина и Б.С. Стомонякова, хотя их арестовали и не в связи с «делом Барченко».
Обвинительная формула Барченко звучала совершенно стандартно: создание «масонской контрреволюционной террористической организации Единое трудовое братство» и шпионаж в пользу Англии. Что касается Кондиайна, то его обвинили в том, что он являлся участником «контрреволюционной фашистско-масонской шпионской организации и одним из руководителей ленинградского отделения ордена розенкрейцеров, связанного с заграничным центром масонской организации «Шамбала», Интересно отметить, что следователи присвоили московскому кружку Барченко особое название — «Шамбала-Дюнхор», что, по-видимому, должно было говорить о маскировке А.В. Барченко своей «шпионской» работы «лженаучной деятельностью».
Для обвинения Барченко и его «сообщников» руководство НКВД разработало следующую легенду. На территории одного из восточных протекторатов Англии — какого именно, в деле не указывалось, — существует некий религиозно-политический центр «Шамбала-Дюнхор», Этот центр имеет широко разветвленную сеть филиалов или ячеек во многих азиатских странах, а также в самом СССР. Его основная задача состоит в том, чтобы подчинить своему влиянию высшее советское руководство, заставить его проводить угодную центру (вернее, Англии) политику. С этой целью Барченко и участники созданного им «филиала» восточного центра пытались получить доступ к советским руководящим работникам. В то же время организация «Шамбала-Дюнхор», являясь шпионско-террористической, активно занималась сбором секретных сведений и подготовкой терактов — против тех же самых советских руководителей! Следуя этой легенде, следователи НКВД без особого труда квалифицировали как акт шпионажа получение А.А. Кондиайном от проф. Л.Г, Данилова работы о волновой природе погоды с последующей ее переправкой за границу. (В протоколе допроса Кондиайна читаем: «Эта работа имеет большое оборонное значение, т. к. вскрывает возможность указывать направление ветра и могла быть использована для военных целей — полета аэропланов, газовых атак»,)[345]
Что касается обвинения в терроризме, то следствию удалось «раскрыть» план покушения на товарища Сталина во время его летнего отдыха на Западном Кавказе, якобы разработанный Шварцем совместно с Кондиайном. По одному из вариантов этого плана террористы собирались обстрелять лодку вождя, когда он будет кататься на озере Рица. С целью подготовки теракта Шварц дважды выезжал в Гагры, в 1935 и 1936 гг., поскольку был информирован Бокием, что Сталин ежегодно отдыхает там. У обоих заговорщиков имелось личное оружие (револьверы). Кроме этого, боевая организация имела особую «пиротехническую лабораторию» для изготовления взрывчатых веществ, которая помещалась на даче Евгения Гопиуса под Москвой.[346]
О самой Шамбале, как и о сущности учения Дюнхор, речи на допросах почти не заходило, поскольку эти темы для следователей, очевидно, большого интереса не представляли. Барченко, впрочем, охарактеризовал тибетско-гималайское убежище махатм как «центр «великого братства Азии», объединяющий все мистические общины Востока», и, вероятно, так в действительности и считал. В том же духе высказался и Кондиайн, назвавший Шамбалу «высшим масонским капитулом, с которым связаны все масонские ордена на Востоке». Ее влияние, пояснил он, распространяется, главным образом, на восточные страны — Китай, Тибет, Индию и Афганистан. На вопрос, к чему сводятся идеи древней науки, А.А. Кондиайн ответил — очевидно, по подсказке следователя: «Наша нелегальная организация пропагандировала мистику, направленную против учения Маркса — Ленина — Сталина».[347] Так, в ходе следствия по делу Барченко был сфабрикован новый миф о Шамбале как некой конспиративно-заговорщической организации восточных мистиков-масонов, используемой Англией для подрыва мощи СССР и распространения своего пагубного влияния на азиатском континенте. Шамбала из Счастливой страны буддистов превратилась в свою полную противоположность, став олицетворением зловеще-мрачной, деструктивной силы, представляющей прямую угрозу для существования первого в мире государства рабочих и крестьян.
Строго говоря, название мифической гималайской страны сделалось именем нарицательным в глазах советских идеологов еще в конце 1920-х. Усиление административного и экономического нажима на ламство в период насильственной коллективизации вызвало большое социальное напряжение в буддийских регионах СССР (Бурятская АССР и Калмыкская АО). Среди верующих начали широко распространяться ламские «лундены» — предсказания о скором начале апокалипсической мировой войны — священного похода против врагов буддийской веры («красных») 25-го царя Шамбалы, воплотившегося в тибетском панчен-ламе. Приход царя-освободителя во главе шамбалинского войска ожидался, согласно предсказаниям, в год Лошади («Морен-жил») — в 1930-м. Именно в это время резко обострилась политическая ситуация на Дальнем Востоке в связи с экспансией милитарисгской Японии, что, естественно, придавало ламским «джуд-хуралам» — молениям Эрыгден-Дагбо-хану с просьбой ускорить наступление священной войны и уничтожение еретиков и безбожников — весьма зловещий характер. Хотя с конфессиональной точки зрения призывы к владыке Шамбалы являлись столь же безобидными, как и молебствия о втором пришествии Христа. В 1929 г., в канун «шамба-ланцерык», Агван Доржиев освятил только что построенный в Агинском дацане субурган Калачакры. Рассказывают, что внутрь этого памятника ламы поместили сто тысяч металлических иголок, олицетворявших железное воинство Эрыгден-Дагбо-хана.
Антибуддийские настроения в стране усилились в начале 1930-х, после ряда вооруженных — «ламско-кулацких» — выступлений в Бурятии и оккупации японцами Маньчжурии. Усилиями советской пропаганды Шамбала отныне окончательно превращается в символ крайней агрессивности, воинственности буддийского мира, прежде всего Японии. Но даже если бы международная ситуация была более благоприятной в это время, Барченко, по правде говоря, едва ли бы удалось убедить в величайшей ценности буддийского тантризма (Древней науки Дюнхор) таких ортодоксов марксизма, как Сталин, Молотов и Ворошилов. Рассчитывать на это мог только идеалист, не понимавший истинной сущности советской системы.
