Для тех, кто более твердо настроен преодолеть свою животную природу и уже имеет веру в Бога, будет полезно также ознакомиться с примерным текстом покаяния, который когда-то дал один православный Духовник безымянному Страннику [см.40,с.206–211]:
" ИСПОВЕДЬ ВНУТРЕННЕГО ЧЕЛОВЕКА, ВЕДУЩАЯ КО СМИРЕНИЮ
Внимательно обращаю взор мой на самого себя и наблюдая ход внутреннего моего состояния, я опытно убедился, что я не люблю Бога, не имею любви к ближнему, не верю ничему религиозному и исполнен гордостью и сластолюбием. Все это я действительно нахожу в себе посредством подробного рассматривания моих чувств и поступков, как то:
1) Я не люблю Бога. Ибо если бы я любил Его, то непрестанно размышлял о Нем с сердечным удовольствием; каждая мысль о Боге доставляла бы мне отрадное наслаждение. Напротив, я гораздо чаще и гораздо охотнее размышляю о житейском, а помышление о Боге составляет труд и сухость. Если бы я любил Его, то собеседование с Ним чрез молитву питало бы меня, наслаждало и влекло к непрерывному общению с Ним; но, напротив, я не токмо не наслаждаюсь молитвою, но при занятии ею чувствую труд, борюсь с неохотою, расслабляюсь леностью и готов с охотою чем-нибудь маловажным заняться, чтобы только сократить или престать от молитвы. В пустых занятиях время мое летит неприметно, а при занятии Богом, при поставлении себя в Его присутствие, каждый час мне кажется годом. Кто кого любит, тот в проложение дня беспристанно о нем мыслит, воображает его, заботится о нем и при всех занятиях любимый друг его не выходит из его мыслей; а я в продолжение дня едва ли отделяю и один час, чтобы глубоко погрузиться в размышление о Боге и воспламенить себя в Его любви, а двадцать три часа охотно приношу ревностные жертвы страстным моим идолам!… В беседах о предметах суетных, о предметах низких для духа, я бодр, я чувствую удовольствие, а при рассуждении о Боге я сух, скучлив и ленив. Если же я невольно бываю увлечен другими к беседе божественной, то стараюсь скорее переходить к беседе, льстящей страстям моим. Неутомимо любопытствую о новостях, о гражданских постановлениях, о политических происшествиях; алчно ищу удовлетворения моей любознательности в науках светских, в художествах, в приобретениях, а поучение в Законе Господнем, познании о Боге, о религии не делает на меня впечатления, не питает души моей, и я сие почитаю не токмо несущественным занятием христианина, но как бы сторонним и побочным предметом, коим я должен заниматься разве только в свободное время, на досуге. Кратко сказать, если любовь к Богу познается по исполнению Его заповедей: "аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите", говорит Иисус Христос, а я заповедей Его не токмо не соблюдаю, но даже и мало стараюсь о сем, то по самой чистой истине следует заключить, что я не люблю Бога… Сие утверждает и Василий Великий, говоря: "доказательством, что человек не любит Бога и Христа Его есть то, что он не соблюдает заповедей Его" (Нрав. прав.3).
2) Я не имею любви к ближнему. Ибо не только не могу решиться для блага ближнего положить душу свою (по Евангелию), но даже и не пожертвую моей честью, благом и спокойствием для блага ближнего. Если бы я любил его по Евангельской заповеди, как самого себя, то несчастье его поражало бы и меня, благополучие его приводило бы и меня в восхищение. А, напротив, я выслушиваю любопытнее несчастные повести о ближнем, не сокрушаюсь, а бываю равнодушным или, что еще преступнее, — нахожу как бы удовольствие в оном и худые поступки брата моего не покрываю любовию, но с осуждением их разглашаю. Благосостояние, честь и счастье его не восхищают меня, как собственные, а совершенно, как бы все чуждое, не производят во мне радостного чувства, но еще тонко возбуждают во мне как бы зависть или презрение.
3) Я не верю ничему религиозному. Ни бессмертию, ни Евангелию. если бы я был твердо убежден и несомненно верил, что за гробом есть жизнь вечная с возмездием за дела земные, то я непрестанно размышлял бы об этом; самая мысль о бессмертии ужасала бы меня, и я провождал бы жизнь сию как пришелец, готовящийся вступить в свое отечество. Напротив, я и не думаю о вечности и конец настоящей жизни почитаю как бы пределом моего существования. Тайная мысль гнездится во мне: а кто знает, что будет по смерти? Если и говорю, что верю бессмертию, то это говорю только по разуму, а сердце мое далече отстоит от твердого убеждения в оном, что открыто свидетельствуют поступки мои и постоянная забота о благоустройстве чувственной жизни. Когда бы святое Евангелие, как слово Божие, было с верою принято в мое сердце, я бы беспрестанно занимался оным, изучал бы его, наслаждался бы им и с глубоким благоговением даже взирал бы на него. Премудрость, благость и любовь, в нем сокрытые, приводили бы меня в восхищение, я наслаждался бы поучением в Законе Божием день и ночь, питался бы им, как повседневною пищею, и сердечно влекся бы к исполнению его правил. Ничто земное не сильно было бы отклонить меня от оного. Напротив, если я изредка и читаю или слушаю слово Божие, то и то или по необходимости, или по любознательности и при сем не входя в глубочайшее внимание, чувствую сухость, незанимательность и, как бы обыкновенное чтение, оставляю без всякого плода и охотно готов заменить его чтением светским, в коем нахожу более удовольствия, более новых занимательных предметов.
4) Я преисполнен гордости и чувственного себялюбия. Все поступки мои сие подтвердждают: видя в себе доброе, желаю поставить его на вид, или превозношусь им пред другими, или внутренне любуюсь собой, хотя и показываю наружное смирение, но приписываю все своим силам и почитаю себя превосходнейшим других или, по крайней мере, не худшим; если замечу в себе порок, стараюсь извинить его, покрыть личиною необходимости или невинности; сержусь на неуважающих меня, почитая их неумеющими ценить людей; дарованиями и тщеславлюсь, неудачи в предприятиях почитаю для себя оскорбительными, ропщу и радуюсь несчастью врагов моих; если и стремлюсь к чему-либо доброму, то имею целью или похвалу, или своекорыстие духовное, или светское утешение. Словом, — я непрестанно творю из себя собственного кумира, которому совершаю непрерывное служение, ища во всем услаждений чувственных и пищи для сластолюбивых моих страстей и похотений.
Из всего перечисленного я вижу себя гордым, любодейным, неверующим, нелюбящим Бога и ненавидящим ближнего. Какое состояние может быть греховнее? Состояние духов тьмы лучше моего положения: они хотя не любят Бога, ненавидят человека, живут питаются гордостью, но по крайней мере веруют, трепещут от веры. А я? Может ли быть участь бедственнее той, которая предстоит мне? И за что строже и наказательнее будет определение суда, как не за таковую невнимательность и безрассудную жизнь, которую я сознаю в себе!"
Не правда ли, замечательная схема для самоанализа! В нем — и Символ Веры, и многие другие истины, равно как и ключи к познанию самого себя, ключи для исправления самого себя, ключи для преобразования и просветления всей своей низшей природы!
Вы наверное заметили, что в этой схеме внутреннего покаяния сравнительно мало разбора греховных поступков. Оно и неудивительно, так как все внешнее в человеке определяется в первую очередь его внутренним состоянием! Поэтому, следя за своим отношением к религиозным истинам и внешним делам, человек становится в состоянии преодолеть очень тонкие самообманы и иллюзии своего развития, к которым он так склонен. А потому и путь внутреннего анализа оказывается чрезвычайно плодотворным.
Заключительное замечание (POST SCRIPTUM):
Следует обязательно учитывать один очень важный момент. Существует некоторый фактор самовнушения, значимость которого и подверженность к которому со стороны человека особенно возрастает по мере регулярной практики.
Человек, который по сто раз в день внушает себе — "Я грешник, я грешник, я грешник…" — имеет реальный шанс стать грешником. Но, если он будет внушать себе: "Я праведник, я праведник, я праведник…", то он действительно склонен стать праведником. Обо всем этом говорят и Бхагаван Шри Сатья-Саи-Баба, и Свами Вивекананда и Шри Рамана Махарши…
Почему это так? — Да потому, что внутренняя трансцендентная природа человека — действительно Божественная. Тезис о единстве Атмы и Параматмы, высшего человеческого «Я» (Пуруши) и Личностного (логоического) аспекта Господа, проходит сквозь все древнейшие учения. Так, он утверждается и в Ветхом (Пс 82 {81}:6), и в Новом Завете, когда Иисус напомнил: "…не написано ли в законе вашем: "Я сказал: вы боги"? " (Ин 10:34).
Это осознается и на подсознательном уровне. Попробуйте кому-то сказать: "Привет, грешник!" — и человек обидится; даже если он многократно сам в этом убеждался.
И внушение: "я праведник, я праведник, я праведник…" — оно обращено, таким образом к внутреннему, или высшему, «Я» человека.
