гробами, которые требовались в неисчислимом количестве после окончания «ярких» побед, он переключался на столы и стулья для пиршеств, а затем начинал мастерить люльки для младенцев, будущих солдат и генералов.
Пока стружка сползала с дубовых и осиновых «спин», а долото выискивало нужные пути в липовых телах, Иисус не забывал нести Слово, что передал ему Отец, вкладывая звучание его и в уши живых, и в память ушедших.
Вот и теперь, в который раз возвращаясь с очередного «позора человеков», Иисус, в белой накидке (он всегда ходил на войну в белом) и терновом венце на челе, направлялся к видневшейся за рекой деревеньке, точно зная о пустующей там мастерской местного плотника (бедняга умер на руках Иисуса месяц назад по причине пробитой селезенки, большой кровопотери и отсутствия медицинского персонала на поле боя). Дорога, доселе ведшая себя спокойно, вдруг резко свалилась к высокому песчаному берегу, но, не найдя поблизости подходящего брода, подчинившись неизбежности, уводила вниз по течению мили на три, чтобы там, форсировав водную преграду по старому, скрипящему настилу, вернуться обратно, к приземистым глинобитным домишкам.
Плотник, обученный хождению по воде, не собирался терять время, даже полностью осознавая его бесконечность, и, смело свернув с пыльной дороги, едва касаясь травы, густо сдобренной чертополохом и душицей, вприпрыжку сбежал к реке. По щиколотку в воде, у самого берега, засучив рукава и задрав полы накидки, расправлял спутанные сети Рыбак.
– Здравствуй, Андрей, – дружелюбно произнес Иисус.
Рыбак вздрогнул от неожиданности (плотник появился бесшумно, словно и не ступал по земле вовсе) и поднял глаза на незнакомца: – Знаешь меня?
Иисус задумчиво попробовал большим пальцем ноги воду и не сразу ответил:
– Нет, но имя твое попадается всякий раз на моем послевоенном пути.
Запихнув ступню в сандалию, он добавил:
– Все первозванные были Андреями.
– А куда зовешь-то? – спросил Рыбак, потихоньку растягивая сети на глубину.
Иисус знал все вопросы наизусть, ответы на них также не менялись многие циклы (поначалу Плотник пытался быть оригинальным, но со временем осознал, что все Пути, во что ни облачай рассказы об их одолении, приводят в один Центр, к чему тогда ходить вокруг да около).
– В Жизнь, Андрей, – вздохнул устало и обыденно Иисус. – В жизнь Вечную.
Рыбак к тому времени перебрался на другой берег и закрепил сеть. Выжимая намокшие одежды, он (традиционно для Плотника) произнес:
– Зачем мне жизнь вечная, я устал бороться и с этой?
Иисус ступил на воду и, оставляя за собой круги, не более тех, что рисуют на поверхности лапки водомерок, направился к Андрею: – Научишься ходить так же.
Рыбак разинул рот (так делали все его предшественники), но довольно быстро справился с шоком и пробормотал:
– Навык, несомненно, полезный, да проку от него, кроме сухой одежды.
Иисус поднялся над водой и, остаток пути проделав в воздухе, плавно опустился подле Рыбака:
– Отказываешься?
– Пожалуй, да, – ответил окончательно пришедший в себя Андрей, – способность к левитации не просто бесполезна, но еще и опасна, запросто можно лишиться головы или оказаться на кресте.
Плотник неожиданно просиял:
– Вот-вот, на Крест и зову тебя, именно с Креста открывается Путь в Жизнь…
– Именно на кресте жизнь заканчивается, – перебил Андрей странного собеседника, со вниманием поглядывая на заходившие ходуном тенета, наполняющиеся серебристыми телами.
– Да рыб ли тебе ловить, когда столько душ проплывает мимо? Вот истинная ловля – не дать заблудшему упасть, пройти безучастно и, отвернувшись, не поднять.
– И что с того? – удивился Андрей. – Каждому свое, и ногам и рукам Господь приспособил голову.
– А меж всеми поместил сердце, – напомнил Плотник и расплылся в улыбке, загадочной, как показалось Рыбаку. Андрей хотел было что-то возразить, но сеть, натянутая в его руках, вдруг ослабла, по всей видимости, разошелся плохо затянутый узел, и рыба дружным косяком вырвалась на свободу. Рыбак не верил своим глазам: только что бурлящие великолепным уловом сети опустели и плавно покачивались на течении безжизненными, спутанными волосами.
– Чего ты хочешь? – простонал он, обессиленно опускаясь прямо на мокрый песок.
– Когда я собираю стол или строю жилище, мне тоже попадается ржавый гвоздь, – Плотник-Иисус развел руками, – который портит всю работу.
– Я плету сети и ловлю рыбу, – удрученно буркнул Андрей, – причем тут гвоздь?
Иисус улыбнулся еще шире:
– Плотник, сумевший справиться (выпрямить, почистить и снова забить) со ржавым гвоздем, испытывает радость познания своего мастерства.
– Я поправлю сети, для этого ты мне не нужен, – Андрей, начал вытягивать из воды свой испорченный инструмент.
– Ты не понял, – Плотник обнял Рыбака за плечи. – Ржавый гвоздь это Человек, в части его сознания. Именно оно должно распрямиться и засиять.
– И для этого тебе нужен я? – Андрей с удивлением разглядывал Иисуса.
– Да, – кивнул головой Плотник.
– Не понимаю, – раздраженно сказал Андрей, с испугом (не сумасшедший ли напротив) освобождаясь от объятий Плотника.
– Я объясню, – ответил тот, усаживаясь рядом. – Богу для самопознания нужен ток, перетекание энергии, находящейся в равновесном покое, который запускается при наличии антипода самому себе.
Андрей смотрел на Иисуса непонимающим взглядом.
– Богу нужен анти-Бог, но Антипод не способен потреблять (для своего существования) в качестве пищи то, что имеется у Бога, а именно Любовь, ибо она сама поглотит его (Антипода). Человеку же, как незащищенной Искре Божьей, несовершенной (во времени) сути, «дарована» Свобода Выбора для…
– … того, чтобы стать пищей Анти-Богу, – снова перебил Андрей. – Здорово придумано. Ты это серьезно?
– Ты скор в суждениях, впрочем, как и всякое человеческое существо, – спокойно отреагировал Иисус. – Облаченный в «Свободу Выбора» дух проходит Путь Подвига, «ускоренный курс».
– Но почему так? – шевелил губами Андрей, механически перебирая руками мокрую сеть: – Зачем?
– Бог создал Человека для соединения двух миров, Горнего и Нижнего, Неба и Земли, – Плотник положил ладонь на ладонь: – Как скрепить две доски. Но Божественная Суть человека, единая по природе с Ангельским миром, «Блестящий гвоздь», легко проходила тонкий план, но, упираясь в плотные слои, полные сучков греха и сплетенных волокон пороков, гнулась и ржавела. Вытянутый обратно, развоплощенный «гвоздь» Господь не может править сам, это нарушение им же данной Свободы. Каждое новое погружение ржавого гвоздя ломает его сильнее.
Андрей, бросив сети, схватился руками за голову:
– Но это же замкнутый круг. Это несправедливо.
– Поэтому и нужен ты, – Иисус похлопал товарища по спине. – Бог не сам, но руками человека (твоими руками) может править сознание других людей.
– А как же ты?
– Я не могу, как и Отец, – Плотник тоскливо посмотрел на небо. – А про замкнутый круг ты прав.
– Правда? – рыбак заерзал на песке, сети, похоже, были окончательно забыты.
Иисус покачал головой:
– Человек сопротивляется Христосознанию и получает
