class="p1">Сформировать ее ближе к образу Бога,
Чуточку ближе к Идее божественной".
Она сомкнула руки вокруг его головы,
Словно чтобы хранить его на своей груди несомым
Вечно сквозь путешествие лет.
Так они стояли обнявшись, их поцелуй
И их объятия в страстном трансе, точка встречи
В их смешавшихся духах, единых навеки,
Одно о двух телах и о двух душах ради радостей Времени.
Затем, рука в руке, они оставили это место торжественное,
Ныне безмолвными необыкновенными воспоминаниями полные,
В зеленую даль их дома лесного
Возвращаясь медленно сквозь его сердце.
Вокруг них полдень на вечер сменялся;
Свет скользил вниз, в край светло спящий,
Птицы возвращались в их гнезда,
И день и ночь друг к другу свои руки склонили.
Сейчас сумрачные темные деревья вокруг близко стояли,
Словно грезящие духи, и задерживающий ночь
Сероглазый задумчивый вечер их шаги слушал,
Отовсюду движение и крик доносились
Четвероногих скитальцев ночи
Приближающейся. Затем человеческая речь раздалась
Долго чужая их дням одиноким,
Вторгаясь в очарованную дикость листвы,
Когда-то священную для уединения безлюдного,
С неистовством нарушая его девственный сон.
Сквозь ширму сумерек он становился все громче и ближе,
Плывя, многоголосый, звук многих ног,
Пока перед их взором не вырвалась,
Словно волна красок,
Сверкающая и энергичная жизнь человека.
Увенчанная огней множеством вспыхивающим,
Огромная блестящая толпа прибывала.
Жизнь в своей суматохе обычной подходила дрожа,
Неся свой поток невидимых лиц, полная
Отделанных золотом головных уборов, с шитьем золотым платьев,
Украшений блестящих, складок колышущихся,
Сотни рук раздвигали ветви лесные,
Сотни глаз обыскивали прогалины спутанные.
Спокойные священники в белом несли свою степенноглазую сладость,
Сильные воины в своих славных доспехах сверкали,
Топот гордоногих коней несся сквозь лес.
Впереди король Дьюматшена шел, не слепой больше,
С неверными членами, но его глаза, далеко вопрошающие,
Возвращали во всем свою уверенность в свете,
Вбирали этот образ внешнего мира;
Твердо ступал по земле шагом монаршим.
За ним королевы и матери лик озабоченный
Показался, изменилось его выражение привычного бремени,
Когда от труда утомительного ослабевшею силой
Она жизнь любимых несла.
Ее терпеливая бледность покрыта румянцем задумчивым,
Словно уходящего вечера приглушенный взгляд света накопленного,
Что восход своего ребенка предвидит.
Погружаясь в спокойное великолепие своего неба
Она жила еще, чтобы о своей надежде раздумывать,
Ее отступающего богатого сияния блеск –
Полное дум пророчество рассвета лирического.
Ее глаза первыми фигуры ее детей различили.
Но при виде пары прекрасной
Воздух проснулся, встревоженный взлетевшими криками,
И быстро к своему ребенку поспешили родители, –
Смыслу их жизни сейчас, которому они дали дыхание, –
Овладели им своими руками. Затем нежно
Дьюматшена воскликнул, браня Сатьявана:
"Счастливые боги на меня сегодня взглянули,
Искомое царство пришло и лучи неба.
Но где же был ты? Ты удовольствие мучил
Тенью пасмурной страха, о дитя мое, о моя жизнь.
Какая опасность задержала тебя в лесах потемневших?
Или как могло удовольствие с нею гулять заставить забыть,
Что беспомощны без тебя моих глаз орбиты,
Которые радуются свету лишь ради тебя?
Как и не ты, ты поступила Савитри,
Что не вернула своего мужа к нашим рукам,
Зная, что лишь рядом с ним для меня есть вкус
В пище и для его касания утром и вечером
Моими оставшимися днями я довольный живу".
Но Сатьяван улыбающимися устами ответил:
"Возложи все на нее, она — причина всему.
Своим очарованием она кругом обвязала меня.
В полдень, оставив дом этот из глины,
Я в вечностях далеких скитался,
И все же, в ее золотых руках пленник,
Я ступил на ваш маленький холмик, называемый зеленой землей,
И в мгновения вашего скоротечного солнца,
И довольно среди беспокойной работы людей я живу".
Тогда все глаза туда повернули свой взгляд удивляющийся,
Краснеющее золото ее щек углубляя,
Где с опущенными веками стояло дитя благородное, прекрасное,
И одна общая мысль промелькнула у всех:
"Какое сияющее чудо земли или неба
Безмолвно позади человека-Сатьявана стоит,
Проливая сияние в сумерки вечера?
Если та это, о которой мир слышал,
Не удивлюсь тогда больше никакой перемене счастливой.
Каждое легкое чудо блаженства
Ее трансмутирующего сердца — это алхимия".
Затем сказал тот, кто казался мудрецом и священником:
"О душа женщины, какой свет, какая сила раскрылась,
Творя быстрые чудеса этого дня,
Открой нам, тобой осчастливлена старость?"
Ее ресницы взметнулись, глаза,
Что смотрели на бессмертные вещи,
Радуясь, человеческие формы к своему восторгу вобрали.
Они требовали для своего по-детски чистого материнства глубокого
Жизнь всех этих душ ее жизнью сделать,
Затем, опустившись, завуалировали свет. Низко ответила:
"Пробужденная к моего сердца смыслу,
Что любовь ощущать и единство есть жить,
Эта магия нашей золотой перемены
И есть вся истина, что я знаю или ищу, о мудрец".
Удивляясь ей и ее слишком светлым словам,
На запад они повернули в быстро скоплявшейся ночи.
Из запутанных краев они вышли
В смутность спящей земли
И путешествовали сквозь ее дремлющие равнины неясные.
Шум, движение и поступь людей
Нарушили одиночество ночи; ржание коней
Поднималось из этого смутного и полноголосого моря
Жизни, и в нем маршируя вспухал
Ритм копыт, голос колесниц, направлявшихся к дому.
Влекомые белогривыми на колеснице с навесом высоким
В неверных вспышках факелов ехали
С руками сплетенными Сатьяван и Савитри,
Слушая свадебный марш и брачный гимн,
Ждущего их человеческого многоголосого мира,
Бесчисленные звезды плыли по своему полю тенистому,
Описывая пути света во мраке.
Затем, когда они повернули к южным краям,
Утерянная в гало своего лба размышляющего
Ночь, великолепная луною, грезящей в небе,
Серебряным миром наполненном, завладела своим сияющим царством.
Сквозь свою тишину она размышляла над мыслью,
Глубоко хранимой ее мистическими складками света,
И в своей груди вскармливала более великий рассвет.
Конец
Оксюморон — сочетание противоположных по смыслу слов.
Компендиум — краткое руководство.
Peace — покой, мир.
Разновидность древнегреческого письма, возникшая на основе иероглифов.
Peace — покой, мир, умиротворение.
Peace — покой, мир, умиротворение.
Peace — покой, мир, умиротворение.
Здесь и далее в переводе Рассудок (Reason) представлен местоимениями мужского рода, тогда как в оригинале — женского.
Схемы, оправдывающие бога (лат).
Графическая разновидность египетского письма (скорописная форма), упрощение
