Разочарование в Боге - Янси Филип

Слова, похожие на речи пророков, доносятся к нам из–за тонкой стены, где ссорятся давние любовники. Моя соседка два года прожила в таком конфликте. В ноябре она собиралась убить неверного мужа, в январе простила его и позвала обратно, в апреле подала на развод, в августе отказалась от прошения о разводе и вновь просила мужа вернуться. Ей понадобилось два года, чтобы осознать ужасную истину: ее любовь погибла навсегда, безвозвратно.

Именно этот цикл гнева, скорби, прощения, ревности, любви и боли вновь и вновь проходит наш Господь. Пророки показывают, как Он ищет слова, любые слова, способные достичь слуха Его народа. Моя соседка бросала трубку, когда ей звонил оскорбивший ее муж, — так и Господь заявляет вдруг пророкам, что больше не станет прислушиваться к молитвам Израиля. Моя соседка затем смягчалась. И Бог смягчается и просит Свой народ начать все сначала. Иной раз Его любовь и гнев сталкиваются, сражаются друг с другом, но потом, исчерпав все альтернативы, Бог как бы сдается: что же еще Ему делать с грехами народа?

Ричард описывал мне то жестокое разочарование, которое испытал, когда Бог «подвел его». Он чувствовал то же самое, когда невеста внезапно его бросила. Но пророки, в особенности Осия, пытаются сообщить нам иную весть: это не Бог предал нас, а мы — Бога. Блудодействовал Израиль, а не Господь Израиля. Пророки Израиля громко выражали разочарование в Боге, обвиняли Его в бездействии, недостатке интереса к земным делам, в молчании, но когда Бог заговорил, Он излил чувства, копившиеся веками: это Он, а не Израиль был пострадавшей стороной.

— Что же мне делать? — спрашивает Бог Иеремию. Всемогущий Бог предоставил человеку свободу. «И аист под небом знает свои определенные времена, — и горлица, и ласточка, и журавль наблюдают время, когда им прилететь, а народ Мой не знает определения Господня». Люди не похожи на все остальные создания, Бог не может управлять ими — но не может и бросить их. Он не может попросту забыть о человечестве.

12. Это было бы слишком хорошо [14]

Как–то раз, когда великий шотландский проповедник и писатель Джордж Макдональд беседовал со своим сыном, речь зашла об устройстве небес и пророчествах о новой земле и новом небе. Мальчик вдруг сказал: «Это слишком хорошо, чтобы быть правдой». Улыбка рассекла лицо Макдональда от бакенбарды до бакенбарды: «Нет, — возразил он. — Это слишком хорошо, чтобы правдой не быть» [15].

Присуще ли человеку другое чувство, столь же глубокое, как надежда? Люди из поколения в поколение рассказывают своим детям волшебные сказки со счастливым концом. И маленькие слушатели всегда уверены, что в итоге злая ведьма погибнет, а храбрые невинные детки как–нибудь все же спасутся. Субботним утром ребятишки усаживаются перед телевизором и смотрят один мультик за другим. Во всех — противоречащий здравому смыслу благополучный конец. Но дети еще так малы, что воспринимают его без малейшего скептицизма. В реальной жизни мать, попавшая в зону военных действий, прижимает к груди младенца сына, гладит его по головке и шепчет вопреки всякой логике: «Все будет хорошо», несмотря на то, что грохот боя подкатывается все ближе.

Откуда мы черпаем надежду? Подыскивая слова для объяснения извечной притягательности волшебных сказок, Толкиен говорит:

Весть пророков осталась бы незавершенной без одной постоянно повторяющейся идеи: они настаивают, что история завершится не «тотальным и неизбежным поражением», а Радостью. Пророки обращались в тяжкие времена к полному страха народу, и только усиливали страх, предсказывая засуху, нашествие саранчи, эпидемии и нападение врагов. Но всюду, в любой из семнадцати пророческих книг Ветхого Завета, найдется и слово надежды. Оскорбленный супруг оправится от нанесенной Ему раны. «На малое время Я оставил тебя, но с великою милостью восприму тебя», — сулит Бог устами Исаии.

Голоса пророков взмывают ввысь, словно звонкое пение жаворонка, когда те описывают Радость, ожидающую за пределами этого мира. В последний день Бог скатает землю, словно старый ковер, и примется ткать ее заново. Волк и ягненок мирно улягутся вместе в поле, и лев будет кротко пастись рядом с волом.

Наступит день, обещает Малахия, и мы заскачем, точно телята, выпущенные из стойла. Не будет ни страха, ни боли, не будут больше умирать младенцы, не упадет ни одна слеза, мир заструится, словно река, промеж народов, войска перекуют мечи на орала. Никто больше не будет жаловаться на скрытость Бога — Его слава наполнит землю, и солнце покажется тусклым перед ней.

Пророки рассматривали человеческую историю не как нечто цельное и завершенное, а как промежуточный период, зазор между Эдемом и новыми небесами, новой землей, которые создаст Господь. Кажется, что наша жизнь вышла из–под контроля — но нет, Бог управляет ею, и однажды Он вновь явит Свою силу [17].

Евреи, оторванные от родины, вновь уведенные в рабство, цеплялись за обещания пророков: явится Избавитель и дарует им мирное будущее. Но проходили десятилетия и даже века, возвышались и рушились империи — Вавилон, Персия, Египет, Греция, Сирия, Рим. Полчища то одной, то другой державы сражались на равнинах Палестины. И вновь очередной господин с легкостью покорял евреев, и они ложились ему под ноги, точно ковер. Порой весь народ оказывался на грани уничтожения.

Но не приходил новый Моисей, чтобы вывести евреев из рабства. Не сводил огненный шар с неба новый Илия, не поднималось нестерпимое сияние над Иерусалимским Храмом. Пока царь Ирод не начал претворять в жизнь свой амбициозный архитектурный проект, здание Храма оставалось недостроенным. Оно стояло напоминанием не о славе, а о позоре.

В конце Ветхого Завета Бог отворачивается от людей. Он давно грозил скрыть от них Свое лицо и наконец так и сделал. Черная тень легла на нашу планету. Наше разочарование в Боге — лишь слабый отголосок того отчаяния, которое испытали двадцать пять веков тому назад евреи, когда Бог повернулся к ним спиной. Сегодня нас могли бы отчасти утешить уроки прошлого. Мы видим определенные «недостатки» слишком большой близости к Богу: Его присутствие, слишком яркое для нашего восприятия, опаляет, создает новую дистанцию и, что хуже всего, даже не подкрепляет нашу веру. Мы способны найти утешение в видении вечной жизни — жизни без слез и боли, жизни где–то в ином измерении, когда мы преобразимся в существа, способные вынести общение с Богом. Но что же сейчас — неужто безвременье? Для нас, как и для евреев, сокрытость Бога — разочарование, неутихающая сердечная боль, неотступно терзающее сомнение.

Четыреста лет отделяют слова Малахии, завершающие Ветхий Завет, от первых строк Матфея, которыми открывается Новый. «Четыреста лет молчания» — так называются эти годы. Всего несколько слов — а за ними огромная эпоха разочарования в Боге. Есть ли Богу дело до нас? Да жив ли Он вообще? Он глух к воплям иудеев. И все же, всему вопреки, они ждут Мессию. У них нет иной надежды.

«Что Мне делать с вами?» — спрашивал Господь, но оказывается, у Него осталось еще одно, последнее средство. Он не добился любви всемогуществом, Он достигнет ее страданием.