class="p1">Читая начало Книги Бытия, мы видим, что все Божие творение – это хаос. И хаос можно понимать двояко: как безнадежный бардак, какой бывает, когда хочешь разобрать один из своих ящиков и вываливаешь все на пол, или как то, что есть не конец порядка, а некое неупорядоченное начало. Именно об этом мы читаем в первой главе Книги Бытия: о хаосе, несущем в себе все возможности, из которых пока ни одна не явлена. В дни сотворения мира мы видим Бога, Который возвел из небытия всю совокупность этих возможностей, Который одну за другой вызывает их из этого хаоса, чтобы они обрели форму, приобщились реальности и начали собственный путь к полноте.
Обычно мы боимся хаоса, материальный хаос нас тревожит. Когда материальный хаос достигает определенной меры, он нас пугает. Однако когда речь идет о нашем внутреннем хаосе, хаосе нашего разума, наших эмоций, наших взаимоотношений, обычно мы (и, пожалуй, «обычно» – это слишком мягко сказано, точнее будет сказать «практически всегда») слишком страшимся принять хаос внутри себя, забывая о том, что так красиво выразил Ницше: нужно носить в себе хаос, чтобы быть в состоянии родить звезду. Вот что делает с хаосом Бог: он вызывает из него разнообразные возможности, как бы заклиная их, взывая, пока они не выйдут наружу самостоятельно, не обретут форму, не начнут двигаться, следуя зовущему их гласу. Когда мы сталкиваемся с хаосом (если не пугаемся настолько, чтобы просто закрыть глаза и ничего не делать), мы пытаемся его упорядочить. И порядок – враг красоты, возможно, даже больший, чем сам хаос. Если хаос может стать гармонией, то навязанный, искусственно созданный человеком порядок никогда не приведет к ней. Это будет замороженная, окаменелая реальность, и спасти ее можно, только раздробив на кусочки, расплавив и вернув снова к хаосу.
И это одна из проблем, которую я вижу в абстрактном искусстве или в некоторых попытках богословской мысли – попытках, заключающихся в отказе от смыслов, когда мы не готовы и не способны встретиться лицом к лицу с хаосом: нам не хватает терпения, проницательности, смирения и Божественного руководства, чтобы увидеть нечто новое, рождающееся из него.
* * *
В заключение я бы хотел поговорить об образах и, возможно, об иконах, однако я говорил сорок пять минут и, вероятно, исчерпал ваше терпение, поэтому я остановлюсь. Я говорил о красоте и о предельных смыслах. Для меня и, я думаю, вообще с христианской точки зрения красота вне предельных смыслов невозможна. Ближайшие смыслы неспособны порождать красоту, они могут породить некую очаровательность, быть привлекательными или непривлекательными, но здесь всегда есть неоднозначность и риск либо потерять красоту из вида, либо сделать из нее идола, который поработит и в конечном счете убьет нас. С этой точки зрения смысл связан с красотой, но также с истиной, потому что истина – это один из способов выражения объективной реальности. Красота не связана с эмоциями или просто с реакцией человека, с удовлетворением, которое он получает от того, что видит или слышит. Красота – это функция знания. Это может быть знание как приобщение – как при созерцательном видении. Это может быть знание, которое дано нам в откровении Самого Бога. Это может быть приблизительное, неточное, полупрозрачное или прозрачное знание, которое можно почерпнуть из богословского догмата, или иконы, или молитвы Церкви. Но в конечном счете богословие и красота связаны в силу необходимости. Красота никогда, никогда не бывает просто украшением вещей и не должна быть способом сделать Церковь привлекательной, службу приятной или утверждение приемлемым. Красота выражает сущность утверждений, сущность поклонения, сущность познания Бога. Это один из языков, на котором все мы говорим об одном и том же.
Зачем Бог сотворил мир [23]
Я бы хотел поразмышлять о некоторых вопросах, связанных с тайной творения и с самим фактом тварности.
Во-первых, сам акт творения подразумевает, что мы желанны Богу, и это сразу устанавливает между нами и Богом, создавшим нас, взаимоотношения. Бог не нуждался в том, чтобы иметь перед Собой других живых существ. И тем не менее Он Своей волей повелевает нам быть – и тем самым определяет не только нашу судьбу, но и, если можно так выразиться, Свою судьбу. Ведь любая тварь, призванная из «ничто» в бытие, становится вечным присутствием, спутником Божиим в вечности. Тот факт, что мы желанны Богу, чрезвычайно важен, ведь на него опирается наша безопасность, наша надежда, вся радость нашего бытия.
Мы появились не по стечению обстоятельств, не по чистой случайности, мы не необходимы Богу, Бог возжелал призвать нас в бытие, и уже в этом первичном, зачаточном состоянии это – отношения любви. Когда я говорю о «первичном» или «зачаточном» состоянии, я вовсе не подразумеваю, что любовь Бога к нам только зарождается, я имею в виду, что нам необходимо вырасти – из данности существования в реальность бытия, в таинство любви, которое превосходит просто общение с Богом и состоит в том, чтобы разделить Его жизнь, стать причастником Божественной природы. Поэтому в основе нашего существования лежит предложение со стороны Бога, предложение вечного сотрудничества и любви.
Связаны ли мы с Богом чем-то еще? Прежде всего хотелось бы заметить, что мы никак не связаны с Ним родством: наша природа не имеет корней в Боге, мы отличаемся сущностно. Мы Богу не необходимы, и акт творения, по Библии, есть творение из «ничего». Мне кажется, следует уделить словам «ничего», «ничто» больше внимания, чем это обыкновенно делается. Когда мы думаем о том, что есть «ничто», мы представляем себе, как правило, Бога, окруженного этим «ничто». Возможно, те из вас, кто богословски подкован, так не думают, но множество людей представляют себе Бога на троне, окруженного огромным пустым пространством, из которого по воле Божией появляются люди, предметы и прочее. Но это не «ничто», потому что Бог не восседает в центре пустоты, которая заселяется всевозможными предметами. «Ничто» не есть истончание бытия и материи до такой степени, которую невозможно воспринять, такое истончание – это не ничто, а пустота. А пустота – это не абсолютное, это относительное, условное отсутствие конкретности, плотности, присутствия, и сама по себе она уже есть как бы присутствие. Так вот, не из такого «ничто» мы были созданы. «Ничто», о котором говорится в Библии, – это радикальное отсутствие, когда всего сотворенного, что есть на свете, просто не было и не могло быть, если бы Бог не восхотел повелеть ему быть. До сотворения была полнота и целостность
