воскресное утро христиане надевают лучшие одежды, улыбаются друг другу. Но по собственному опыту я знал, что за этими улыбками порой скрывается взаимная неприязнь. У меня возникала аллергия на любые проявления лицемерия, пока однажды я не задал себе вопрос: «Во что бы превратилась церковь, если бы каждый человек в ней был похож на меня?». И тут я глубоко задумался о собственной духовности, перестав помышлять об остальных.
Я осознал, что судья церковного лицемерия — Бог. Я понял, что вершить суд может только Господь. «У него лучше получится», — подумал я. Я стал спокойнее, мягче, научился прощать. Да и что говорить: разве бывают совершенные мужья и жены? Родители и дети? Но ведь на этом основании мы не отменяем институт брака и семьи! Так зачем же «отменять» церковь?
Второе препятствие имеет чисто культурный характер. «Церкви искателей» тогда еще не были изобретены. Я же уяснил для себя, что воскресное утро в одиннадцать часов сильно отличалось от всего остального времени. Ни в какой другой день недели мне не приходилось сидеть прямо по тридцать–сорок минут в жестком кресле и выслушивать нравоучения. Ни в какое другое я не пел песни, написанные век, а то и два назад. Я чувствовал себя, как один из родственников Флэннери О'Коннор, который начал посещать церковь лишь по одной причине: «Богослужение было настолько кошмарным, что я понял: видимо, есть высшие причины, заставляющие людей высиживать его».
У О'Коннор было правило: садиться за письменный стол каждое утро, чтобы, если придет в голову мысль, записать ее. Бывшая католичка Нэнси Мэйрс пишет в мемуарах «Простые времена», что вернулась в церковь подобным же образом. Она колебалась в вере, но решила посещать мессу для того, чтобы подготовить в душе место, «куда вера смогла бы влиться». Она узнала, что не всех ведет в церковь вера. Некоторые идут туда «с пустыми руками». Порой церковь восполняет их пустоту.
Моей пустоте мешала заполниться сама церковная структура. Мне нравились небольшие собрания, где люди рассказывали о своей жизни, обсуждали вопросы веры, вместе молились. А вот формальное церковное богослужение с его рутиной, повторениями, толпами народа, объявлениями, с командами «встать — сесть» раздражало меня. Чем дольше не ходишь в церковь, тем более странным все в ней кажется. Я понял, что потерял привычку к церковной жизни.
Мне стало легче, когда я прочел, что Клайву Льюису и другим видным христианам, которые хотели поклоняться Богу, церковь часто не помогала, а мешала исполнить это желание. Например, лауреат Пулицеровской премии Анни Диллард так однажды описала свою церковь:
Неделю за неделей я умилялась от созерцания плачевного состояния линолеума на полу; никакие цветы не могли украсить помещение. Звуки ужасающего пения, которое я так любила, заунывное чтение Библии, пустота и отстраненность богослужения, ужасная напыщенность проповедей, ощущение бессмысленности всего происходящего — все это лишь подчеркивало: какое чудо, что мы пришли сюда. Мы возвращаемся. Мы приходим. Неделя за неделей мы выдерживаем все это.
Даже сейчас, когда я пишу эти слова, я качаю головой в удивлении. Вспоминаю, каким был более двадцати лет назад, и удивляюсь, как страстно я тогда относился ко всему церковному. Теперь моя старая привычка вернулась ко мне. Уже многие годы эта рутина, которая раньше так раздражала меня, кажется мне чем–то вроде пары старых удобных тапочек. Теперь я люблю петь гимны, знаю, когда вставать и когда садиться, выслушиваю объявления, потому что мне небезразлично, что происходит в церкви. Тем не менее я заставляю себя вспоминать о своих прежних ощущениях, ибо они созвучны чувствам тех, кому трудно преодолеть культурный барьер между миром и церковью.
Почему изменилось мое отношение к церкви? Скептик скажет, что я просто перестал высоко поднимать планку или же «попривык» к церкви, как привык после долгих мучений слушать оперу. Но я чувствую, что здесь все не так просто. Церковь дала мне то, что я не мог получить ни в каком другом месте. Святой Иоанн Креститель писал: «Добродетельная, но одинокая душа… подобна горящему угольку. Она не разгорается, а лишь остывает». Я думаю, он прав.
Христианство — это не интеллектуальная личная вера. Христианин может жить только в общине. Видимо, именно по этой причине я так и не смог разочароваться в церкви. В глубине души я чувствовал, что у церкви есть что–то очень–очень нужное мне. Стоит на время оставить церковь, как я замечаю, что мне становится хуже. Вера моя увядает, и я покрываюсь коркой «безлюбия». Я охладеваю, а не разгораюсь. А потому, несмотря на все мои уходы из церкви, я неизменно возвращаюсь обратно.
В прошлом мои отношения с церковью складывались не очень гладко, но я с трудом могу представить свою жизнь без нее. Когда мы с женой переехали в другой штат, то первым делом стали искать церковь. Если воскресенье проходило без похода в церковь — мы ощущали пустоту.
Как я мог из скептика превратиться в горячего поборника церкви, из зрителя сделаться участником? Знаю ли я сам, отчего изменилось мое отношение к церкви? Отвечу так: за годы я узнал, чего нужно искать в ней. В детстве у меня не было права выбора: я не мог выбрать себе приход, как не мог выбирать школу. В зрелые годы я менял церкви одну за другой. За это время я узнал: чтобы найти подходящую, нужно заглянуть внутрь себя. Как только я научился этому, у меня тут же пропали вопросы, к какой деноминации эта церковь относится и пр.
Когда я иду в церковь, то смотрю вверх, вокруг себя, выглядываю за церковные стены и всматриваюсь внутрь себя. Это помогло: мне уже не приходилось терпеть церковь. Я научился любить ее.
Я обо всем этом рассказываю, зная, что немало людей — к примеру, в крохотных городках — не имеют большого выбора. Но я верю, что многие изменяют свое отношение к церкви благодаря этому новому взгляду. Если мы поймем предназначение церкви, то, став ее членами, сумеем помочь ей стать такой, какой хочет ее видеть Бог.
Раньше я подходил к церкви с чисто потребительскими мерками. Богослужение было для меня своеобразным представлением: хочу увидеть то, что мне понравится, развлеките меня.
Именно о подобных мне людях Серен Кьеркегор сказал: «Церковь представляется нам театром, мы сидим, внимательно наблюдаем за актером на сцене, к которому приковано внимание всех. Если нам понравится, мы выразим благодарность аплодисментами и одобрительными возгласами. Но церковь — полная противоположность театру.
