встретиться с вами в этом тайном зале за день до Пасхи, ибо завтра вечером к этому времени меня уже не будет с вами. Я не раз говорил вам, что я должен вернуться к Отцу. Мое время исполнилось, однако не требовалось, чтобы один из вас предавал меня моим врагам».
Услышав это, двенадцать — уже в значительной мере избавленные от своей самонадеянности и самоуверенности после притчи об омывании ног и последовавшей за ней беседы — стали обескураженно переглядываться и неуверенно вопрошать: «Не я ли?» И когда каждый из них задал этот вопрос, Иисус сказал: «Хотя мне необходимо вернуться к Отцу, для исполнения его воли не требовалось, чтобы один из вас становился предателем. Вот плоды затаенного зла в сердце того, кто не смог полюбить истину всей своей душой. Сколь коварна гордыня ума, которая предшествует духовному падению! Тот, кто многие годы являлся моим другом, кто и сейчас ест мой хлеб, будет готов предать меня, хотя сейчас он опускает свою руку вместе со мной в блюдо».
После этих слов Иисуса все начали переспрашивать: «Не я ли?» И когда Иуда, сидевший по левую руку от своего Учителя, снова спросил: «Не я ли?», Иисус, обмакнув хлеб в блюдо с травами, передал его Иуде со словами: «Ты сам сказал». Но другие не слышали того, что Иисус сказал Иуде. Иоанн, возлежавший по правую руку, наклонился к Учителю и спросил: «Кто это? Мы должны знать, кто оказался недостойным доверия». Иисус ответил: «Я уже сказал вам: тот, кому я передал смоченный хлеб». Однако то, что хозяин передал кусок смоченного хлеба сидящему по левую руку, было столь естественным, что никто из них не обратил на это внимания, хотя заявление Учителя было совершенно недвусмысленным. Иуда же мучительно понимал, что слова Учителя имеют отношение к его поступку, и он начал опасаться, что его братья теперь тоже узнают о его предательстве.
Чрезвычайно взволнованный сказанным, Петр перегнулся через стол и обратился к Иоанну: «Спроси его, кто это, а если он уже сказал тебе, сообщи мне, кто предатель».
Иисус прервал их перешептывание, сказав: «Мне грустно оттого, что это злодеяние стало возможным, и вплоть до этого часа я надеялся, что сила истины восторжествует над коварством зла; но такие победы невозможны без той веры, которой присуща искренняя любовь к истине. Я не стал бы рассказывать вам об этом здесь, на нашем последнем ужине, но я хочу предупредить вас о грядущих страданиях и тем самым подготовить вас к тому, что нависло над нами. Я рассказал вам об этом, ибо я желаю, чтобы после моего ухода вы вспомнили, что я знал обо всех этих преступных замыслах и заранее предупредил вас о том, что буду предан. И я делаю всё это только для того, чтобы укрепить вас перед искушениями и испытаниями, на пороге которых мы стоим».
После этого Иисус наклонился к Иуде и сказал: «То, что ты решил сделать, делай скорее». Услышав эти слова, Иуда встал из-за стола и быстро вышел из комнаты, уходя в ночь, чтобы исполнить то, что он решил сделать. Когда остальные апостолы увидели, что Иуда, выслушав Иисуса, быстро ушел, они подумали, что он отправился прикупить что-то для ужина или исполнить какое-нибудь другое поручение Учителя, поскольку они полагали, что он всё еще является казначеем.
Теперь Иисус знал, что ничто не сможет удержать Иуду от предательства. Он начал с двенадцатью; теперь с ним осталось одиннадцать. Он сам избрал шестерых из этих апостолов, и хотя Иуда относился к тем, кого выбрали первозванные апостолы, тем не менее, Учитель принял его и вплоть до этого часа делал всё возможное, чтобы оправдать и спасти его, так же, как он трудился во имя мира и спасения остальных.
Этот ужин, прошедший в атмосфере заботы и тепла, стал последним воззванием Иисуса к предающему его Иуде, но оно оказалось безрезультатным. Если любовь умерла, то даже самое тактичное и наиболее доброжелательное предупреждение, как правило, только усиливает ненависть и воспламеняет преступное намерение довести эгоистичный замысел до конца.
Учреждение поминальной трапезы
Когда Иисусу подали третью чашу с вином — «чашу благословения» — он встал с кушетки и, взяв чашу в руки, благословил ее словами: «Пусть каждый из вас возьмет эту чашу и выпьет из нее. Она будет чашей моего поминовения. Эта чаша — чаша благословения нового завета милосердия и истины. Она станет для вас символом посвящения и служения божественного Духа Истины. В следующий раз я буду пить эту чашу вместе с вами уже в новом обличье в вечном царстве Отца».
Чувствуя, что происходит нечто исключительное, все апостолы, в полной тишине, с глубоким благоговением пили из этой чаши благословения. Старая Пасха отмечала освобождение их отцов от национального рабства и обретение личной свободы; теперь же Учитель учреждал новую поминальную трапезу — символ нового избавления порабощенного индивидуума от оков обрядности и эгоизма и обретения духовной радости, присущей братству и товариществу освобожденных в духе сынов живого Бога.
Когда они закончили пить из этой новой поминальной чаши, Учитель взял хлеб и, вознеся благодарственную молитву, преломил его. Велев им передать хлеб друг другу, он сказал: «Возьмите этот поминальный хлеб и съешьте его. Я говорил вам, что я — хлеб жизни. И этот хлеб жизни есть объединенная жизнь Отца и Сына в едином даре. Слово Отца, выраженное в Сыне, действительно является хлебом жизни». Разделив поминальный хлеб, — символ живого слова истины, воплощенного в образе смертной плоти, — все сели.
Учреждая эту поминальную трапезу, Учитель, по своему обыкновению, прибегнул к притчам и символам. Он воспользовался символами, поскольку он хотел раскрыть некоторые великие духовные истины так, чтобы его последователям было трудно приписать его словам строго определенные толкования и точный смысл. Таким образом, он стремился не дать последующим поколениям выхолостить его учение и сковать его духовные значения мертвыми цепями традиции и догмы. Учреждая единственную церемонию причастия, связанную со всей миссией его жизни, Иисус всячески старался подсказать значения, не связывая себя точными определениями. Он не желал уничтожать индивидуальное представление о божественном общении, учреждая точную форму; не желал он и ограничивать духовное воображение верующего, стесняя его формальностями. Наоборот, он пытался придать возрожденной душе человека радостные крылья новой и спасительной духовной свободы.
Несмотря на такую попытку Учителя учредить новое поминальное причастие, в минувшие с тех пор века его последователи позаботились о том, чтобы помешать исполнению этого недвусмысленного желания; его незамысловатый
