Отчем,
Ибо только Он существует, и все сущее в Нем,
И только в Нем.
ОМ
В XX в. Католическая Церковь прошла долгий и тяжелый путь: от консерватизма «эпохи итальянских Пиев» с его антимодернистской присягой до межрелигиозных встреч в Ассизи, когда на алтаре христианского храма появился медитирующий Будда. Начало «великого потепления» в западной духовной жизни связано с вступлением на престол святого Петра Иоанна XIII (в миру Анджело Джузеппе Ронкалли), который под влиянием идей современных ему теологов осознал необходимость диалога с другими христианами, с представителями нехристианских религий и, наконец, со всем миром. Европейский католицизм уже и так находился, с одной стороны, в состоянии глубокого кризиса, вызванного массовым отходом от веры жителей большинства стран региона, а с другой стороны, на пороге нового взрыва тенденций к обновлению и реформированию Церкви, которая более не отвечала требованиям времени. Уже невозможно было отрицать ту роль, которую играют другие великие религии в формировании духовного облика человечества, и тем более сводить сравнительное религиоведение к простым попыткам доказать ложность иных учений. В 1962 г. в Риме Папа Иоанн XXIII созвал очередной Вселенский Собор, который получил название II Ватиканского Собора. Этот Собор радикально отличался от всех предыдущих церковных Соборов и конференций: на него были приглашены представители других направлений христианства, а сама его работа проходила под знаком максимальной открытости и прозрачности. В католических кругах до сих пор используется выражение «дух II Ватиканского Собора» — самое удивительное то, что большинство делегатов были уверенными консерваторами до начала Собора, но, войдя в базилику святого Петра, они высказывали самые передовые на тот период времени мысли. Свами Абхишиктананда писал, что «во II Ватиканском Соборе есть такое дыхание Духа, которое Церковь вряд ли испытывала в прошлом» [76].
Иоанн XIII и до Собора вызывал уважение большинства католиков мира, а в Италии он был национальным героем. Итальянцы называли его «Добрым Папой», а сразу же после его смерти 3 июня 1963 г., он стал именоваться в народе «блаженным» (этот титул был официально подтвержден Церковью, которая провозгласила понтифика таковым вскоре после его ухода). И все-таки, несмотря на то что многие документы Иоанна XXIII во многом предвосхищали решения II Ватиканского Собора (например, энциклика «Расет in Terris», в которой Папа развивал принципы мирного сосуществования народов и культур), большинство идей его отцов оказались сюрпризом для очень многих и даже привели к схизматическим расколам противников нововведений: самый громкий из этих скандалов, связанный с деятельностью ультраконсервативного архиепископа Марселя Лефевра, отлученного в 1980-е гг. от Церкви Иоанном Павлом II, до сих пор не утих. К сожалению, сам Иоанн XIII так и не смог официально провозгласить ни одного из соборных постановлений: он умер в самый разгар работы Собора, уступив место своему преемнику Павлу VI, которому предстояло провести радикальную реформу церковной жизни. 21 ноября 1964 г. Павел VI обнародовал один из самых важных документов Собора — догматическую конституцию «Lumen Genitum» (о Церкви в современном мире), в которой впервые за много веков Рим признавал, что
«…к католическому единству Народа Божия… призваны все люди; ему по-разному принадлежат или соотносятся с ним и верные католики, и другие верующие во Христа, и, наконец, все люди без различия, предназначенные благодатью Божией ко спасению…» [77]
Стоит отметить, что, конечно, этот документ не предлагал четкого и однозначного учения о спасении: его сотериологическая составляющая весьма расплывчата и может иметь много толкований, но этот текст стал важной зацепкой для многих теологов, пытавшихся обосновать свои позитивные представления о других религиях. Именно тогда вошло в обиход выражение «люди доброй воли», которое указывает, прежде всего, на нехристиан, которые также достойны познания Истины и спасения в христианском смысле. Таким человеком, например, по мнению Иоанна Павла II, был Махатма Ганди, «индус и индуист, по-своему глубоко проникнутый евангельским духом…» [78] Центральным понятием католической мысли после II Ватиканского Собора стало понятие диалога: Бог установил диалог с миром, и Церковь также должна вести этот «диалог спасения»:
«Такой диалог христиане должны вести не только между собой, но и с другими, нехристианскими религиями, со всем миром культуры и цивилизации, вплоть до тех, кто вообще не верует. Ибо Истину нельзя ограничить. Она — для всех и для каждого» [79].
Ключевой документ, касающийся отношения Католической Церкви к нехристианским религиям, и узаконивающий практику инкультурации и диалога, которую вели монахи-бенедиктинцы, был принят 28 октября 1965 г. и назывался он традиционно по первым словам текста «Nostra Aetate», «в наши времена». Основная мысль документа была выражена во втором разделе и стала поистине революционной:
«Католическая Церковь не отрицает ничего, что истинно и свято в этих [нехристианских] религиях. Она с искренним уважением рассматривает те… правила и учения, которые… приносят нередко луч Истины, просвещающий всех людей» [80].
Однако стороннее декларативное уважение не было самоцелью: к тому моменту стало ясно, что Церковь должна вести и какие-то активные действия в отношении всего многообразия религий на земле, поэтому далее Декларация говорит и о том, что
«Она (Церковь) увещает своих чад, дабы они с благоразумием и любовью, через диалог и сотрудничество с последователями иных религий… признавали, охраняли и продвигали находящиеся у тех духовные, нравственные и социокультурные ценности» [81].
Важно помнить, что все эти идеи возникли не на пустом месте: в течение многих десятилетий католические теологи размышляли на эти темы и приходили к очевидному выводу, что существует некое общее начало у всех религий, некий Центр, в котором и сосредоточена надконфессиональная Абсолютная Истина и о котором впоследствии много писал отец Беда Гриффитс, сменивший на посту настоятеля «Сатчитананда ашрама» Анри Ле Со. «Nostra Aetate» называет этот Центр «Таинственной Силой»:
«От самых древних времен по сей день существует у различных народов некое восприятие той таинственной силы, которая присутствует в ходе вещей и в событиях человеческой жизни, иногда даже признание Верховного Божества или Отца. Это восприятие и признание пронизывает их жизнь глубоким религиозным содержанием» [82].
Мысль о Центре развивает Павел VI в энциклике «Ecclessiam Suam», где говорит о кругах диалога спасения, в центре которого стоит Христос, а далее концентрически соотносятся с Ним на разном уровне различные религии. Активное влияние на ход Собора оказали такие передовые мыслители, как Тейар де Шарден, Ив Конгар и Анри де Любак, который некогда принадлежал к тому же кругу философов, что и отец Жюль Моншанен (таким образом, отцы Шантиванама
