своим «возвращением к Центру».
Осознав Тайну Бытия, Гриффитс разорвал клубок противоречий и сомнений, которые его мучили. Теперь он мог вернуться к своей повседневной деятельности и служению в новом качестве, будучи способным передать другим тот духовный опыт, который приобрел он сам. В конце 1920-х гг. он начинает ощущать некую неполноценность англиканства и вообще протестантизма, оторванного по политическим мотивам, прежде всего, от единого стержня, которым является католическое единство христианского мира. Ему кажется, что, оторвавшись от Церкви Матери, протестантские церкви потеряли мистическую составляющую, которая была свойственна католическим мистикам, например Хуану де ла Крусу, Терезе Авильской, Фоме Кемпийскому и другим (при этом надо отметить, речь здесь вовсе не идет о римском клерикализме или о симпатии к консервативному католическому духовенству: вплоть до своего ухода Беда Гриффитс довольно критически и скептически относился к официальной церковной иерархии; отец Алан симпатизирует именно мистической, внутренней общности Церкви, сплоченной вокруг Рима, который также является своего рода «Центром»), Будущий Свами, таким образом, обращается к опыту Католической Церкви и, помимо прочего, увлекается чтением популярных тогда католических авторов, прежде всего, книгами кардинала Ньюмена. Такая литература, а также интенсивные медитативные размышления, окончательно убеждают его в необходимости вернуться в лоно Римской Церкви, о чем позже он напишет:
«Протестантизм разрушил органическое единство мистического Тела Христова, этот божественно-человеческий порядок, который Церковь установила на Западе, и каждый человек стал изолированной индивидуальной личностью. Рационализм освободил человеческий ум от Божественного и закрыл каждого человека в рамках его собственного разума» [90].
Конечно, сказать, что Гриффитс полностью отбирал у протестантизма «мистическое зерно» и спасительную благодать, было бы несправедливым, он, помимо прочего, писал, что «католицизм, православие и протестантизм в рамках христианства со своей теологией суть различные способы выразить Единую Истину Откровения» [91], но все-таки видел в этом направлении христианской религии некую недостаточность, а сам раскол рассматривал преимущественно в негативном свете:
«…гениальные люди, которым не хватило мудрости, как Лютер и Кальвин… выпустили на свободу неисчислимые силы зла» [92].
Алан очень хорошо прочувствовал, что, хотя у истоков протестантизма лежали благие намерения, а именно: реформировать Церковь, победить в ней всяческие предрассудки, лишить ее государственной власти, которую она пыталась узурпировать, все-таки Реформация была напрямую связана с появлением и развитием капитализма с его индивидуалистическим мировоззрением: в реальности это был настоящий отход от Центра, объединяющего всех людей, и переход от общинного мышления, со взаимной ответственностью людей, по крайней мере, принадлежащих к одной религии (а то и ко всему человечеству), к эгоистическому индивидуализму, при котором даже Христос превратился из «Redemptor Mundi» [93] в «личного Спасителя». Таким образом, сам Алан Гриффитс принял твердое решение стать католиком, сложив с себя свой священнический сан (до некоторого времени, разумеется), и в рождественскую ночь 1931 г., в возрасте 25 лет принял первое причастие в Католической Церкви.
С первых же дней своего пребывания в Церкви Алан Гриффитс стал живо интересоваться бенедиктинской монашеской духовностью: неподалеку от того места, где он жил, находилось старинное бенедиктинское аббатство Принкнеш, куда он периодически наведывался для общения с монахами и знакомства с их образом жизни. Созерцательность бенедиктинцев очень хорошо соответствовала предыдущей духовной практике молодого человека: он уже имел опыт общинной жизни в Коствальдсе, практиковал духовные упражнения и испытывал особые экстатические переживания «возвращения к Центру», поэтому у него не оставалось сомнений в том, что его судьба должна быть связана именно с этим Орденом. 20 декабря 1932 г. он поступил в новициат монастыря, во время которого человек испытывал свою пригодность к монашескому образу жизни и по окончании которого он мог либо принести вечные обеты, либо вернуться к мирскому образу жизни. Новициат мог продолжаться от года до нескольких лет, в зависимости от умонастроения кандидата. Поступив в монастырь, Гриффитс принял новое духовное имя — Беда, с которым и стал известен впоследствии. Это имя обладает особой энергетикой, как модно сейчас выражаться, и сыграло значительную роль в английской истории: один из важнейших английских святых, Беда Достопочтенный, имеет для Англии такое же значение, как Кирилл и Мефодий для славян: этот раннесредневековый монах составил знаменитую «Церковную историю народа англов», которая и по сей день остается краеугольным камнем нашей исторической науки, на которой основана львиная доля современных сведений о жизни, культуре, и языке англов и саксов. Послушничество Беды Гриффитса в монастыре Принкнеш длилось 5 долгих лет, после которых в 1937 г. он принес свои вечные обеты, а еще 3 года спустя он был рукоположен в священники. В 1940 г. в возрасте 34 лет отец Беда Гриффитс отслужил свою первую святую мессу в стенах родного монастыря. Подтвердив своей жизнью репутацию высокодуховного, образованного и ответственного священника, в 1947 г. он был назначен приором бенедиктинского аббатства Фарнборо, а затем другого монастыря, находившегося в Шотландии. Годы пребывания в Фарнборо не прошли для отца Беды даром: помимо обычной христианской духовной практики, которая отличалась в его исполнении особенной неподражаемой глубиной, о чем свидетельствуют воспоминания его друзей и монахов, деливших с ним его призвание, он познакомился с элементами сакральных культур других народов. Англия — страна, которая со Средних веков славилась своими путешественниками и неизменным интересом к далеким цивилизациям, а в эпоху колониализма английские миссионеры буквально наводнили самые отдаленные уголки планеты, привозя в метрополию некоторые обрывки сведений о религиях населяющих их народов. Монастырь Фарнборо был признанным духовным центром страны, и иногда его посещали священники и монахи из других городов и стран, поэтому у отца Беды не было недостатка информации. Два знакомства, которые он завязал в аббатстве, определили его дальнейшую судьбу: это были встречи с индийским священником Бенедиктом Алапоттом и с Тони Сассман, занимавшейся изучением истории и религии народов, населяющих полуостров Индостан. Отец Алапотт неплохо разбирался в индуизме — религии своих предков, и, как и большинство индийских христиан, применял некоторые особенности индуистской философии и практики в своей повседневной христианской жизни. Что касается Сассман, то она в те времена активно изучала Священные Писания Индии — Упанишады и «Бхагавадгиту», находя много общих моментов между ними и Евангелием и трудами европейских христианских мистиков. Эти два человека — священник и ученый — вдохновляют Гриффитса на глубокое исследование восточной философии: священник начинает заниматься йогой, стараясь получить как можно больше информации об этой науке гармонизации материи и духа из всех доступных ему источников, а также знакомиться с шедеврами индийской духовной литературы. «Бхагавадгита» оставила глубокий след в сердце отца Беды, и он впоследствии не раз обращается к этой книге, ставшей для него неиссякаемым источником вдохновения. Стараясь преподать ее
