школу общения Слова.
ИСКУС
Весь коммунистический опыт стал грандиозной кражей со взломом в доме Евангелия. Се, оставляется вам дом ваш пуст (Мф. 23:38). Но, разграбленное разбойниками, его добро не досталось ни им, ни потомкам их. Завершилась одна из бесчисленных авантюр плодов просвещения, которые бывали и в прошлом, только размахом масштабней, насилием покраснее.
После ее краха змеиный проект овладения всей доступной нам реальностью с помощью знания, набирающего мощь, разумеется, никак не был отменен, напротив, только скорректирован и улучшен. План этот уже не зависит от чьей-то дурно направляемой воли (прометеевских замыслов, тайных лож, всемирных заговоров, сионских мудрецов), он реализуется вне нас, помимо нас и направляется неутолимым голодом, всегда ищущим запретного, где-то скрытого от нас плода. Всякое открытие, проливающее свет на устроение вещей в видимом и невидимом мире, становится пищей, утоляющей наш голод и разжигающей его вновь и вновь. Человеческий разум освобождает знание, заключенное, некогда «произнесенное» в творении, как бы износит его вовне, но это извлеченное из вещи знание само становится вещью-в-себе, которая во что-то воплощается и оживает. И, ожив, уже действует по своей автономной логике, каковы бы ни были идеи или намерения ее открывателя. Всякое наше проникновение в природу вещей застывает как некий слепок с сущего и присущей ему разумности, словно становится продолжением нашего духа, но духа скорее анонимного и всеобщего, а не индивидуального. Потому что всякая человеческая истина, будь она философской, строго научной, социальной, поэтической или музыкальной, носит духовный характер.
«Человек – это воплощенный дух», – сказано где-то у о. Сергия Булгакова, но этот дух двойственен. Он никогда не бывает нейтральным по отношению к Творцу, верует ли он в Него или нет. Каждая истина, открытая или созданная нами, носит на себе тень мятежа, противления или послушания, следы гордости, горечи или любви. Она может быть закрытой, агрессивной, убийственной или откровенной и спасающей. Вызов человеческого знания заключается в этой скрытой оппозиции, когда истина-для-себя человека стремится подчинить истину-в-себе Бога.
ОБЛАДАТЬ ЗЕМЛЕЙ
Однако там, «где опасность, таится спасенье» (Гёльдерлин). Отнюдь не в простом отрицании абстрактного, научного или метафизического знания следует искать нам освобождения от его неискоренимой двойственности (что было бы просто нелепостью, неким «кафтаном амишей», напяленным на современное мышление), но в выборе новой духовной ориентации. Ветхий Адам, живущий в нас, все менее способен справляться с победами собственной мысли и техники без участия Нового. Ибо без Меня не можете делать ничего (Ин. 15:5), и менее всего – познавать. Все, что открывается человеческому разуму, предлагается или приносится ему в изначальной премудрости творения – во Христе, Который и сегодня держит всё словом силы Своей (см. Евр. 1:3). И то, что высвечено мыслью, названо человеческим словом, должно быть Христу возвращено. В том числе научные и философские наши познания. Вместо того чтобы создавать новые интеллектуальные построения для расшифровки мировых загадок, нужно сперва научиться читать их в Слове, сотворившем их и продолжающем соучаствовать в их бытии. Не изобретать от себя, но разгадывать их в Нем Самом. Всякий подлинный научный поиск, откликнувшийся на заповедь наполняйте землю и обладайте ею (Быт. 1:28) – землю, которая была создана раем, – может начинаться духовным усилием, направленным на соотнесение познания с тем Смыслом, из которого все начало быть. Нет, автор не заманивает никого на воскресную проповедь, речь идет об ином. Путем Слова, которое мы носим в себе, следует найти и неизвестную, ускользающую от нашего разума дорогу премудрости, наполняющей небо и землю.
ДВА ТИПА ЗНАНИЯ
Два вида разума живут в человеке: разум-хищник и разум-причастник. Два типа знания добывают они: обладание и приношение, которые то и дело сталкиваются в невидимой брани. Однако в этой «воле к власти», живущей в нас, нет никакой непобедимой фатальности. Всякое научное открытие может явиться служением Богу, приоткрывающему тайны Своего Царства. Сама наука однажды может стать соучастием в деле творения, скрытом и разлитом в вещах. Бог открывает Себя в непорочной женственности Его неба и земли, которыми мы хотим завладеть любой ценой. Но возможен, хотя и не реализован, и другой вид знания, который заключается в отказе от обладания: знание-отклик, ве́дение-молитва, познание-причастие. В этом знании человек возвращается к самому себе, во всякой вещи открывая дар, говорящий о любви Отчей.
11-Й ТЕЗИС О ФЕЙЕРБАХЕ
Может быть, кто-то еще помнит некогда знаменитый 11-й тезис Маркса о Фейербахе? Позволю себе переиначить его: до сих пор философы только и делали, что изменяли мир, но вот настала пора его наконец открыть.
Открыть – увидеть мир в Божьем Слове, возвратить Отцу.
ДВА ЧУДИЩА
Если взглянуть на ушедший ХХ век, то, скажем, нацизм разве не был похож на громадного кита, проглотившего целую нацию? А коммунизм не являлся ли другим чудовищем морским, который набил свое чрево множеством стран и душ без числа? Столь многими, что не мог удержать их – и расселось чрево его. Они стояли на власти словесных составов, символов, над человеческим сознанием.
От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься (Мф. 12:37). Это и о государствах тоже.
БОГОСЛОВИЕ ГУЛАГА
Всякий шаг, даже малый, в сторону ГУЛАГа, Холокоста, диктатуры моноречи, сегрегации людей по поставленным на них клеймам, любой идеократии, воплощенной в империи или же укрывшейся под видом безграничной свободы и насыщения инстинктов, должен бы встречать в Церкви немедленный отпор. Ибо он ведет в конечном итоге к служению смерти и отцу лжи. Мы продолжаем верить и служить так, как будто все это, если и случилось где-то, то на ином полюсе, на звезде Маир. Даже прославляя мучеников, Церковь вспоминает лишь своих, избранных чад. И не ведает, не слышит других. Словно она – не средоточие искупленного мира со всей радостью, надеждой и болью, но особое «духовное» учреждение для снятия попечений о мире загробном и удовлетворения специфических нужд душевных, сугубо земных. И потому само понятие «мученичества», ставшее уделом лишь принадлежащих к Церкви, даже и страстотерпчество, оказывается слишком тесным, когда речь идет о заклании всей страны, где, кроме погибших, было еще больше выживших, но раздавленных, закланных духовно.
В случае ГУЛАГа мы имеем дело с таким масштабом зла, для которого, как и для Холокоста, просто не сложилось понятий (ибо нам было лень их складывать), как и нет молитв и живых, нестатистических воспоминаний. Между тем оба эти проявления зла, которые оставил XX век, вышли из недр человеческих и, по всем признакам, не собираются умирать. Они прорастают в какой-то утробной, темной жизни и плодятся в забвении, в беспамятстве. Обыденная наша память не годится для
