и устанавливает ряд самоутверждений, потому что с точки зрения как психологической, так и духовной, для индивидуума характерно именно самоутверждение. Всем это знакомо: когда мы являемся частью какой-либо среды и не хотим быть раздавлены, уничтожены, мы должны утверждать себя против давления, насилия окружающей нас массы. И это самоутверждение создает еще более напряженную ситуацию убывания, то есть распада, состоящего из отвержения другого, отрицания другого, отказа от другого, что коррелятивно, соответственно отказу быть поглощенным, сокрушенным, уничтоженным другим – каков бы этот «другой» ни был: «другой» индивидуальный иди «другой» коллективный.
Личность, персона – нечто совершенно иное: этот термин не соответствует нашему эмпирическому познанию человека; он имеет обоснование в Священном Писании или, вернее, в приложении Священного Писания к нашему понятию о Боге или о человеке. Для личности характерно, что она не отличается от другой личности путем контраста, противоположения, самоутверждения – личность неповторима. Исчерпывающий образ, я думаю, нам дан в Откровении, где говорится, что в наступившем Царствии Божием каждому будет дан белый камень, и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме принявшего (Откр 2:17) и Бога. Это имя (о нем говорит вся еврейская традиция) совершенно отлично от того, что мы называем именем собственным, фамилией и прозвищем; все это случайные имена, которые мы даем самим себе или другим, тем другим, которые также принадлежат к системе контрастов, противоположностей, отличий; но это имя не случайно: оно в совершенстве соответствует самому существу личности, это – личность, выраженная именем. Согласно еврейскому традиционному утверждению, которое мы находим как в самой Библии, так и в окружающей Библию традиции, имя и личность тождественны, если имя это произносит Бог. И если мы хотим представить себе все значение имени для личности, которая его носит, допустимо сказать, что это то имя, то державное, творческое слово, которое произнес Бог, вызывая каждого из нас из небытия, слово неповторимое и личное; и вместе с тем, имя это определяет неповторимое, личное, ни с чем не сравнимое отношение, которое связывает каждого из нас с Богом. Мы «бесподобны», то есть мы вне сравнения, потому что никто не подобен никому – в смысле одних и тех же категорий.
Существует неповторимое явление, каковым является каждый из нас по отношению к Богу; в этом смысле личность невыразима, потому что она не определяется путем противоположений. Она настолько неповторима, настолько бесподобна, что существует сама по себе, но может выражать себя вовне известными действиями, проявлениями, тем, что в послании апостола Павла названо «сиянием». И когда мы хотим познать свою глубинную сущность или свое эмпирическое «я», нам приходится рассуждать по-разному, потому что наше эмпирическое «я», то существо, каковым мы являемся в общественной жизни или которое мы противополагаем другим – здесь мы отличимы, ибо сравнительно различны, – это существо мы улавливаем иными методами, чем личность. Мы не знаем, что такое «личность» в первозданном состоянии именно в силу катастрофы, которая называется грехопадением и вследствие которой, вместо того чтобы быть гармонией, состоящей из неповторимых, но не самоутверждающихся и не противополагающихся друг другу существ, созвучием, ключом которого является Бог, мы познаем личность только сквозь разделяющую и трагическую призму индивидуумов.
Богословие открывает нам образ совершенной личности и совершенной природы в одном только Боге; однако наше человеческое призвание именно в том, чтобы Крестом Господним, подвигом, восхождением, которое постепенно превращает нас в живые и совершенные члены Тела Христова и в живые, оживотворенные Святым Духом храмы, стяжать реальность личности и природы, преодолев и победив противоположение и разделенность, к которой приводит обособленность.
Сравним теперь, что и как мы можем познать о «я» индивидуальном, с одной стороны, и о «я» личном, с другой. Основной момент, и я уже это подчеркивал, это именно противоположение, лежащие в корне различия индивидуумов. И это противоположение мы не только наследуем, родившись уже с начатками обособленности, разделения с Богом и людьми; мы упрочиваем его в течение всей нашей жизни, потому что считаем, что, противополагаясь друг другу, мы себе присваиваем, или укрепляем, или просто утверждаем свою индивидуальность. И чем больше мы это делаем, тем обыденнее становится наша индивидуальность и менее устойчивым наше существование. Чем многосложнее мы друг другу противополагаемся, тем больше накапливаем свойств, общих для всех, все менее личных, все менее оригинальных, несмотря на иллюзию, будто именно этим противоположением мы достигаем оригинальности и исключительности. Все вы прекрасно знаете, что можно легко прослыть эксцентриком и что нет ничего монотоннее эксцентричности; способы стать оригинальным эксцентриком очень ограничены. То же можно сказать и о всех результатах греха, то есть о действии бесов и нашем внутреннем разрушении, потому что грех однообразен, и, быстро истощив все возможности, мы без конца возвращаемся к одному и тому же.
На это противоположение следует обратить особое внимание, и если мы хотим себя познать, то должны прежде всего видеть одно из его последствий, а именно: по отношению к обществу – будь то общество светское или мистическое общество, каковым является Церковь – мы определяем себя в категориях отрицания другого. Самоутверждение всегда равносильно отвержению, отрицанию другого. Как только мы принимаем другого, мы уже не можем утверждать себя по прежнему резко и безаппеляционно, не можем другого отбрасывать и не принимать его реального, конкретного и полного присутствия. Для нас это равносильно самоисключению. И слова Сартра «ад – это другие» мы можем понять именно в таком смысле: это те «другие», которые неотвратимо нас окружают, от которых нам некуда деться, которые безжалостно нам навязаны, когда мы сами хотели бы навязать им себя так, чтобы они были периферией, а мы, каждый из нас – абсолютным центром, пользующимся той уверенностью и тем покоем, которыми обладает центральная точка в сравнении с периферией.
Итак, самоутверждение равносильно отрицанию другого. Но самоутверждение индивидуума есть и отказ от самой способности любить, потому что любить – это прежде всего признавать в другом само его существование, признавать, так сказать, актуальность другого; признавать, что другой радикально, полностью, до конца от меня отличен; признавать его как факт и воспринимать его не как нечто опасное, а как реальность благую, как участника в общей гармонии вселенной и относиться к нему соответствующим образом, то есть с уважением, чувством почтительности, я бы даже сказал поклонения – в смысле того уважения, которое пробуждает в нас желание и волю к совершенному и полному служению. Любить кого-то – это прежде всего признать за ним право на существование, дать ему «право гражданства» и занять по отношению к нему периферийное место, а затем с этой
