религия рабов, но я в те дни не знал о Ницше, поэтому мне оставалось только резко отреагировать. Я решил опровергнуть факт существования Бога, прочитав Евангелие. Вернувшись домой, я попросил его у матери. Она дала мне книгу, которая до сих пор у меня хранится как сокровище. Я быстро обнаружил, что Евангелий четыре, решил, что одно должно быть короче остальных, и поскольку не ожидал ничего хорошего ни от одного из четырех, выбрал самое короткое. И тут я попался, потому что самое короткое Евангелие от Марка было написано апостолом для таких юношей, как я, молодых древнеримских грубиянов. Но, возможно, и это бы не убедило меня ни в чем, если бы во время чтения я внезапно не осознал, что по другую сторону стола Кто-то есть. И это, вне всяких сомнений для меня, был Сам живой Господь Иисус Христос. Я не могу объяснить этого, вы можете сказать, как многие говорили, что у меня был психоз и я был в каком-то безумном состоянии, – но в тот момент я был абсолютно уверен, что в комнате Кто-то есть, и абсолютно уверен, Кто именно. А если это правда, то все остальное – тоже правда.
Потом было принятие монашества и через некоторое время – священства. Вскоре после войны произошел еще один судьбоносный поворот в судьбе Антония Блума. Он собирался служить приходским священником во Франции, но во время поездки в Великобританию его пригласили стать капелланом в организации, занимавшейся развитием отношений между Англиканской и Православной Церквями. Англия так очаровала его, что он с готовностью согласился. Вскоре монах стал священником, священник – епископом. Это был смелый шаг – будущий владыка не знал ни слова по-английски и должен был выучить язык с нуля в возрасте 35 лет. Сегодня митрополит Антоний регулярно ездит из Лондона в Россию.
– Что именно вы чувствуете по отношению к своей родине, России, путешествуя между Востоком и Западом?
– Трудно сказать. Моя первая поездка была потрясающим опытом, тем, что на Западе назвали бы патологической любовью русского к своей земле, к небу, к березам, к русским пейзажам, и все это нахлынуло как страсть, как опьянение. Слышать, как все вокруг говорят на твоем языке, не думать о том, что делаешь грамматические ошибки, что не можешь подобрать правильное слово, как случается, когда я говорю по-английски. Все, что представляет собой современная Россия, было и до сих пор очень чуждо мне. Но то, что русские назовут «вечной Россией», дух страны, дух народа, борьба за истину и справедливость, свойственная русскому сердцу, – все это заставляет меня преклоняться, и я всегда возвращаюсь из России с ощущением, что, несмотря на официальное безбожие, на жестокость и трудность жизни, я вернулся из страны, в которой первостепенными являются духовные, а не материальные вопросы.
– Вы не раз говорили, что молитва может быть не только сильна, но и опасна. Что именно вы имеете в виду под «опасной»?
– Я употребил это слово, чтобы подчеркнуть, что нельзя подходить к Богу так, как турист подходит к интересному зданию. Нельзя обратиться к Богу без осознания того, что эта встреча – самая главная в жизни, потому что отвергнуть Бога, отвернуться и сказать «Нет, Ты не интересен мне настолько, чтобы я этим озаботился» – это навлечь на себя погибель.
Дело не в том, что Бог осудит нас, а в том, что, отвечая так, мы на самом деле говорим: «В таком случае то самое, что делает меня человеком, не имеет для меня значения».
– Вы также говорите о том, что очень важно осознанно принять факт смерти, что вера может быть суровым, даже жестоким испытанием. Вы не боитесь такими взглядами, по крайней мере, высказывая их в такой форме, отпугнуть людей?
– Я думаю, было бы большим благом, если бы некоторые люди были отпугнуты, а те, кто способен ответить, восприняли бы свою веру с ощущением полной ответственности. Я думаю, христианство постепенно в течение последних столетий становится все более успокоенным – и это его разрушает. Вначале христианство было вызовом, вызовом жизни и смерти. Сегодня большинство Церквей пытается приспособиться к современной ситуации. Я много раз говорил сторонникам такого aggiornamento [53], что в общем согласен с этим принципом – только приноравливаться нужно не к сегодняшнему дню, а ко Дню Господню.
– Что вас больше всего сейчас заботит?
– Я хочу научиться быть более цельным, быть истинным собой перед Богом и людьми, сбросить с себя все непохожее на то, чем я являюсь. Мне недостаточно просто не быть камнем преткновения, я хочу быть ступенью. И если люди вокруг меня смогут услышать послание, которое больше меня самого, я скажу: «Слава Богу!»
– Нет ли опасности, что люди слишком сильно сосредоточиваются на вас, а не на том, что вы представляете?
– Уверен, что такое случается, но это не означает, что я должен перестать говорить об истине. Да, бывает, что мы слишком много внимания уделяем сосуду вместо его содержимого, но я надеюсь, что с моей смертью люди освободятся от влияния моей личности и останется только весть об истине. И в каком-то смысле, хотя я и хочу продолжать жить, проповедовать, помогать людям, мне радостно при мысли о том, что однажды они освободятся от меня и не останется ничего, кроме слова истины.
К беседе «Зачем Бог сотворил мир». В г. Бродстерс (Broadstairs) проводились регулярные конференции, организованные Англикано-православным содружеством святого Албания и преподобного Сергия. На фото: митрополит Антоний во время конференции в Бродстерсе, около 1965 года
К беседе «Закон временный и вечный». Афиша и листовка одноименной лекции митрополита Антония в Университете Вестфилда (Westfield College) в рамках регулярных, установленных в 1915 году Констанцией Майнард лекций по богословию (Maynard-Chapman divinity lectures). Вестфилд-колледж в то время был частью Университета Лондона, в настоящее время влился в Лондонский университет королевы Анны. Первоначально в нем обучались только женщины. С 1964 года образование стало совместным
К беседе «Дух и психика, или Парадокс душевной стабильности». Это доклад митрополита Антония на конференции англиканских капелланов, работающих в области высшего образования (Anglican Chaplains in Higher Education). Затем доклад был опубликован в ежеквартальном бюллетене Sensation. На илл.: разворот журнала Sensation (к сожалению, сохранился только такой обрезанный скан), Великий пост
