что-то по-человечески очень важное в той бесчеловечной ситуации.
– Что с вами было, когда Франция была оккупирована в 1940 году?
– В 1940 году меня демобилизовали, и я нелегально вернулся в Париж, где делал вот что: какое-то время я работал в больнице, затем мне пришлось уволиться, так как мы участвовали в движении Сопротивления, и я как врач присоединился к этому движению на севере Франции, затем я преподавал в средней школе и затем был мобилизован для службы в гражданской обороне: мне дали две машины скорой помощи, чтобы я ездил по местам бомбардировок и делал срочные операции – все это полностью занимало мою жизнь.
– А ваш опыт участия в движении Сопротивления обогатил как-то ваше знание о Боге?
– Тогда было одно переживание, которое меня невероятно потрясло. Это случилось сразу после освобождения Парижа в 1945 году, когда началась настоящая охота на тех, кто сотрудничал с немцами. Я вышел из дома и оказался в толпе людей, которые издевались над таким человеком. У него были связаны руки за спиной, половина головы обрита, он был сильно избит, все лицо в синяках, и люди кричали на него. Это был один из тех, кто во время немецкой оккупации продал не одну жизнь за деньги, и теперь его водили по тем улицам, где когда-то он сам орудовал. В тот момент я ничего не сделал, просто стоял в оцепенении, а когда толпа прошла, я спустился в метро и вдруг понял, что именно так толпа когда-то смотрела на Христа. И эти два образа слились у меня совершенно в одно целое. Я, конечно, понимал, что этот человек натворил бед, а Христос ничего такого не делал, но в глазах этих людей разницы никакой не было, кроме того, что одни когда-то видели Одного Человека, а другие сейчас другого, но тех, кто видел когда-то Христа, невозможно было бы убедить, что они видели не злодея. Меня это поразило, потому что я вдруг осознал, насколько истинны были слова Христа, когда Он говорил: «Не судите, не судите, воздержитесь от осуждения, потому что то, что вы видите, может оказаться абсолютной неправдой на глубинном уровне». Я не имею в виду, что у того человека была иная глубина, я не могу об этом судить, невозможно измерить чужую глубину. Единственно возможное – поступать согласно тому, что видишь, но внутренне воздержаться от суда, отказаться от ненависти, отказаться от вынесения приговоров.
И разумеется, это умение невероятно важно в жизни врача, но не менее важно оно, на мой взгляд, в жизни политика и просто любого человека, потому что, если мы не готовы считать других людей такими порядочными, какими хотели бы, чтобы считали нас, мы не имеем никакого права требовать подобного отношения к себе.
– И все же для того, чтобы общество могло нормально существовать, ему приходится часто судить людей. Например, может быть у закоренелого преступника и есть где-то в глубине порядочность, но для безопасности общества с ним необходимо поступать как с закоренелым преступником. Как решить эту проблему?
– Я думаю, что нам время от времени приходится отвечать насилием на насилие, силой на жестокость и так далее, именно потому, что мы не способны справиться со всем этим никак иначе. Сейчас нам необходимо обеспечивать обществу возможность выживать, а людям – возможность жить, не подвергаясь постоянной смертельной опасности, насилию, жестокости, но что нам нужно остановить в себе – это ненависть.
– Было ли вам сложно не испытывать ненависти к немцам, когда вы участвовали в движении Сопротивления?
– У меня были приступы негодования, но к началу войны, как мне кажется, уже сформировался прочный эмоциональный блок в этом отношении. Я был готов сражаться, но, с другой стороны, я был совершенно уверен, что тот немецкий солдат или тот человек, который стоит напротив меня, не заслуживает никакой ненависти, так как мы оба попали в этот круговорот не по своей воле, выбор у него был не больше, чем у меня. Так случилось, что он по ту сторону баррикады, но это не давало мне никакого права испытывать ненависть лично к нему.
– Но ведь некоторые из них сами сделали свой выбор – я думаю в данном случае о гестаповцах и подобных людях, например нацистах-фанатиках. Вы когда-нибудь попадали к ним в руки?
– Как-то меня схватили в метро, но через десять минут мне удалось сбежать. Мы с мамой обсуждали такую возможность, когда я присоединился к движению Сопротивления, и мы пообещали друг другу следующее: один из нас ни за что не сломится, даже если другого будут мучить у него на глазах, и, с другой стороны, что бы ни случилось с одним, другой не будет пылать ненавистью к немцам и их пособникам за их злодеяния.
– Даже к мучителям?
– Да. Это то, что мы пообещали друг другу сделать. Я не знаю, насколько у нас получилось бы сдержать слово, если бы что-то на самом деле случилось, но мы тщательно обдумали эту ситуацию и были решительно настроены хотя бы попытаться этому следовать.
– Возможно, если бы вас поймали, у вас ничего бы не получилось, мы ведь знаем, что множество людей, которые попали к немцам с подобными намерениями, были сломлены. Умаляет ли это того, кто не выдержал?
– Я думаю, он становится менее человечным, чем тот, кто выдержал, в том смысле, что в ту секунду, когда вы поддаетесь ненависти, вы оказываетесь практически в том же лагере, что и ваш мучитель. Знаете, один английский писатель как-то сказал: «Человек всегда становится подобным тому, с чем борется», и мне кажется, это правда. Если мы принимаем в сердце ненависть, мы становимся на сторону делающего зло. И только если мы отказываемся ненавидеть, мы побеждаем.
– Почему вы решили принять священнический сан?
– В годы оккупации я вдруг почувствовал, что когда принял монашеские обеты, я отказался, или думал, что отказался, от всего, что считал незначительным для себя, ради сохранения внутренней жизни, «своего сада, заботливо окруженного оградой», где мог счастливо быть с Богом. И вдруг почувствовал, что если я сделал лишь это – то я не сделал ничего. Я наткнулся на отрывок из пророка Исаии, который, видимо, неверно прочитал и понял. Его смысл, как мне показалось, был такой: «Отдай свою душу голодным на съедение». Там не было конкретно этой фразы, это примерный смысл. И я почувствовал, что если эти слова истинны, то мне нужно выбрать такой жизненный путь, чтобы каждый желающий мог бы
